что день 5.ХИ - день особенных несчастий». Сол<о- губ> умер 5.ХН. Вы видите? Когда
приедете ко мне, я покажу Вам ста
тьи: все вырезки у меня хранятся, конечно. А приедете Вы непременно: мы оба
хотим этого, а это повелительно. Знайте путь: ст<анция> Певе (пятая за Нарвой).
Известите заранее - пришлю лошадь. Поезд из СССР приезжает в 10.55 веч<ера>.
Мне отрадно, что Ваша спутница «интеллектуальна». Я могу тоже самое сказать о
своей. В наши дни, - как это ни странно, - это редкостно. Нам надо ценить милость,
нам ниспосланную. Беречь надо подруг.
Да, лирическое ни в чести, и мы, вероятно, последние. На вечера ходят, как в
кунсткамеру. Так надо думать: тиража книг нет. Аплодируют не содержанию, не
совершенной стилистике, - голосу: его пламени, его негодованию, его нежности
беспредельной, всему тому, чего сами не имеют, перед чем подсознательно трепещут,
чего боятся. Двуногое зверье...
Я жду Вашего отклика: я буду знать, что письмо это Вами прочтено, - в пустоту
говорить тяжко. Хотя бы кратко скажите о получении. Тогда вышлю Вам свою поэму
«Роса оранжевого часа», тогда напишу Вам подробнее.
127
Так Вы понимаете «отшельничество» мое? Так Вы ему сочувствуете? Тем ближе
Вы мне.
«...И вновь о солнечном томится Крыме С ума сводящая меня мечта!»
К счастью, моя Тойла - Крым в миниатюре: море, нависшие отвесные скалы над
ним, леса. И в них — 76 озер. А на них — я в своей «Ингрид».
Любящий Вас Игорь
3
10 марта 1928 г.
ТоПа, 10.III.1928 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич!
«Драмы» очищают, углубляют, возносят, проясняют смутное и - я «не боюсь
смелости» сказать — обожествляют. Не забудьте, что в «драме» всегда страдание, оно
в ней обязательно, на нем основана она, — и что пленительнее него? В каждой драме
есть частица счастья: вновь получить или сохранить теряемое. Сколько «драм»
испытал я, но они - этапы в Божественное: я благодарю их. Я жму Вашу руку, ясно и
прямо смотрю в глаза Ваши.
Пятого марта я вернулся из Польши - этим объясняется несвоевременный мой ответ
на Ваше письмо. Поездка длилась полтора месяца
и утомила меня и жену. Я дал три вечера в Варшаве, прочел в Польском
Литер<атурном> о<бществе> доклад об эстонской поэзии, дал один вечер в Вильно и
выехал в Латвию, в Двинск, к одному местному поэту (русскому), человеку
обязательнейшему, усиленно меня звавшему к себе. Попутно, погостив у него четыре
дня, я выступил на ученическом закрытом вечере, прочитав «детворе» (от 14 до 18 лет)
десятка два новейших стихов о лесах и озерах эстийских. В Варшаве мы пробыли
ровно три недели, гостя у одного весьма популярного в Польше адвоката - поэта,
переводчика «Евгения Онегина» (целиком, конечно). В Вильно оставались девять дней.
Заезжали еще на два дня в Ревель, где был объявлен мой очередной вечер, на день в
Юрьев к милому поэту Правдину - лектору университета - и на день на курорт под
Юрьевом — Эльва — навестить угасающую в чахотке (лилии алой...) очаровательную
жену видного эстонского лирика, с которым нас связывают, — вот уже десять лет, —
дружеские отношения.
Было радостно вернуться к своим осолнечным в марте снегам под настом, и
легкокрылые - такие женственные - метели вот уже несколько дней, сменяя одна
другую, слепят наши глаза своими южными прикосновениями, лаская лица
мягковьюжными пушистыми руками. Но весна неотвратима, — это так ясно
чувствуется, и в миги затишья дали так бирюзовы, воздух так весел и прозрачен.
Сиреневый снег сумерек призрачен и предвешне тенист.
Благодарю Вас за стихи Ваши: счастье, м<ожет> б<ыть>, не в горах... Мы здесь
теряем представление о «нежности изабеллы» и не видим «ореховых садов». Нежность
парного молока, шорохи сосен — вот удел наш. Во всем надо находить очарование, —
ибо оно повсюду. Жить же не очаровываясь (хотя бы иллюзиями) поэт не может,
человеку не рекомендуется.
Фелисса Михайловна Вашей жене (Вы не сообщаете ее имени-отчества) и Вам, как
и я, шлет свой искренний привет.
Дружески Ваш, Вас любящий Игорь
4
2 сентября 1940 г.
2.1Х.1940 г.
Дорогой мне Георгий Аркадьевич!
Ваше письмо, сердечное и дружеское, меня искренне обрадовало: спасибо Вам за
128
него. Оба экземпляра я получил. Сообщаю Вам свой адрес с 1 апр<еля> 1939 г. Из
ТоПа уехал 7.Ш.1935 г.
И я очень рад, что мы с Вами теперь граждане одной страны. Я знал давно, что так
будет, я верил в это твердо. И я рад, что произошло это при моей жизни: я мог и не
дождаться: ранней весной я перенес воспаление левого легкого в трудной форме. И до
сих пор я не совсем здоров: постоянные хрипы в груди, ослабленная сердечная
деятельность, усталость после небольшой работы. Капиталистический строй чуть
совсем не убил во мне поэта: последние годы я почти ничего не создал, ибо стихов
никто не читал. На поэтов здесь (и вообще в Европе) смотрели как на шутов и
бездельников, обрекая их на унижение и голод. Давным-давно нужно было вернуться
домой, тем более что я никогда врагом народа не был, да и не мог быть, так как я сам
бедный поэт, пролетарий, и в моих стихах Вы найдете много строк протеста,
возмущения и ненависти к законам и обычаям старой и выжившей из ума Европы.
Я не ответил Вам сразу оттого, что ездил в Таллин по делам, побывал в полпредстве
и там справился о возможности поездки в Москву, дабы там получить живую работу и
повидать Вас и некоторых других своих друзей. Этот вопрос, однако, пока остается
открытым, но мне обещали вскоре меня известить.
Положение мое здесь из рук вон плохо: нет ни работы, ни средств к жизни, ни
здоровья. Терзают долги и бессонные ночи. М<ожет> б<ыть>, Вам легче собраться
сначала навестить меня и мою верную спутницу? Приезжайте, дорогой: квартирка у
нас небольшая, но очень милая, и для Вас местечко найдется.
Простите, что задержал ответ, - причину я объяснил. Вы же ответьте, по
возможности, сразу.
Примите наши приветы вам обоим.
Крепко жму Вашу руку. Всегда помню и люблю.
Игорь Северянин
Очень рад буду иметь Ваши новые книги.
5
12
сентября 1940 г.
Усть-Нарова, 12 сент. 1940 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич!
3сент<ября> послал Вам большое письмо, а сегодня лишь несколько строк и два
стихотв<орения>: м<ожет> б<ыть>, отдадите их куда-
либо, напр<имер> в «Огонек» или др<угой> журн<ал>, - этот гонорар меня весьма
поддержал бы.
Мне здесь сообщили, что в «Литературной газете» (от 1 сент<яб- ря>, кажется)
были помещены мои стихи, переданные в августе лично одним знакомым, который
заходил ко мне. Не сумеете ли Вы достать этот № и мне выслать, кстати, разузнать о
гонораре. Буду Вам чрезвычайно обязан. Ежедневно жду ответа Вашего на свое письмо
от ЗЛХ и обещанных книг. Спешу отправить это письмо. Сердечный привет, добрые
пожелания, надежда скоро увидеться. Ответ из Москвы еще не получен.
Всегда Ваш Игорь
Р. Б. В Таллине и Нарве Лит<ературная> газ<ета> продается, но в очень
ограниченном количестве экземпляров, так что сразу же бывает вся распродана.
Вы себе и представить не можете, мой милый Георгий Аркадьевич, как мне
хотелось бы повидаться с Вами. Немудрено: ведь столько лет мы не виделись, не
перекликались, ничего не знаем друг о друге, между тем как жизни уже заканчиваются
и так мало дней впереди...
И все-таки я полон энергии, вдохновения, желания работать на пользу Родины -
самой умной, мирной и порядочной из стран мира!