полковник и другие бывшие с ним у воевод лица отправились к митрополиту.

Воротившись от него, они сообщили воеводам, что митрополит изъявляет готовность

просить прощения за свою горячность в разговоре с воеводами. «За его досадные слова

к нам пусть его Бог простит,—сказали воеводы,—а вот как он говорил, что будет

биться с царскими людьми и иные непристойные слова, так этого утаить нельзя!» Они

послали обо всем донесение в Москву, а между тем, в Киеве стали строить острог на

прежде указанном месте. В Москве сочли, что до поры до времени нужно до известной

степени снисходить к непривычке новых царских подданных к своему положению и

послали в Киев воеводам царский указ объявить митрополиту, чтоб он не огорчался,

потому что вместо отобранной под постройку острога земли дана будет Софийскому

двору другая земля. Митрополит должен был поневоле смириться, но все-таки

продолжал относиться недружелюбно к царским воеводам; в следующем затем месяце

воеводы жаловались, что митрополит с ними не держит совета ни о каком деле. С своей

стороны царские воеводы начинали стеснять и духовную власть киевского

архипастыря. Так, митрополитъ' посылал игумена Златоверхомихайловского монастыря

Феодосия Василевича в Могилев, для отобрания после умершего нареченного епископа

церковных вещей, а в Слуцком монастыре этого Феодосия пригласили быть

архимандритом. Митрополит утвердил его в этом сане, но киевские воеводы объявили

Феодосию, чтоб он не смел ездить в Литву без государева указа. Вероятно

нерасположению митрополита следует приписать и то обстоятельство, что когда

получено было известие о победах, одержанных в Литве царем Алексеем Ми-

573

хайловичем и киевское духовенство должно было служить по этому поводу блого

дарственное молебствие, митрополит не был на таком молебствии, отговариваясь

болезнию, хотя и был принужден, когда ему в келии оффициально объявили о царском

торжестве, приказать в знамение радости палить из пушек в своем Софийском

монастыре. Перед Пасхою в том же году митрополит Сильвестр отправил тайно в

Варшаву двух чернецов сообщить королю, что православное духовенство вовсе не

хочет быть в соединении с московскими людьми и прежде никогда не изъявляло такого

желания, а теперь оно узнало, что Москва намерена их перекрещивать и онп желают

оставаться попрежнеиу под королевскою властью: пусть только король скорее пришлет

войско для их освобождения, а киевские жители постараются выгнать из Киева

московских людей. Тогда король вспомнил об одном греке, который был взят в плен на

берестечской битве. Звали его Иван Тафляры. Король приказал освободить его из-под

стражи, обласкал и поручил отправляться в Украину и распространять пять

королевских универсалов к войску запорожскому, в которых убеждали Козаков быть

верными Речи-Посполптой, так как уже их духовенство заявило желание быть под

королевской рукою.

Грек, получивши от польского короля этп универсалы, вместо того, чтоб их

распространять согласно королевскому указанию, вручил их Богдану Хмельницкому, а

потом отправился в Москву и там также сообщил о замыслах митрополита. Это

обстоятельство не повлекло однако за собою вредных последствий для митрополита. В

июле того же года Сильвестр Боссов испрашивал себе царского прощения за.

некоторые противности, но вместе с тем просил не давать веры клеветам,

распускаемым про него из ненависти. Гетман с своей стороны ходатайствовал за

митрополита и в письме к царю изображал его мужем святой жизни, много

потерпевшим за преданность православной восточной церкви. Тогда дело шло главным

образом о том, чтоб удержать малороссийскую церковь в давней зависимости от

константинопольского патриархата и чтоб ее не силовали подчиняться патриарху

московскому. Газом с ходатайством о митрополите гетман ходатайствовал пред царем и

о тогдашних архимандритах и игуменах, и в том числе о Феодосии Василевиче,

который и сам в своей челобитной оправдывался от злословия киевских воевод.

Вообще в Киевемалороссийские духовные сановники, люди, получившие высшее по

тому времени воспитание, с трудом могли сходиться с великороссиянами, которых

находили грубыми и невежественными. Впрочем, начальствовавшие в Киеве царские

служивые люди мало доверия встречали и от особ мирского звания. О киевском

наказном полковнике Павле Яненке царские воеводы писали к царю, что он

умышленно скрывает от них то, о чем доносит своему гетману. Кроме того, царские

воеводы писали, что в Киев нужно прислать поболее ратных людей «для шатости

черкасской». Выражаясь таким образом, они заявляли, что считают власть царскую

очень нетвердою в крае, так недавно, повидимому, добровольно подчинившемся

московской державех).

Но во все лето польское войско не начинало решительной войны. Оно не смело

идти на помощь к литовскому, потому что в таком случае Хмель-

!) Акты Южн. п Зап. Росс., X, 259, 387 390, 393, 399, 407, 431, 725, 751, 753, 774.

574

ницкий н Бутурлин, пользуясь беззащитностью южных пределов, могли

вторгнуться в королевство. Оно не начинало неприятельских действий в Украине,

потому что политика трудилась над приобретением союзников. Господари обязывались

действовать в пользу Польши и прислать вспомогательное войско; впрочем, Стефан в

то же время посылал мирные предложения и к Хмельницкому, а Хмельницкий, с своей

стороны, приглашал его принять покровительство московского царя и послать в

Москву бояр 1). По известию современника, господаря молдавского, у Хмельницкого в

Чигирине появился тогда Михаил, родственник валахского господаря, живший до того

времени при немецком императоре. Хмельницкий хотел отдать за него свою дочь, и, с

помощью валахского господаря Михайлова родственника, низвергнув молдавского

господаря, посадить вместо него своего зятя, а потом, с помощью Турции, которую

снова надеялся преклонить на свою сторону посредством обещаний подданства,

низвергнуть седмиградского князя и посадить на его место своего ската Лупула2). По

внушению Хмельницкого, московский государь послал к молдавскому господарю

Стефану и валахскому Матфею свои граматы, приглашавшие их содействовать

Хмельницкому и царю во имя единой веры. В грамате к Стефану говорилось: «когда

польский король Ян Казимир будет просить у тебя помощи на подданных наших

гетмана Богдана Хмельницкого и все войско запорожское, желая истребить истинные

христианские церкви и искоренить православную веру, ты, памятуя единую с нами

православную веру, ни в чем не помогай неприятелям нашим, которые всегда хотят

истребить нашу христианскую греческую веру и желают упадка наших церквей, но о

замыслах их давай знать нашему величеству, также бояр и воевод наших и Богдана

Хмельницкого гетмана войска запорожского о том уведомляй, а мы, великий государь,

обещаем тебе всегда нашу государскую милость». Но Стефан не был уверен, что

Московское Государство в борьбе с Польшею одержит верх, и потому отослал эту

грамату польскому королю в знак своей верности и признательности. Ян Казимир

извещал об этом седмиградского князя и заметил, что большая опасность грозит всем и

Турецкой империи в том числе, потому что русские соединяются под знаменем веры и

начинают уже возмущать своих единоверцев, турецких подданных: сербов, болгар и

греков а). Ракочи отвечал, что, к его удивлению, без всякого повода с его стороны,

Хмельницкий присылал к нему предложение возобновить дружбу 4). Ракочи так же

хитрил, как и молдавский господарь. Сам он как увидел, что над Польшей собирается

новая туча, предполагая что-нибудь для себя выиграть, обращался к Хмельницкому,