живое воспоминание Зборовской битвы оставило такое впечатление и несчастную
примету об этом дне.
Во время стоянки в Наволочи поразила поляков неожиданная скорбь. -3-го августа
(13-го н. с.) был совет, где принято мнение Вишневецкого; совет происходил в шатре
князя. Во все продолжение дня паны оставались у него в гостях. Иеремия был весел,
шутил, потчевал гостей и сам пил против обыкновенной своей трезвости. На другой
день он съел арбузов и напился меду; это испортило у него желудок; оказались
признаки горячки. 9-го августа его отнесли в замок и чрез двадцать два часа скончался
храбрый полководец, в цветущих летах, среди блестящих подвигов, счастливый
любовью соотечественников. Войско было поражено горестью до исступления; смерть
его казалась подозрительною; поговаривали, что его отравили ядом.
12-го августа (22-го н. ст.) тело Иеремии отправили в Вишневец к родным могилам.
Верная дружина покойника провожала его и хоружий, в знак последней почести,
держал опущенное вниз знамя, а предводители шли за ним с открытыми головами. Звук
труб и бубен, залпы из пушек и ружей были прощальною данью всего войска
воинственному князю. «Редкий тогда не плакал, говорит очевидец, потому что все
простые жолнеры любили его, как только может солдат любить своего генерала».—«Не
скоро явится в Польше подобный герой», говорили они единогласно 3). «Зато
Хмельницкий, говорит польский летописец, обрадовался, как услышал, что нет более
того, кто всегда стоял ему костью в горле».—«Наконец Бог услышал наши моления,
говорил он козакам: десница Божия оказала справедливость: князь Вишневецкий,
хотевший некогда обладать целою Русью, теперь занимает четыре локтя земли. Оружие
наше не сразило его; Бог, мститель крови нашей, поразил беззаконную голову» *).
На другой день после похорон войско вышло пз Паволочи, по дороге к Трилисам,
отстоящим от Паволочи на тридцать верст. «Мы очутились тогда, говорит современник,
среди необозримых жатв и всеобщего изобилия. По обеим сторонам дороги мелькали
хутора, потонувшие в роскошных са-
’) Painietn. do pan. Zygm. III, WI. IV i Jan. Kaz , II, 200.
2)
Staroz. Pols„ I. Wojna z koz. i tat., 284—342.
3)
Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 286.—Памяти, киевск, коми., И, 3, 105—
107.—Histor. belli cosac. polon., 193.—Histor. ab. exc. Wlad. IV, 80. —Pam. о wojn. 'koz. za
Chm., 92.—Ист. о през. бр.—Annal. Polon. Clim., I, 285.
*) Histor. ab. exc. Wlad. IY, 80.
29*
452
дах и насеках, и голодное жолнерство бросилось жадно на грабежи». В пять часов
вечера поляки подошли к Трилиеам. Потоцкий послал к местечку объявить жителям
прощение и пощаду, если они впустят войско. Поляки, подошедши. увпдели, что все
местечко окружено по валу дубовым толстым забором; на заборе спдели вооруженные
люди обоего пола с разными орудиями, и военными и домашними.
«Покоритесь вы нам, ляхи,—кричали они,—не морить соби коней, бо ни на чом
буде до Кракова утикаты!»
Вслед затем раздался залп и смех над падавшими врагами.
Потоцкий приказал войску подвинуться, чтоб показать упорным свою силу; «но ни
одна яшвая душа не думала просить милосердия, говорит современник *). Они сидели
попрежнему и ругались над врагами, хотя видели ясно, как велико польское войско и
как ничтожна их сила».
Потоцкий отрядил шестьсот человек пехоты и четыреста драгунов и велел им идти
на штурм, а между тем еще раз сделал мирное убеждение.
«Гетман,—говорили посланные к местечку,—не желает вас губить и обращать в
пепел местечко его королевской милости. Опомнитесь и покоритесь».
«Убирайтесь к чорту, ляхи,—отвечали козаки,—король ваш утик, и вы идить соби у
Польщу, бо се вже не ваша земля».
Это удивительное упорство взбесило поляков.
«Нет, — говорили они, — нечего жалеть дрянной деревушки; хлопское упрямство
скорее усмирится саблею и огнем, чем угрозами и поблажками».
Отряд, назначенный для штурма, вышел еще до рассвета, в то время, когда сон
особенно одолевает человека. Жители не спали. В местечке горели огни; дубовый
частокол попрежнему был усажен людьми. В местечке, кроме, всего вооруженного
населения, было только шестьсот Козаков; погибель их была очевидна, но они
решились показать собою в Украине пример, что только отчаянием можно спасти их
дело.
Пржиемский ударил залпом из орудий; из местечка отвечали тем же.
Пржиемский повторил канонаду; польские ядра проломали тройной забор: жолнеры
перескочили через глубокий и узкий ров и ворвались в местечко. Жители заперлись в
замке.
Пехота полезла на вал замка. С ожесточением оборонялись русские;: женщины
поражали немцев рогачами и косами; одна баба зарезала косою начальника отряда
полковника Страуса, и более ста человек немцев легло на валу. Но Трилисы были
взяты; железное упорство привело победителей в зверство; овладев местечком, они
разбивали о стены младенцев, потому что никто из взрослых не дался живой. «В
четыре часа утра Трилпс не стало; все местечко, замок, прекрасная церковь—все было
принесено в жертву Вулкану, как говорит современник 2); сгорели даже вековые,
толстые, как пивная бочка, дубы, окружавшие местечко». Всех жителей в местечке
погибло более двух тысяч. Поляки, недовольные этим, бегали по околице, по
‘) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 344. 2) Ibidi, 342.
453
лесам н болотам, и убивали без разбора всякого русского, какой только им
встречался. По обгорелым развалинам хат лежало множество разбросанных трупов
мужских, женских и детских; вся окрестность усеяна была телами; храбрость
украинских женщин изумляла поляков, и они, в ожесточении, убивали каждую
женщину, думая, что это мужчина в женском платье.
«О, Господи Боже! как Ты милосерд!»—восклицали поляки, добыв в разоренных
хуторах скота, хлеба, горелки.
Начальник козацкого отряда в Трилисах, сотник Богдан, был схвачен живым и
посажен на кол ').
Простояв два дня на пепелище Трилис и окрестных хуторов, поляки
переправлялись целый день по узкой плотине и 16-го августа (26-го н. ст.) пришли в
Хвастов. Там не было живой душп. Все жители, испуганные разорением Трилис,
ожидали себе такой же участи в случае упорства, а покориться не хотели, и потому
разбежались, оставя жолнерам пустые дома. Киевский митрополит послал в подарок к
Потоцкому напитков и просил пощады духовенству и православным жителям.
Простояв несколько дней в Хвастове, войско двинулось к Василькову.
За четыре дня до разорения Трилис Киев испытал также горькую участь.. Литовцы
сначала подошли по-дружески, но чрез несколько дней Радзивилл ввел всю свою
армию в Киев, приказал отбирать у жителей оружие и потом обвинял город в измене,
потому что горожане выпустили свободно отряд корсунского полка и своих собратий,
убежавших в нижния страны Украины. Литовский гетман нарядил коммнссию для
отыскания виновных. Эта коммиссия открыла, что те, которые были виновны, ушли из
города; тогда Радзивилл принялся за тех, которые имели какое-нибудь сношение с
людьми, признанными мятежниками, и многих мещан вешал и сажал на кол. Жолнерн
грабили и насиловали жителей, ругались даже над верою. Памятником посещения ими
Киева осталась до сих пор в Братском монастыре изуродованная икона Богоматери, к
которой набожные богомольцы прибегают с мольбами.
Поступки войска ожесточили жителей. Между тем гетман Богдан Хмельницкий,
узнавши об отходе из-под Киева Ждаиовича, послал к нему строгий выговор, угрожая
войсковою карою за самовольство, п снарядил в помощь ему два полка,
Белоцерковский и Уманский, а к митрополиту Сильвестру написал, что ему, как
