На обширной территории городища возвышалось с полдюжины храмов. У подножия одного из них помощник Панде — Нараян Вияс — обратил мое внимание на то, что вспаханная почва полна древних черепков. На склонах этого холма просматривались остатки кирпичных террасных стен, по которым можно было заключить, что здесь некогда стоял храм площадью 20 х 20 метров, а то и больше, если учесть, что часть сооружения скрывалась под землей. Если холм перенести на Мальдивы, все посчитали бы его хавиттой.

Не зная языка, я не мог объясниться с рабочими, расчищавшими остатки стен на дне глубокой траншеи, но хотелось напоследок как-то выразить свое восхищение их трудом. Инстинктивно я прибег к тому самому слову, каким недавно поощрял наших рабочих на Мальдивах,— одному из тех немногих мальдивских слов, которые успел запомнить.

— Бараборо,— произнес я с улыбкой, показывая на расчищаемые ими профилированные камни.

— Бараборо! — весело отозвались они.

. Не берусь сказать, кто из нас был больше удивлен, что нашлось слово, понятное обеим сторонам. Я как-то забыл, что в этой части Индии, в языках урду и гуджаратском, как и на Мальдивских островах, «бараборо» означает «хорошо», «замечательно». И это лишь одно из целого ряда слов, побудивших языковедов искать на севере Индии корни языка дивехи.

Возвращаясь из Маха-Део-Пуры, я говорил себе, что язык и мифы сослужили добрую службу археологам, указав на эту область как на общую прародину королевских династий Шри Ланки и Мальдивов.

На обратном пути в приморье водитель сделал остановку, чтобы показать мне несколько «уау» («вав»), которыми знаменит Гуджарат. Огромные подземные гидротехнические сооружения. В основном, колодцы, оформленные, как храмы, искусно декорированные, с ритуальными лестницами. Некоторые колодцы настолько велики и вода залегает так глубоко, что лестница состоит из нескольких пролетов, напоминая спуск в метро. Возраст этих замечательных образцов строительного искусства очень велик. Гуджарат явно входил в область распространения родственных гидротехнических цивилизаций, процветавших по всей Западной Азии, начиная с III тысячелетия до нашей эры. Шумерские тексты изобилуют упоминаниями о больших судоходных каналах и сложных оросительных системах, для строительства и расчистки которых правители не жалели сил и средств. На острове Бахрейн датские археологи открыли подземные водоводы весьма совершенной конструкции, известной по раскопкам в Иране. По другую сторону Ормузского пролива я с изумлением осматривал в Омане древние «фаладжи». На глубине до десяти метров в недрах пустыни тянутся облицованные камнем многокилометровые тоннели со смотровыми колодцами. Требуемый напор воды поддерживался за счет того, что фаладж, начинаясь в верхней части ущелья, спускался вдоль реки, затем нырял под ее ложе и вновь выходил на поверхность. Древние строители знали, как управлять водным потоком. Неудивительно, что на Шри Ланку прибыли уже готовые мастера этого дела, а на Мальдивах строили прекрасные бассейны, где поступление пресной воды регулировалось при помощи отверстий в донном настиле. В наше время большинство потерпевших кораблекрушение, выплыв на берег соленой лагуны, погибли бы от жажды, не сообразив, что можно добыть пресную воду, если докопаться до твердого известнякового основания атолла.

Восхищенный всеми уже виденными в Гуджарате проявлениями интеллекта, вкуса и мастерства древних людей, на другой день я стоял на краю освещенного жгучим солнцем, заполненного стоячей водой огромного резервуара. Печатный плакат извещал, что длина этого сооружения 218 метров, ширина — 37, а глубина 4,15 метра. В чашу необычного бассейна, сложенного из обожженного кирпича, не спускались никакие лестницы, но в одном торце открывался просвет со следами шлюзовой арматуры. Речь шла не о ритуальном бассейне, и плоскость вертикальных стен не нарушалась скамьями. Я находился в древнем порту Лотхал. Резервуар сложили из особо прочного кирпича, что не боялся соленой морской воды.

Когда я был здесь в прошлый раз, меня удивили малые размеры входа в док: суда, способные протиснуться в этот просвет, с таким же успехом можно было просто вытащить на берег. А для чего тогда служила большая пристань из сырцового кирпича с многочисленными складскими помещениями? Все убедительно говорило о том, что перед нами док, и я попросил разрешения заложить разведочный шурф. Двое рабочих вооружились лопатами и выкопали яму рядом с входом снаружи. Рыхлая земля и старые черепки — позднейшая засыпка... Входной канал первоначально был намного шире! Это наблюдение заставило меня внимательнее присмотреться к хорошо сохранившейся кладке с внутренней стороны. Древние лотхалские каменщики клали кирпич совсем как современные мастера: стык двух кирпичей приходился точно посередине кирпича в следующем ряду. Однако метра на два в каждую сторону от нынешнего входа этот принцип был нарушен, словно кто-то позднее добавил новые секции, чтобы сузить просвет.

Пробный шурф снаружи и неровная кладка внутри позволяли заключить, что на заре существования лотхалского порта в док свободно могли входить большие бунтовые ладьи. А уже потом широкий вход в просторный бассейн уменьшили до размеров скромного водослива, перекрываемого деревянными затворами.

Я приехал в Лотхал в третий раз, и позади были раскопки на Мальдивах, где мы нашли древние привозные бусины. Одна из них, совсем крохотная, относилась к виду, который специалисты считают типичным для Лотхала. В маленьком местном музее были лотхалские ювелирные изделия. Прежде я как-то не обращал на них особого внимания, теперь же смотрел в оба. В одной стеклянной витрине лежало ожерелье из круглых агатовых бусин коричневого цвета, чередующихся с белыми цилиндрическими бусинами из камня или раковин, просверленными вдоль.

Оба эти вида также встретились нам на Мальдивах, причем в точности совпадали и форма, и величина. Надпись на дощечке гласила: «Индские бусины из полудрагоценных камней, пользовавшиеся большим спросом в Шумере, Бахрейне, Эламе и Египте, изготавливались в Лотхале и вывозились в далекие страны».

Индийские археологи считают, что древний порт перестал функционировать после того, как около 1900 года до нашей эры исключительно сильный паводок закупорил вход в портовый бассейн, положив конец процветанию Лотхала. Однако до тех пор Лотхал успел заполучить раковины каури, которые можно увидеть в соседней с бусинами витрине. Импорт и экспорт. С импорта и экспорта, ставших возможными благодаря морским судам, началась цивилизация.

Заключение

Мы сидели на втором этаже музея «Кон-Тики» в Осло — Арне Шёльсволд, Юхансен, Миккельсен и я. В помещениях под нами находились бальсовый плот «Кон-Тики» и папирусная ладья «Ра-II», которые в каком-то смысле свели нас вместе, привив нам интерес к археологии островов.

А еще с нами был Кнют Хаугланд, директор музея и мой ближайший сотрудник за все годы, минувшие с той поры, как оба мы, пройдя на бальсовом плоту через океан, ступили на берег острова в Полинезии. Незаменимый член нашей группы, он превратил музей из сарая для временного хранения плота в подлинный научно-просветительный центр, доходы от которого идут на финансирование научных исследований.

Только что в музее побывал Аббас Ибрагим, министр канцелярии президента Мальдивской Республики. Готовилась экспозиция отдельных экземпляров из числа раскопанных нами камней.

— Так кто же открыл Мальдивы? — шутливо спросил Кнют.— Вы нашли ответ?

— Один ответ есть,— сказал Шёльсволд.— И возможно, он многих удивит. Эти острова не были случайно обнаружены первобытными мореплавателями. Их заселили представители высокоразвитой цивилизации, совершавшие в древности дальние плавания.

— Притом они уже были великими зодчими и художниками,— добавил Миккельсен.— И все это происходило до эпохи викингов в Европе.

— Возможно, даже во времена европейского неолита,— Юхансен с улыбкой указал кивком на мешочек с черепками, который он положил на стол между нами.