Куны используют растительные краски, приготовленные из цветов или сока деревьев. Рисунок состоит из одной черной линии; со лба она спускается до кончика носа. На вопросы туристов женщины-куна обычно отвечают, что линия — это всего-навсего женское украшение. Но, несомненно, этот рисунок определяет социальное положение в общине или племени.

Философская система кунов — весьма сложный сплав бытия и мистики. Покоится она на четырех главных принципах, которые называются «пурба», «туле», «нига» и «кургин» и соответственно означают состояние души, жизнеспособность, способность действовать и талант к тому или иному виду деятельности. Конечно, эти четыре «кита» философии кунов относятся скорее к области прошлого. Юноша или девушка теперь могут выбирать специальность по собственному желанию, а не потому, что нэле определил: «Быть тебе рыбаком, а тебе — воспитывать детей». Возивший меня по островам Альберто Переа стал мотористом не по предначертанию нэле и не по зову души: он нашел работу.

— Когда я стал работать в «Посаде Анаи»,— рассказывал Переа,— патрон Гонсалес сказал: «Рыбу ты ловить умеешь. И крышу ремонтировать умеешь. И с лодкой управляешься. Но сейчас этого мало. Нужно осваивать технику — без нее нам туристов не видать». Вот и пришлось учиться управлять катером, разбираться в моторе.

Моторист-самоучка, умелец на все руки, он стал для меня символом необратимого процесса перехода кунов к новой жизни. Переа еще числится членом общины, но его связи с нею иные, чем у его отца. Переа шесть дней в неделю работает на патрона, получая за все про все двенадцать с половиной бальбоа. Да и многие обитатели островов — например, Налунеги, где живет около 250 человек,— так или иначе обслуживают туристов. Отец Переа еще выменивает на кокосовые орехи, овощи или рыбу нужные ему товары в лавке. Переа-сын одежду, школьные принадлежности для детей покупает на зарплату.

Патрону Переа, Альберто Гонсалесу, удалось подняться на верх имущественной лестницы. Он — владелец «Посады Анаи», нескольких катеров и моторных лодок, бетонного дома. Но, как Переа зависит от Гонсалеса, так и сам Гонсалес зависит от столичных дельцов, организующих поездки туристов на Сан-Блас и выколачивающих из него все, что только можно выколотить из «индейца».

И все же Гонсалес — предприниматель, а Переа — наемный труженик.

...Три-четыре десятилетия назад в Панаме мало кто слышал о кунах. Сегодня самолеты, лодки, подвесные моторы, цемент, транзисторы и металлическая посуда — признаки процесса, именуемого интеграцией кунов в панамское общество. Особо заметна она на крупных островах — Мамитупу, Ачутупу, Алиганди, Порвенире, но захватывает и малые острова. Моторист Переа не хочет теперь жить в хижине из пальмового листа, мечтает о доме с цементным полом, о моторной лодке, о транзисторном приемнике, а главное — о проигрывателе.

— Проигрывателе? Но почему? — спросил я.

— Красиво,— ответил Переа,— видел однажды в городе, в окне магазина...

Традиционная община кунов распадается. Одни подаются на заработки в город или на крупные острова, нанимаются обслуживать туристов. Другие перебиваются случайными заработками.

У кунов кое-где сохраняется традиция, по которой родители содержат своих детей, даже взрослых, тех, кто обзавелся собственной семьей, до тех пор, пока те сами не начнут зарабатывать. Леонардо, сайла с Корбиски, уже не пользуется тем авторитетом, когда каждое его слово было законом, он — не более чем внешний символ общинного уклада. Раньше он мог сказать: «Завтра никто с острова не отлучается. Будем сооружать хижину для Сипу». И ослушаться его не смели, все оставались в поселке. Теперь наутро выясняется: один уплыл на рыбалку, другой отправился на «твердую землю», на участок.

Работа на благо общины до поры до времени служила мерилом уважения со стороны остальных. Ныне имущественное неравенство рвет внутриплеменные связи. И — парадокс — развитие традиционных ремесел усиливает этот процесс. Молы, статуэтки из дерева, плетеные гамаки теперь — предмет торговли.

История распорядилась так, что кунам приходится перескакивать из родоплеменного уклада в капитализм в условиях страны, которая еще не завершила борьбу за свое национальное освобождение и суверенитет.

Проведенные в панамской деревне правительством О. Торрихоса структурные реформы не могли не затронуть и архипелаг Сан-Блас. Когда значительная часть площадей на «твердой земле» была объявлена государственными резервациями и передана общинам кунов, они разбили участки на индивидуальные наделы, и... общинный метод хозяйствования был забыт.

На Налунеге работают государственные начальные шестиклассные школы с обучением на испанском языке. Учителя частенько переходят с испанского языка на язык кунов, разъясняя трудные места с помощью привычных понятий. Есть на островах школы при католических и протестантских миссиях. Но все же большая часть кунов остается неграмотной.

При правительстве О. Торрихоса впервые решили учитывать интересы кунов при разработке долгосрочной экономической политики. Но процесс этот непрост: у правительства недостаточно средств, чтобы оказывать кунам многостороннюю помощь. Да и среди кунов сильна инерция: главы племен, вожди и сайлы понимают, например, необходимость образования, но сетуют, что школа «размывает» индейскую общину, усиливает тягу молодежи в город. Осознавая, что объединение в кооперативы — наименее болезненный путь врастания кунов в современность, они жалуются, что рыболовецкие кооперативы «лишают остальных кунов рыбы».

— Мы живем ногами в прошлом, а головой в будущем,— сказал сайла Леонардо.

— А сердцем? — спросил я.

— Сердцем мы всегда на наших островах. Прошлое... Будущее...— задумчиво продолжал Леонардо.— А сегодня? Выход для кунов — в сохранении общины. Но и без школы, без кооператива тоже не обойтись, а то молодежь уйдет навсегда. Трудное, трудное время,— повторил он.— Что будет с нами?

На архипелаге пока весьма прочен запрет на браки кунов с представителями других племен. В этом, по мнению старейшин, чуть ли не единственный путь «выживания» кунов. Девушки пока подчиняются воле родителей, но парни все чаще покидают острова. На перешейке они получают среднее и даже высшее образование, включаются в общественно-политическую жизнь страны, в частности, активно участвуют в студенческом движении, в деятельности демократических партий и организаций. Словом, начинают сознавать себя частью панамского народа и связывать свое будущее с борьбой за социальный прогресс, за демократию.

Эти настроения с каждым годом сильнее и явственнее дают о себе знать на так называемых генеральных конгрессах кунов: один-два раза в год здесь обсуждают и решают религиозные, юридические и административные вопросы.

Тридцатилетний Мигель-де-Леон был избран первым представителем народа куна в Национальной ассамблее — высшем органе власти Панамы. Всего от кунов избирается в ассамблею три депутата.

В генеральных конгрессах участвует все взрослое население архипелага — во всяком случае, так это представляется старейшинам кунов. Но в последнее время молодые лидеры все острее критикуют архаичные формы управления жизнью общин, обвиняют старейшин в том, что под предлогом «заботы о сохранении традиций и чистоты нравов кунов» они стараются сохранить свое господствующее положение, разоблачают случаи преследования тех, кто настаивает на демократизации внутренней жизни общин.

Хотя правая печать Панамы замалчивает это усиление демократических тенденций среди кунов, правда об этом все чаще вырывается за пределы генеральных конгрессов. Левые силы решительно поддерживают борьбу передовой молодежи кунов.

Пока историки и этнографы ломают головы над происхождением кунов, пока правительственные органы изыскивают пути и способы «вписать» кунов (как, впрочем, и другие индейские народы) в общий поток социально-экономического развития страны, социологи все чаще приходят к выводу, что в будущем куны, «дети природы», будут полностью ассимилированы панамской нацией. Но насколько болезненной будет эта ассимиляция для самих кунов, в какой степени удастся им сохранить свое «этническое лицо»?