войска свои;, они ругаются над святынею, мучат христиан православных духовного и

мирского чина и делают такия жестокости, что вашему царскому величеству и слушать

будет жалко. Со слезами просим твое царское величество, не дай, великий государь,

клятвопреступникам . и мучителям разорить нас до конца;, прими нас под свою

крепкую руку».

Алексей Михайлович постоянно показывал вид миролюбия и справедливости и не

хотел нарушить мира с королем; он оставлял исполнение своих, замыслов до времени.

Козацкий посланник Искра получил позволение видеть царские очи, а дьяку

Волошанинову поручено было переговорить с ним. Вот любопытный разговор дьяка с

козаком, переданный потомству.

«Вго царское величество,—говорил дьяк,—будет всегда милостив к. гетману и

станет вас всех держать в своем царском жаловании. Но великий государь не желает

нарушить спокойствия и советует гетману и всему войску запорожскому стоять на том,

на чем помирились с поляками».

«Но король, и сенаторы, и вся Речь-Посполитая,—возразил Искра,— никогда не

хранят слова и всегда нарушают то, в чем клянутся. Поэтому гетману и всему войску

запорожскому нет иного прибежища, кроме царского величества. Просим великого

государя заступиться за насъ».

«Но у ващего гетмана,—сказал дьяк,—большая дружба с ханом: не пойдете вы к

хану, если поляки станут вас сильно притеснять?

«У гетмана,—отвечал Искра,—хоть и была с ханом дружба, да поневоле, потому

что поляки на нас напали, а нам, черкасам, никто не давал помощи. Поэтому мы

призвали хана в помощь. Но хан хотя и подал нам помощь против поляков, однако

татары после того нас же самих разорили. Верить крымскому хану нельзя, потому что

он бусурман, и мы никогда не пойдем к нему, а будем надеяться на одного великого

государя. Если его царское величество не желает нарушить мира с поляками, то пусть

пожалует нас: позволит перейти на порубежные свои земли, около Путивля, и

поселиться на границе литовской».

В этой просьбе видно было невысказанное намерение Хмельницкого: в случае

царского согласия, он мог сделаться вдруг страшным для поляков, и между тем не

только не покинуть Украины, а еще распространить её пределы.

Дьяк сразу понял, чего домогаются козаки и отвечал:

«Хорошо делает гетман со всем войском, что к бусурману не пристает, а ищет

милости царского величества. Пусть переходит гетман со всеми черкасцами в нашу

сторону; есть у его царского величества земли боль-

485

Лия, пространные, 'привольные: пусть селятся по Дону, Медведице, на удобных

местах, а в порубежных городах, на границе Литвы, им селиться не годится, потому

что тогда будет у них с поляками и Литвою большая ссора, и что подале от них и то

лучше безо всякого будет задора. По вечному нашему договору с королем положено

тех не возвращать, кто перейдет из Литвы к нам, а от нас в Литву; поэтому гетман со

всем войском может перейти на земли его царского величества; отдачи не будет; и

станут они жить в милости и чести, и пожалует их государь большим жалованьем и

пространными привольными землями» *).

В это время Выговский располагал гетмана и старшин на сторону царя. Он

сносился с путивльскими воеводами, передавал пм известия и однажды ч т

ѵ ь-было не

поплатился за это жизнью, по случаю нескромности переносчика вестей, который

рассказывал козакам то, что должен был говорить Выговскому от воеводы, или воеводе

от Выговского. Когда к гетману прибыли царские посланцы, Василий Унковский и

подъячий Адрабьев, Выговский имел с ними тайный разговор и передал снимки с

писем польского короля, крымского хана и волошского господаря. Он снимал со стены

образ Спасителя, целовал пред гонцами в знак своей верности и говорил: «пока я здесь,

то, с Божьею помощью, надеюсь удержать гетмана и все запорожское войско, и царя

крымского, и всю крымскую орду от нападения на украинные города его царского

величества, потому что и крымский хан, п Нуреддин, и мурзы, и кто у них есть

владетели—все меня слушают. Знают все, что при Божьей помощи я в войске

запорожском владетель во всяких делах, и гетман, и полковники, и все запорожское

войско меня слушают и почитаютъ». Влияние Выговского на дела известно было

соседям, и потому все обращались к нему с самыми выгодными предложениями.

Ракочи приглашал его оставить гетмана и приехать к нему, обещая полторы тысячи

червонцев в год, начальство над своим войском и несколько городов во владение.

Выговский показывал это письмо царским гонцам и уверял, что предпочитает всему

царскую милость. Впрочем, предусмотрительный писар заранее искал для себя лично

приюта и опоры у царя, еслиб положение его изменилось в Украине.—«Есть здесь

многие,—говорил он тем же гонцам,—которые станут гетмана подговаривать, чтоб он

был под началом у турецкого царя и у крымского, а у меня того и па уме нет, чтоб мне

куда-нибудь помыслить, кроме царского величества; лишь бы великий государь

пожаловал кеня, холопа своего, велел обнадежить своею государскою милостью, велел

•бы ко мне прислать свою государеву грамату за рукою думного дьяка, чтоб ни гетман и

никто о том не ведали, и если его государева милость ко мне •будет, я с отцом своим, и

с братьями, и с иными приятелями, приеду к великому государю, и многие лучшие

люди запорожской земли пойдут за мною к нему, да и о гетмане не думаю, чтоб он

неверным поддался» 2).

Но между тем реестр кончился; реестровые списки внесены в городские книги; все,

которые не вошли в ограниченное число Козаков, должны были

1)

Поли. собр. зак. Росс. Импер., I, 263—266.

2)

Чтения Иыпер. моск. общ. ист. и др. 1858, I, 32.

486

снова работать павам и содержать польских жолнеров. Литовское войско вошло в

Северщину. Часть коронного войска перешла на левый берег Днепра*). Бегство в

Московское Государство стало затруднительно; сам Хмельницкий издал универсал, в

котором запретил переходить на слободы и приказывал служить панам. «Уж теперь,—

писал он,—не годится делать того, чтб делалось прежде, никому не будет пощады, кто

не хочет покориться!»

Но жители не думали о повиновении ни панам, ни жолнерам и нп самому козацкому

гетману. Они зарывали в землю свое имущество, жгли хаты, загоняли скот и завозили

хлеб, овес и сено в укрепленные местечки, куда и сами спрятались с семействами.

«Бедный жолнер,—говорит польский летописец,—должен был кровью добывать

насущный хлебъ». Весною, едва начал сходить снег, уже вся Украина была в огне.

На Заднеприи. по Бугу и Днестру, оставшиеся жители скрывались по лесам и

оврагам, так что поляк не мог ни пройти, ни проехать без вооруженной команды. В

разных местах Украины появились народные предводители, которые или сами

домогались гетманского достоинства, или хотели вверить его кому-нибудь другому

вместо Хмельницкого. Хмелецкий, дворянин, променявший свои "шляхетские граматы

на козацкую волю, на правой стороне Днепра собирал недовольных и готовился

лишить Хмельницкого гетманства "). На левой стороне Днепра, около Лубен, мятежные

хлопы избрали себе предводителем какого-то Бугая и дрались с жолнерами 3). Около

Нежина составилось сильное ополчение, под начальством Лукьяна Мозыры4);

Хмельницкий лишил его Корсунского полка и назначил на его место своего шурина

Золотаренка. Под знамена Мозыры становились те, которые равным образом

ненавидели и панов и своего гетмана, и вскоре это ополчение стало так сильно, что два

отряда, посланные против него Калиновским из-за Днепра, были разбиты, и, наконец,

Потоцкий, сын покойного гетмана, явившись на левом берегу, не смел вступить с