опоздала, то нам пришлось заключить с ляхами мир, но мир достойный, без нарушения

прежней дружбы с крымским ханом, которую желаем сохранить до конца дней своих,

равно как и быть верными подданными вашего царского величества. Султан Нуреддин,

находясь с нами в битвах, держал себя мужественно, как подобает доброму союзнику, а

потому достоин почета и награды от вашего царского, величества. Хотя мы и

помирились с ляхами, но держим ихт. в руках. Поэтому покорно просим ваше царское

величество дослать свои граматы к хану крымскому и повелеть, чтоб он хранил с нами

дружбу и находился при нас во всех сражениях, чтб и мы, с своей стороны, взаимно

ему обещаемъ» 1).

Расхвалив падишаху султанаНуреддина и приписав ему более того, что он сделал

для Козаков, Хмельницкий заключил договор с ним п с Карач-мурзою. Они стояли уже

на границе Украины с двадцатью тысячами татар и готовы были вступить по

мановению Хмельницкого. Как только гетман узнал, что белоиерковский трактат не

утвержден польскою нациею и, следовательно, не обязывает более Украины, он

пригласил татар и приказал козакам готовиться в поход налегке, без возов и

пожитковъ2). «Принимая во внимание, писал он в своем универсале от 24-го марта, что

ляхи попрежнему причиняют нам обиды, и уже не мало войсковых молодцов безвинно

замучили и погубили и притом заставляют работать на себя не только в будни, но и в

праздники, и трудно теперь иам забыть, что мы недавно были вольными и привыкать

работать на тех панов, над которыми мы были сами цанами, мы находим, что пришла

удобная пора вырваться нам из неволи, потому что ляхи сами не знают, чтб делают и

через свою безмерную наглость хотят сами себя сгубить, а нам живот даровать.

Оповещаем, чтоб все, даже каждый посполитый человек, были готовы к войне и

приготовили жизненные запасы до Пасхи, а после Пасхи будут разосланы мои

универсалы, по получении которых надобно на другой день выступать на место,

назначенное мною для обоза. Но никто не смеет двинуться без моего приказания, чтоб

не подать ляхам повода к нарушению мира с нашей стороны, чего они только и хотятъ»

3).

9 Рукопись зшнистер. иностр. дел.

2) .Иетоп. Величка, I, 107—109.

3) Ojcz. Spom., II, 131—132.

490

Молдавский господарь, наказанный за нарушение данного слова, в 1650 г., по

совету поляка Кутнарского, снова обещал отдать Домну Локсандру (Розанду) за

Тимофея, но просил отсрочки на год, извиняясь молодостью невесты. Чтоб избежать

дальнейших попыток к сватовству со стороны Хмельницких, господарь отправил дочь

свою гостить к сестре Радзивилловой в Литву, а потом, когда недоразумения с диваном

у него прекратились и Лупул снова был утвержден падишахом в своем господарском

достоинстве, он, по требованию визиря, должен был отправить дочь свою в

Константинополь заложницею своей верности. Впрочем, она там оставалась недолго,

если действительно была туда отослана, так как, исключая некоторых темных намеков

в современных источниках, нет ясных указаний на пребывание её в Константинополе

1). Во всяком случае, после данного Хмельницкому согласия на брак Тимофея с

Домною, Лупул, как мы видели, старался всячески вредить Хмельницкому, и, может

быть, Богдан не окончил бы так несчастливо своей войны, еслпб молдавский господарь

не передавал полякам перехваченных его писем и не возбуждал против нцго хана,

извещая последнего о сношениях козацкого гетмана с московитянами. После

белоцерковского мира Лупул продолжал искусно вредить Хмельницкому, но вооружил

против себя хана: надеясь на силу поляков, он не побоялся задержать крымского посла

и отнять у него письма 2). От этого хан с большим радушием предложил Хмельницкому

помощь, и снова называл его любезным другом и союзником 3).

Приготовляясь заранее к войне, Хмельницкий еще раз написал к Лупулу и

напоминал ему, что давно пора исполнить обещание. Лупул снова отвечал ему отказом,

отделываясь разными отговорками," из которых Хмельницкий видел его явное

нежелание и).

Тогда, по уверению одной летописи 5)', Хмельницкий написал к Лупулу в таком

тоне: «Сосватай, господарь, дщерь свою с сыном моим, Тимофеем, и тоби добре буде, а

не выдаси—изотру, изомну и останку твоего не останеться, и вихрем прах твой размечу

по воздуси».

Лупул чрез Кутнарского известил Калиновского об угрожающей опасности и

просил самого короля о заступлении.

«Известно вашему величеству, — писал он, — что уже два года Хмельницкий,

мятежник вашего величества, принуждает меня к тому, что унизительно для моего

достоинства. Снова, надменный успехами, требует он сыну своему, Тимофею,

обещанную невесту, дочь мою, единственное утешение моей старости, и грозит

оружием, если я не удовлетворю его: уже слышу звук неприязненного войска, которое

готовит на меня Тимофей с Карач-мурзою. Он решился овладеть моею дочерью, хотя б

умертвив отца её, и называет ее своим достоянием, ссылаясь на обещание моо, два года

назад вынужденное оружием. Ради верности моей к Речи-Посполитой, ради моего

владетельнаго

Ч Шайноха, руеек. перев. Русек. Мысль. 1881. Июнь, 269—270. Kubala. Szkice. II,

137.—Сс. на Hammer. Gesch. des Osm. Reiches, III, 372.

2)

Annal. Polon. Clim., I, 320.

3)

Ibid., 335.

4)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 102.

5)

Повесть, о том, что случ. в Украине, 19.

491

-достоинства, ради обета, данного поляками, умоляю, чтоб Калиновский не

допустил свободно пройти в Молдавию козакам и татарам, их союзникам. Предстоит

удобный случай уничтожить их, беспечных, не помышляющих о нападении. Козаки так

много преступили против поляков, что Полына должна защищать меня от

несправедливого насилия, меня, живущего под крылом польского орла».

Дочь молдавского господаря славилась у современников как красотою, так равно и

богатством своего родителя, долженствовавшего наделить ее блестящим приданым, и

потому привлекала к себе искателей руки её. Кроме Вишневецкого, которого, как

сказывают, она даже полюбила, на ней хотели жениться сын коронного гетмана Петр

Потоцкий, староста каменецкий и сам польный гетман Калиновский, несмотря на

неравенство лет 1),

Король в то время готовился идти в Пруссию и утешал господаря • тем, что

Хмельницкий, быть может, только стращает своим походом. Он обещал ему помощь.

Хмельницкому попалась в руки эта корреспонденция 2).

По просьбе Лупула, Калиновский стал лагерем на берегу Буга, близ горы,Батога,

или Батова, неподалеку от Ладыжина, и готовился преградить путь Тимофею. Польское

войско состояло, по сказанию украинского летописца, из пятидесяти тысячъ3), а по

известию польских современных историковъ4)— из двадцати тысяч слишком. Из них

двенадцать тысяч было конницы, а восемь пехоты, разделенной на восемь полков, в

каждом по тысяче человек. Это разногласие, однако, разрешается: быть может,

польский писатель считает одних фронтовых, а украинский — всех годных к бою,

которые были в обозе. Войско польское не любило главнокомандующего; полководцы

были с ним во всем несогласны, а Калиновский, упрямый и строптивый, хотел всегда

поставить на своем, хотя бы чужия мнения очевидно были справедливы. Паны

советовали ему стать близ Врацлава или Райгорода, но Калиновский выбрал вовсе

неудобное место; впереди лагеря была река Буг; с других сторон окружали поляков

леса и болота; гора Батог, с обрывами, возвышалась позади избранного места 5).

Калиновский напоминал всем, что он главнокомандующий г-делал так, как не хотелось

другим.

Для Хмельницкого ничего не могло быть желаннее этого повода к начатию войны,