Федора Федоровича.
Ваше желание быть сожженной одобряю вполне. И я хотел бы того же. Благодарю
Вас за честь, мне оказанную, и за доверие. На практике не знаю, как поступить. И
потом: почему я должен пережить Вас?
При состоянии моего здоровья это просто невозможно. Я - в полном одиночестве.
122
Не первый год. Одно расстроилось, другое не могло наладиться. Горчайшую нужду
переживаю. Ничего ниоткуда не имею. Нередко не ем. Живу каким-то чудом. И сам не
знаю - к а к. Люди черствы и скотоподобны. Не помогают даже богатые. Конечно же, я
ничего ровно не пишу: люди недостойны Искусства!.. Для себя?! Я давлю в себе
малейшее вдохновенье. Болезнь сердца: застарелый аппенди
цит, сердце изношенное. Одышка, головные боли, частые и жгучие. Фелисса
Мих<айловна> сидит сидьмя в Тойле - совсем тоже больная и мрачная: почки
хронически болят. И душа.
Что касается Вакха, ему 1-го авг<уста> исполнится 16 лет. Окончил шестиклассную
начальную школу, один класс ремесленного, а осенью 1937 г. поступил в
Госуд<арственное> техн<ическое> учил<ище> с пятилетним курсом. Этой весной
блестяще, — без экз<аменов>, — перешел во второй класс. А строгости там
невероятные, и многих среди года даже гонят прочь. Еще 4 года должен учиться, и
тогда будет мастером на заводе с окладом около 50 $ в месяц. Но, увы: уже просто нет
никакой возможности с осени, т. е. с 1 сент<ября>, ему дальше учиться. Очевидно,
останется на зиму в Тойле при голодающей матери. Ужасно, дорогая, что я хочу и не
могу им ничем помочь! Равно и себе самому. Придется, видимо, не сегодня-завтра уйти
из этой несправедливой, издевательской жизни. Немыслимо переносить муки свои и
близких. А Вакх — хороший, честный, добрый, способный, деликатный. Не дать ему
образование — нельзя жить. Он сказал, что никогда не оставил бы нас с Ф<елиссой>
М<ихайловной>, окончив школу. Болезненно переживает невозможность окончания
школы. Еще бы: пансион в Ревеле стоит ему ежемесячно 11 долларов! Откуда же мы
можем бесконечно доставать такую сумму?! Первый год содержало Минсис- терство>
нар<одного> просв<ещения>, но с весны прислало формальный отказ: за неименьем
средств. Простите за откровенности — невеселые и жуткие. Всегда помним и любим
Вас, а если не пишем, не хотим ныть. И омрачать Вас. Асю целуем, целую Ваши ручки,
Ф<елисса> М<ихайловна> шлет сочувствие, сама совсем умученная. Будьте добры и
благостны!
Всегда любящий Вас Игорь
Напишите о получении этого письма и пишите впредь, прошу. В Тойле буду около
17-20 июля.
1
20 декабря 1920 г.
Toila, 20. XII. 1920
Светлый Собрат!
С удовольствием исполняю Вашу просьбу - посылаю Библиографию. Надеюсь, буду
получать журнал. Если я до сих пор жив, то только благодаря чуткой Эстии: эстонский
издатель выпустил 3 книги моих стихов, эстонская интеллигенция ходит на мои вечера
(1-2 раза в год), крестьяне-эстонцы дают в кредит дрова, продукты. Русские, за редкими
исключениями, в стороне. А русские издатели (заграничные, т. к. в Эстии их вовсе нет)
совсем забыли о моем существовании, напоминать же им о себе я не считаю удобным.
Если бы Вы в случайном разговоре с Заксом, Ладыжниковым или кем-либо из
других дали им понять, что я еще жив, Вы оказали <бы> мне этим громадную пользу,
тем более что «дорожиться» бы я не стал, находясь в таком тяжелом положении.
Попросил бы издателя, в случае желания, приобрести у меня одну или несколько
книг, выслать известную сумму герм<анских> мар<ок> чеком в заказн<ом> письме,
выслать сейчас же по получении от меня Рукописи желаемого тома.
Я пишу Вам все это потому, что интуитивно чувствую в Вас Челове- ка. Других
123
лиц, к котор<ым> я мог бы обратиться в Берлине, у меня нет.
С искрен<ним> уважен<ием>
Игорь Северянин
Estland, Eesti. Toila, Postkontor
Глубокоуважаемый collega!
Благодарю Вас за журнал и за предложение о книгах. В конце марта или в первых
числах апреля я буду в Берлине и тогда переговорю с г. Заксом. Только что вернулся из
Риги, где дал 2 концерта и подписал контракт на 11 концертов, между прочим, 3 в
Берлине. Надеюсь повидаться с Вами, чтобы лично поблагодарить. Имею 3 визы в
Голландию, на днях еду в Ревель хлопотать о германских транзитных. Для этого
необходимо, чтобы мне поспособствовали из Берлина. Но я там никого не знаю. Не
будете ли Вы добры заявить в Мин<истерство> ин<о- странных> д<ел>, что Вы меня
ждете. Извиняюсь за беспокойство, но Вы меня, надеюсь, оправдаете. Выезжаем из
Эстии в Двинск 15 марта.
Германия страшно задерживает обыкновенно присылку разрешения.
С подобной же просьбой я обращаюсь к редакции «Голоса России» и к г. Заксу. Что
касается присланного Вами листка, к сожал<ению>, ничего сообщить не могу нового,
т. к. живу 3 года в глуши.
С искр<енним> уваж<ением>
Игорь Васил<ьевич> Лотарев
Сообщаю на всякий случай сведения о себе и жене.
Игорь Вас<ильевич> Лотарев (Игорь Северянин), род<ился> 4 мая 1887 г. в
Петербурге. Русск<ий> под<данный>. Правосл<авный>.
Мария Васил<ьевна> Домбровская (Балькис Савская). Род. 20 ав- г<уста> 1895 г. в
Гродненской губ. Русск<ая> под<данная>. Право- сл<авная>.
Импресарио: Ханой Сролевич Лурье. Литовск<ий> под<данный>. Свед<ений> пока
о нем не имею. Проживает в Ковно и в Риге: все время разъезжает.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО РЕДАКТОРУ «ПОСЛЕДНИХ ИЗВЕСТИЙ»
Дорогой Ростислав Степанович!
Крепко целуя Вас за Вашу сердечную телеграмму, прошу оттиснуть следующее:
Выражаю, как это в подобных случаях принято, признательность поэтам за
посвященные моему двадцатилетнему юбилею «приятельские» стихи, знакомым и
незнакомым — за письма и телеграммы, газетам - за так называемые «приветственные»
статьи... Но больше всех благодарен я — хотя это, может быть, и совсем не принято —
неизвестному мне лично мальчику, Вите из Ревеля, принявшему мой призыв в
новогоднем номере «Последних известий» - как это и следовало всем сделать всерьез
— и поэтому приславшему сто эстонских марок.
Я горжусь, что еще (или уже?) существуют такие мудрые русские мальчики; он же
может гордиться в свою очередь тем, что подарил русскому - своему - поэту день
творческой жизни!
Предлагаю всем эмигрантским газетам перепечатать мое письмо.
Ревель 6.11.1925 г.
с.
1
10
марта 1926 г.
Toila, Огго, Estonie
Светлый Собрат!
Я вижу, Вы узнали о печали поэта, — я вижу это из поступка Вашего — поступка
истого художника. Сердцем благодарю Вас за отвлечение на полтора месяца меня от
прозы, за дарование мне сорока пяти дней лирического сосредоточия. В наши дни —
124
это значительный срок, и я рад употребить его на создание значительных строф.
Любивший Вас всегда Игорь-Северянин
2
23
января 1939 г.
Poste Restante, Narva Yoesuu, Estonie
Светлый Сергей Васильевич!
По совету Дм<итрия> Ал<ександровича> Смирнова, сообщившего мне и Ваш
адрес, я пишу Вам, - простите за тревогу, - это письмо.
В 1918 г. я уехал с семьей из Петербурга в нашу Эстляндскую гу- б<ернию>,
превратившуюся через год в Эстонию. До 1934 г. я объездил 14 государств, везде читая
русским, везде кое-что зарабатывая. Конечно, очень скромно, но все же жить можно