— Но я могу работать, — воскликнул Юргис. — Я могу заработать!

— Конечно, — ответила она. — Но ты был в тюрьме. Откуда нам было знать, когда ты вернешься? Доктора не хотят работать даром.

Мария рассказала ему, как она пыталась найти акушерку и как все они запрашивали, кто десять, кто пятнадцать, а кто даже двадцать пять долларов наличными.

— А у меня было всего двадцать пять центов, — сказала она. — Я истратила до последнего гроша все свои сбережения. Я задолжала доктору, лечившему мне руку, и он перестал ходить, потому что думает, что я не хочу ему платить. Анеле мы должны квартирную плату за две педели, она, бедная, сама чуть не голодает и боится, что ее выгонят на улицу. Мы занимали и просили, у кого только можно, и больше ничего не в состоянии сделать.

— А дети? — воскликнул Юргис.

— Детей уже три дня нет дома из-за плохой погоды. Никто не мог предвидеть, что случится. Это произошло неожиданно, на два месяца раньше, чем мы ожидали.

Юргис ухватился за стол, около которого стоял. Лицо его побелело, руки дрожали, казалось — он вот-вот лишится чувств. Но вдруг Анеля поднялась и, ковыляя, направилась к нему. Пошарив в кармане юбки, она вытащила грязную тряпку, в которой было что-то завязано.

— На, Юргис! — сказала она. — Вот деньги. Гляди!

Она развернула и пересчитала — тридцать четыре цента.

— Иди, — сказала она, — и попробуй найти кого-нибудь сам. А вы что же? Дайте ему денег! Когда-нибудь он отдаст. А пока ему будет полезно чем-нибудь заняться, даже если из этого ничего не выйдет. Когда он вернется, может быть, все уже кончится.

Тут и другие женщины вывернули свои кошельки. У большинства была только мелочь, но они отдали ему все. Одна из оеседок, миссис Ольшевская, муж которой был квалифицированным быкобойцем, хотя и пьяницей, дала почти полдоллара. В результате составилась сумма в один доллар с четвертью. Юргис сунул деньги в карман, не выпуская их из зажатого кулака, и бегом отправился в путь.

«Мадам Гаупт, акушерка» — гласила вывеска, качавшаяся над пивной под окном второго этажа. На боковой двери висела табличка с изображением руки, указывавшей на грязную лестницу. Юргис поднялся, шагая через три ступеньки.

Мадам Гаупт жарила свинину с луком и оставила дверь полуоткрытой, чтобы лучше вытягивало чад. Когда Юргис постучал, дверь совсем раскрылась, и он увидел хозяйку с запрокинутой над головой черной бутылкой. Он постучал громче, и тогда женщина спохватилась и поставила бутылку. Мадам Гаупт была невероятно толстая голландка, переваливавшаяся при ходьбе, словно шлюпка на океанских волнах, отчего посуда в буфете подпрыгивала и дребезжала. На ней был грязный синий капот, а зубы у нее были черные.

— В чем дело? — спросила она, заметив Юргиса.

Он бежал всю дорогу как сумасшедший и так запыхался, что едва мог говорить. Волосы у него растрепались, глаза блуждали — он был похож на выходца с того света.

— Моя жена! — с трудом проговорил он. — Идите скорей!

Мадам Гаупт сдвинула сковороду на край плиты и вытерла руки о капот.

— Вы хотите, чтобы я на роды пошла?

— Да.

— Я только что с родов и не успела даже пообедать. Впрочем, если это так спешно…

— Да! — выкрикнул он.

— Ну что ж! Пожалуй, пойду. Сколько вы заплатите?

— Я… я… а сколько вы хотите? — пробормотал Юргис.

— Двадцать пять долларов.

У него вытянулось лицо.

— Я столько не могу, — сказал он.

Голландка пристально посмотрела на него.

— Сколько же вы дадите? — спросила она.

— Платить надо теперь, сейчас же?

— Да. Так поступают все мои клиенты.

— Я… у меня мало денег, — в мучительном страхе начал Юргис. — Я попал в… в беду… у меня вышли все деньги. Но я заплачу вам… до последнего цента… при первой возможности. Ведь я могу работать…

— Какая у вас работа?

— Я теперь без места. Буду искать работы. Но я…

— Сколько у вас есть сейчас?

У него еле хватило духа ответить. Когда он произнес: «Доллар с четвертью», — акушерка рассмеялась ему в лицо.

— За доллар с четвертью я и шляпы не надену, — сказала она.

— Это все, что у меня есть, — прерывающимся голосом умолял Юргис. — Я должен привести кого-нибудь, а то моя жена умрет. Я ничего не могу поделать… я…

Мадам Гаупт снова поставила свинину на огонь. Она повернулась к Юргису и ответила из облаков пара:

— Достаньте мне десять долларов наличными, тогда остаток вы можете выплатить в течение месяца.

— Я не могу… у меня нет! — возражал Юргис. — Говорю вам, что у меня всего доллар с четвертью.

Женщина отвернулась к плите.

— Я не верю вам, — сказала она. — Это все разговоры, чтобы обмануть меня. Как случилось, что у такого здоровенного парня остался всего доллар с четвертью?

— Я прямо из тюрьмы, — сказал Юргис, готовый ползать перед ней на коленях, — а у меня и раньше денег не было. Моя семья чуть не умерла с голоду.

— Где же ваши друзья, почему они не могут вам помочь?

— Они все бедняки, — ответил он. — Вот все, что они могли дать. Больше мне не удалось достать…

— Разве вы не могли продать что-нибудь?

— У меня ничего нет! Говорю вам, у меня ничего нет, — в отчаянии крикнул он.

— Так отчего же вы не займете? Разве лавочники не верят вам?

Видя, что он только качает головой, она продолжала:

— Послушайте, если вы пригласите меня, вы останетесь довольны. Я спасу вам жену и ребенка, и это не будет слишком дорого. Если вы их потеряете, то каково вам будет? А тут перед вами дама, которая знает свое дело. Я могу направить вас к людям, живущим в этом квартале, и они скажут..

Мадам Гаупт убедительно тыкала вилкой перед носом Юргиса. Ее слова оказались последней каплей. В отчаянии он махнул рукой и повернулся к выходу.

— Ни к чему все это, — бросил он, но вдруг опять услышал за собой голос акушерки:

— Для вас пусть будет пять долларов.

Она шла за ним, продолжая его уговаривать.

— С вашей стороны глупо не соглашаться, — говорила она. — В такой дождливый день никто не пойдет за меньшую сумму. Да и я еще так дешево никогда в жизни не брала! Я не имела бы чем платить за мою комнату, если бы…

Юргис прервал ее ругательством.

— Чем я заплачу, — яростно закричал он, — если у меня нет, черт побери! Я заплатил бы, если бы мог, но говорю вам, что у меня нет. У меня нет! Слышите вы: у меня нет!

Он снова повернулся к выходу и спустился уже до половины лестницы, прежде чем мадам Гаупт успела окликнуть его:

— Подождите! Я пойду с вами! Подождите!

Он вернулся в комнату.

— Тяжело думать, что кто-то страдает, — меланхолически заметила она. — Пойти с вами за те деньги, что вы предложили, это все равно, что даром. Но я постараюсь помочь вам. Далеко ли это?

— Три или четыре квартала.

— Три или четыре? Значит, придется промокнуть! Gott im Himmel![24] Это стоит дороже! За доллар с четвертью в такую погоду!.. Но послушайте-ка, вы скоро заплатите мне остальные двадцать три и три четверти доллара?

— Как только смогу.

— В течение месяца?

— Да, в течение месяца, — ответил несчастный Юргис. — Все, что хотите! Только скорее!

— А где доллар с четвертью? — настаивала неумолимая мадам Гаупт.

Юргис положил деньги на стол. Акушерка пересчитала их и спрятала. Потом она снова вытерла свои жирные руки и начала собираться, ни на секунду не переставая брюзжать. Полнота мешала ей двигаться, и она все время охала и сопела. Она сияла капот, не потрудившись даже повернуться к Юргису спиной, и надела корсет и платье. Потом она так долго прилаживала черную шляпу, искала зонтики собирала в мешок валявшиеся в разных местах инструменты и принадлежности своего ремесла, что Юргис чуть с ума не сошел от нетерпения. Всю дорогу он шел на четыре шага впереди акушерки, по временам оглядываясь, как будто мог силой своего желания заставить ее поторопиться. Но мадам Гаупт способна была только еле-еле ковылять, да и то ей не хватало дыхания.