предал панам! Мы восстали... вот он нам за то и наделал беды! Он нарочно покинул
войско! Он иодрулгился с бусурманом и сам ушел с ним, а нас оставил на зарез! Будем
просить милости у короля; пусть только он сохранит наши Зборовские статьи; а злодея
Хмельницкого поймаем и выдадим. У нас будет лучше его гетманъ».
Тут среди разъяренной толпы явился митрополит Иосаф с духовными и успокоивал
волнение.
После разных споров и несогласий, решили наконец отправить к королю
посольство с предложением заключить мир 3). Посланы были три чиновника:
Чигиринский полковник (по другим белоцерковский) Крыса, миргородский полковник
Гладкий и сотник Переяславского полка Петрашенко 4).
В блестящих кармазинных кунтушах, как будто для показания козацкого богатства,
явились козацкие посланцы к Потоцкому.
«Мы пришли просить милосердия и пощады!»—сказали они по-латыни (все трое
были люди образованные) и поклонились почтительно.
Потоцкий воскликнул также по-латыни:
«Ах, вы, изменники! ах, вы, злодеи, каких на свете еще не было! И вы смеете
толковать о вере, представляете будто воюете за Церковь? Христиане ли вы, когда
побратались с неверными татарами и турками? Нет, вы недостойны видеть короля» 5).
*) Истор. о през. бр.—Woyna dom. Ч. 2, 38.
2)
Staroz. Pols., И. Woyna z koz. i tat., 325. — Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IV i
Jan. Kaz., П, 185.— Annal. Polon. Clim., I, 261.
3)
Истор. о нрез. бр.
4)
Ibid.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.
5)
Staroz Pols., I. Wojna z koz. i tat., 822.—Hist. belli cos. polon., 158.
27*
420
«Милостивый пане,—отвечали козаки:—мы пришли просить прощения; немы сами
зачинщики зла; нас обманули лихие люди, привели нас насильно на войну, а потом
оставили» х).
Потоцкий продолжал им читать нравоучение; козаки просили прощения. Наконец
Потоцкий сказал им ласковее:
«Хорошо; дожидайтесь! Если его величеству будет угодно, вас позовутъ».
Перез несколько часов их позвали в королевский шатер, который тогда находился на
том месте, где теперь был ханский. Король сидел посреди сенаторов и воевод. Козаки
вошли, потупя глаза, и тотчас пали на колени. Петрашенко начал говорить речь:
«Козаки, побежденные тобою, великий король, и уцелевшие от смерти на кровавом
поле, умоляют тебя о милосердии. Мы преисполнили меру человеческих
преступлений, но думаем, что еще не превысили врожденного милосердия твоего.
Пощади кающихся, иди скорее умертви виновных! Сто тысяч повергают перед тобою
головы, готовые к отсечению, если тяжесть наших преступлений может быть смыта
только обильною кровью. Но к чему, государь, употреблять оружие против тех,
которых мучит совесть! В твоей воле казнить нас или помиловать; мы в своем лагере,
как в темнице, будем ожидать казни. Но если ты во власти умертвить нас за
оскорбление твоего величества, то приобретешь более славы, если простишь наши
заблуждения и тем заставишь нас умирать ежедневно от раскаяния в своих
прегрешениях. Ты умножишь победу свою нашею погибелью, но уменьшишь царство
свое, потому что принесешь многих в дар мщению» 2).
«Для чего вы подняли оружие? Разве вам худо было? Не сделал ли король по
вашему желанию? Не простил ли вам прежних проступков?»—обращались к ним паны
с укоризненными вопросами.
Козаки продолжали просить прощения, взваливали всю вину на Хмельницкого и,
заливаясь слезами, целовали, по тогдашнему польскому обыкновению, руки и полы
одежд сенаторов и панов 3).
«Видим в вас добрые знаки покорности,—сказали паны,—хорошо, если только они
не притворные».
«Козаки уверяли, что они хотят оставаться в повиновении у короля и Речи-
Посполитой 4).
Козакам приказано было выйти, и король начал совет. В козацкой просьбе, которая
тут же была прочитана, не было ничего, кроме покорности и охоты предаться на волю
короля. После продолжительного совещания козаки снова были позваны.
«Хотя подобных вам злодеев и свет не производил,—сказал канцлер от имени
присутствовавшего здесь же короля,—хотя ваши преступления
*) АшиаГ. Polon. Clim., I, 263,—Pam. do pan. Zygm. ITT, WJad. IY i Jan. Kaz., II, 186
—187.
2)
Annal. Polon. Clim., I, 263.—Pam. do pan. Zygm. III, WJad. IV i Jan. Kaz.,. II,
186—187.
3)
Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.—Кратк. опис. о коз. мая. нар., 63.—
Bell, scyth. cosac., 184.
4)
Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.
421
исключают всякую надежду на прощение, но удивительное милосердие
королевского величества подобно бесконечному милосердию Господа, небесного
Творца, который ниспосылает и грешникам щедроты своей благости; его величество
король не желает вам окончательной гибели, если только ваше раскаяние не
притворное и не вынужденное вашим положением, и вы покажете знаки послушания.
Завтрашний день вы получите приказания; двое из вас могут идти в войско и объявить
королевскую милость, а один пусть остается здесь, чтоб мы видели первый пример
покорности вашей».
Козаки недоверчиво поглядывали друг на друга; но Крыса вызвался остаться без
принуждения. Он не думал уже возвращаться и остался у поляков в службе. «Видно,
что у тебя не черная душа!»—говорили ему паны *).
На другой день, в пятницу, явились козаки за обещанными условиями и были
допущены к коронному гетману и канцлеру, которые находились тогда вместе.
«Бго величество обещает вам пощаду,—говорил канцлер, — если вы нам выдадите
Хмельницкого, его сына Тимоша, писаря Выговского и шляхтичей, приставших к вам,
и разорвете союз с татарами. Одни из вас пойдут спокойно за плуг, а других король
пошлет в погоню за Хмельницким и татарами. Вы должны выдать нам шестнадцать
человек старшин своих в виде заложников, не для наказания, отдать все пушки,
распустить по домам всех хлопов и самим, затем, оставаться в совершенной
зависимости у короля, ожидая решений будущего сейма об устройстве козацкого
войска на будущее время».
«Хмельницкого у нас нет и не знаем, где он; панов будем слушать; татар бить будем,
а старшин и пушек отдать, не знаем, как присудит рада; нехай до завтра, бо теперь
вийсъко пьяне» 2).
«Ступайте!»—сказали им. Послы пошли, потупив головы.
Снова грянули поляки изо всех орудий и несколько часов палили так, что в
польском обозе слышно было, как картечи ломали козацкие возы. Козаки
отстреливались, но слабо, потому что тогда у них происходила рада.
Недовольное неудачею посольства козачество сменило с начальства Джеджалия.
Избран был снова Богун. Духовные попрежнему старались уверить их, что
Хмельницкий ушел для их же пользы и скоро воротится,— но уже тогда мало верили
этому.
«Мы согласны,—говорили козаки,—помириться с королем; пусть только он нам
подтвердит Зборовские статьи; старшин выдавать не будем, а также и шляхтичей не
выдадим, потому что им уже обещано прощение по Зборовскому договору. Паны пусть
въезжают в свои украинские поместья, но только без военных хоругвей. Если король на
таких условиях примет нас под свое покровительство, то мы пойдем за татарами
разыскивать Хмельницкого и других, сбивших нас с пути, хотя бы пришлось добывать
их в самом Крыму, и на будущее время верно будем служить Речи-Посполитой». На
такомъ
*) Ibidem., 323.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 333, 335,—Bell, scyth.
cos., 184.—Histor. belli cos. polon., 158.—Annal. Polon. Clim., I, 264.
-) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 320, 325.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г.
Ноябрь, 335.
42 2
прошении, поданном от всех осажденных Козаков, подписи их наказного гетмана
