пастырю православному, не следовало удалять Козаков от обороны церквей,
монастырей и целебных мощей киевских и православных христиан от еретических рук,
и самому митрополиту не годится бояться даже смерти, в надежде, если бы он и
пострадал за веру, принять за то от Господа Бога венец 2). Тогда Жданович вошел в
тайные сношепия с киевлянами и составлял план погубить неприятельское войско в
Киеве, Он Отправил Мозыру с двумя тысячами к Днепру, приказал ему тихонько
подплыть под литовские байдаки и зажечь их; другой же предводитель, Горкуша,
также, с двумя тысячами, должен был идти по правому берегу и ударить
О Памяти, киевек. коми., II, 3, 110.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 287— 288,
344—345.—Annal. Polon. Clim., I, 287.—Histor. belli cosac. polon., 194—195.
2) A. IO. n 3. P., III, 472-473.
454
неожиданно на Старый город. Сам Жданович, с шестью тысячами Козаков,, плыл
по Днепру вверх, и готовился пристать к берегу, чтоб напасть на литовцевв то время,
когда Горкуша нападет на них с другой стороны города. Тогда,по уговору с ним,
жители, ожесточенные грабительством литовцев, решились сами зажечь дома свои,
истребить все достояние, чтоб оно не доставалось в руки врагов, и этпм пожаром
произвести смятение, которое помогло бы козакам.
6-го августа (16-го н. ст.) один неустрашимый мещанин на Подоле первый зажег
свой дом и все строение, а потом сам бросился в огонь; его подвиг увидели враги: он
хотел избавить себя от позорной казни. Шестьдесят домов сравнялись с землею. На
другой день, в полдень, увидели мещане издали Козаковъ—и Киев загорелся со всех
сторон. Поднялся страшный вихрь. Очевидец рассказывает, что он, стоя на горе,
воображал себе Содом и Гомору. Горели лавки с товарами, шляхетские и мещанские
дома, училища, горели церкви; в числе их погибли две древние каменные церкви, одна
во имя св. Троицы, другая во имя св. Василия, построенная Владимиром и стоявшая на
том месте, где теперь церковь Трех Святителей,—женский Фроловский монастырь,
церковь Николая-Доброго. Только католический кафедральный костел и
доминиканский монастырь были охранены жолнерами. Более двух тысяч дворов было
истреблено пожаром. Литовцы бросились-было грабить остатки имуществ, которые так
усердно повергали в огонь собственные хозяева, но тут раздалась тревога: козаки
нападали на них.
К несчастью русских, предводитель кореунских Козаков, Мозыра, испортил все
дело. Вместо того, чтоб исполнить приказание Ждановича и подплыть Днепром под
литовские байдаки, он пошел на правый берег, позади Горкуши и начал огнем давать
сигналы плывшему Ждановичу, чтоб тот спешил скорее. Это открыло Радзивиллу
тайну. Сильный отряд, под начальством Нольда, встретил Козаков за Золотыми
Воротами, близ Лыбеди, а другая часть войска бросилась в байдаки и поплыла быстро
к Печерскому монастырю против Ждановича. Горкуша на Лыбеди не мог ничего
сделать. Две тысячи татар, бывших с ним, вместо того, чтоб помогать ему, остались за
Лыбедью. Сначала козаки на Лыбеди опрокинули-было неприятеля и погнались за
Нольдом, но потом драгуны окружили их со всех сторон и оттиснули. В то же время
литовцы, плывшие по Днепру, принудили Ждановича обратиться назад; вихрь был
прямо в глаза козакам; им надобно было плыть против воды, а враги их плыли вниз по
течению за ветром. Таким образом план Ждановича не удался от своеволия его
подчиненных. Русские выиграли только то, что имущества их не достались грабителям.
Киевский пожар и трилисское кровопролитие увеличили ожесточение русского
народа. Русские, скрываясь по лесам, наскакивали исподтишка на врагов и отомщали
на пленниках кровь своих братьев и пепел их жилищ; они преследовали с особенным
ожесточением немцев, потому что немцы выказали себя свирепыми при взятии Трилис.
Приводя пленников в уединенные ущелья, они сажали их за стол, потчевали медом и
вином, вели приятельские разговоры, потом, поругавшись вдоволь, сажали на кол,
сдирали кожи и прокалывали рожнами *). Летучие козацкие отряды беспрестанно
нападали со
*) Staroz. Pols, I. Wojna z koz. i tat., 327.
455
всех сторон на литовское войско, отнимали возы, уводили пленников на муки.
Радзивилл послал к Потоцкому предложение соединиться вместе поскорее ‘).
-Хмельницкий тотчас узнал об этом. Его положение было не превосходное. Власть
его колебалась; полковники действовали от него отдельно; войска у гетмана было мало;
на татар не было надежды: крымские отряды, которые пришли на помощь, занимались
только грабежем самих союзников 2). Хмельницкий боялся не только врагов, но
собственных подчиненных, из которых многие не хотели ему повиноваться,
действовали храбро, но своевольно, и потому ничего не успевали. Он счел за лучшее
предупредить соединение войск и послал к Потоцкому депутацию. Он просил Киселя
быть за него ходатаем и написал к коронному гетману письмо следующего содержания:
«Видит Бог, что мы не хотели нового кровопролития и довольствовались милостями
его величества, но ссора возобновилась с обеих сторон. Какая сторона виновнее—пусть
Бог рассудит. Пам трудно было наклонять под меч голову: пришлось защищаться. Мы
не поднимали рук на его величество; под Верестечком войско наше не испытало его
милосердия: мы уступили своему государю и пошли домой, желая мира. Но ваша
милость нападаете на нас со своим войском: это уже ведет не к миру, а к большему
кровопролитию. Все это начинается не от нас: Бог в том свидетель. Не раз уже ваша
милость воевали с нами и оттого происходил невознаградимый вред для обеих сторон.
И теперь, если ваша милость не будете иметь к нам сострадания, каждый из нас, при
своем убожестве, готов положить голову: и пташка охраняет свое гнездо. Притом же,
кроме Бога, никто вперед не может знать кому выпадет на войне счастливый жребий.
Просим вашу милость: как первенствующий пан в государстве, содействуйте вашим
мудрым советом к прекращению кровопролития, и походатайствуйте перед его
величеством за нас, чтобы король оставил нам вольности наши п оказал отеческое
милосердие над своими подданными! Пусть расцветет в нашем королевстве мир и
обоюдные силы обратятся на службу его величества! Извольте уведомить нас: чего от
нас требует король, а с войском на нас не наступайте. В универсале, присланном в
Белую-Церковь, вы сами изволили выразиться, что более не желаете кровопролития. И
мы не подвигаемся с нашим войском, и будем ожидать милостивого решения вашего:
надеемся получить его в понедельникъ» 3).
‘) Ibid., 341.
2)
Ibid., 296.
3)
Jak. Michal. Ks. Pani., 646.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
Переговоры.—Махо'вский у Хмельницкого.—Коммнссары в Белой-Церкви.—
Раздоры в народе.—Переговоры на Острой-Могиле.—Стычки под Белою-Церковью.—
Хмельницкий в польском лагере.—Попытка отравить Хмельницкого.—Белоцерковский
трактат.— Смерть Потоцкого.—Состояние умов.
Не понравился Потоцкому неустрашимый тон письма Хмельницкого. Он видел
впереди себя новые победы. По русский народ в самом несчастий был страшен и
грозен своим ожесточением. Потоцкий мог бояться, что несогласия козацкия улягутся,
гетман снова станет на челе народного восстания, всеобщего в полном смысле, когда
самые женщины выходили на неприятеля и, наконец, может явиться козакам помощь от
турок или москвитян; сверх того, в войске появилась повальная смертная болезнь.
Коронный гетман соглашался на выгодный мир, но прежде хотел показать еще более
свою силу и торжество.
Письмо Хмельницкого доставлено было 24-го августа (3-го сентября н. ст.).
Посланных Козаков провели чрез весь лагерь, чтоб они видели польское войско. Они
