условиях, с сохранением прав духовных и гражданских, а митрополит киевский есть
примас русской церкви. У нас заседают кальвины и лютеране; есть между нами
почтенные особы греческой веры, и они не делают зла, напротив, подают благие для
отечества советы».
«Это иное дело,—возражали духовные,—мы терпим диссидентов и схизматиков,
потому что они, как люди светские, подают голоса в делах отечества, не касаясь
религиозных вопросов; иное дело духовные—хотя бы диссиденты, хотя бы схизматики.
Они не должны находиться вместе с нами. Владислав Ягелло допустил на совещание
гуссита, прибывшего из Чехии; тогда кардинал Олесницкий вышел из сената и
наложил на королевство интерднкцию. После такого примера можем ли мы дозволить
входить в общение с нами главе отступников, неприятелю св. отца?»
«Этого требует трактат,—говорили светские,—он заключен королем и
коммиссарами. Неужели покажем пример крайнего вероломства и на первых порах
нарушим Зборовский договор, и притом в столь важном пункте — относительно
религии? Этим мы подадим Хмельницкому повод к новой вражде, чего, быть может, он
только и ждет. Русский народ привязан к своей вере и уважает свое духовенство.
Митрополит человек почтенный и умный; он не станет действовать против отечества,
напротив, получа право, ему принадлежащее, он станет для нас заложником
спокойствия, будет удерживать русский народ в повиновении Речи-Поеполитой. Если-ж
бы он показал какое-нибудь недоброжелательство к отечеству, в таком случае мы
можем отказать ему».
«Надобно нам,'—говорили другие,—по крайней мере для вида, обласкать русского
катана, а в другой раз он сам не захочет добиваться этой чести».
«Зборовский трактат,—возражали духовные,— заключен во время опасности, по
необходимости; поэтому он не должен нарушать старинных прав римско-католического
духовенства. Король разве имеет право делать постановления, которые оскорбляют
святую католическую веру? Никогда, никогда схизматик не дождется, чтоб сидеть ему с
нами. Иначе мы оставим сенатъ».
Кисель вышел из сената и поспешил к митрополиту. Он рассказал ему обо всем.
«Современем,—прибавил он,—они успокоятся и принуждены будут исполнять
должное; а теперь я вижу в них большое ожесточение. Усту-
Н. КОСТОМАРОВ, КНИГИ IV.
22
338
пил на этот раз, иначе они в самом деле оскорбят главу православия в самом сенате,
и тогда произойдет горшая вражда».
Митрополит был столь же миролюбив, как и Кисель, но более кроток и
прямодушен; он не пожертвовал общим спокойствием интересам своего звания. Без
ропота он уехал из Варшавы, и никто не заметил в нем неудовольствия. Только втайне
вздыхал архипастырь, предвидя новые беды х). Однако, не уничтожая унии, в
последний день сейма, 12-го января, король издал апробацию, утверждавшую права
греческой религии. По силе этой апробации должны были быть возвращены ведомству
киевского митрополита остававшиеся вакантными епархии: луцкая, холмская и
витебская, соединенная со мстиславскою; в перемышльской же отдавались
православному епископу только несколько, монастырей, но по смерти бывшего тогда
унитского владыки он должен был вступить в управление всею епархиею.
Митрополиту в знак почести предоставлялось право ношения креста во всех своих
диэцезиях. Возвращались православным все церкви, которые постановлено было
возвратить им еще при Владиславе IV в разных местах Королевства Польского и
Великого Княжества Литовского, с тем, что отдача этих церквей в православное
ведомство совершится чрез посредство коммиссаров, избранных самим православным
духовенством; дозволялось равным образом возобновить сгоревшие храмы.
Сохранялись духовные суды по древним обычаям; дозволялось существование
православных братств и в том числе двух, недавно перед тем уничтоженных в
Смоленске и Бельзе; оставлялись в ведомстве киевского митрополита и православных
епископов школы и типографии в Киеве и других городах; возлагалась на духовенство
цензура книг; церковные и монастырские имущества оставлялись на прежних правах и
привилегиях, а духовенство подчинялось единственно . своему духовному начальству и
освобождалось от всяких повинностей, подвод, стаций и работ. Вместе с тем
утверждалось сохранение всех релнгиозвых и гражданских прав за русскими
мещанами городов Львова, Киева, Чернигова, Винницы, Мозыря, Речицы, Стародуба,
Пинска и др. 2).
Между тем в королевском дворце происходили тайные совещания. Предполагали
успокоивать Козаков и ласкать до тех пор, когда Польша будет в состоянии свергнуть с
себя обязательство Зборовского договора. В панских долах толковали о том же.
Государственные люди и дипломаты изыскивали средства повредить Хмельницкому и
ослабить в зародыше возраставшую Украину.
В Чигирине было известно, чтб говорили и чтб замышляется в Варшаве. Был при
дворе Яна Казимира русский шляхтич, Верещака, умный и ловкий, рекомендованный
на службу Киселем. Он подбился в милость к королю, умел потакать панам; никто не
замечал в нем ни малейшей приверженности к козачеству. Этот человек с искусством
проникал в тайны вар' шавского кабинета, в политические замыслы, направления умов
и передавал все это православным монахам посредством писем, писанных цифрами на
1)
Aimal. Polon. Сииш., I, 168—169. — Hist. Jan. Kaz., I, 100. — Раш. do pan.
Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 113—114.— Истор. о през. бр,— Летоп. повеств. о
Мал. Госс., 135.
2)
Рукоп. И. II. Библ. Akty Hist. od 1648 do 1680.
339
русском языке; монахи сообщали их Хмельницкому. Гетман по положению дел в
Варшаве располагал свои поступки *).
Но до иоры до времени он не показывал полякам ни малейшего вида
недоверчивости. Всю зиму Хмельницкий был занят водворением порядка в
освобожденной стране. Гражданская часть оставлена была в прежнем виде; народ
привык к польским законам: по своему основанию они вовсе не были тягостны; притом
значительная часть законодательства и управления заимствована была из Руси в разные
исторические времена чрез сближение единоплеменных народов; поэтому тогдашний
гражданский порядок в Украине, будучи польским, был в то же время и русским,
особенно когда чиновники и исполнители законов были русские и дела отправлялись
на русском языке.
В некоторых городах было мгйское, или так называемое магдебургское
муниципальное право. В это время на правой стороне Днепра в Украине пользовались
им из городов, вошедших в границы гетманщины: Врацлав, Винница, Черкасы,
Васильков, Овруч, Киев; на левой: Переяславль, Остер, Нежин, Чернигов, Погар,
Мглин, Козелец, Новгород-Северский и Стародуб. Каждый из этих городов
представлял как бы отдельную общину. Граждане гордились своею вольностью. Они
носили общее название мещан, или тискаю поспольства, и разделялись на торговых и
ремесленников. Всякое занятие имело свою корпорацию, цехи—под управлением
выбранных чиновников, называемых цехмистрами. Таким образом были, например,
цехи: кушнирскийи ткацкий-, малярский, ковальский, ризницкий, бондарский и тому
подобные; каждый цех имел свой герб, свою печать. Ежегодно, обыкновенно пред
новым годом, под звук городового колокола, сходились все мещане на вече, поверяли
дела свои, избирали начальников. Администрация сосредоточивалась в ратуше, которая
в Киеве и Нежине называлась магистратом: в ратуше, или магистрате, заседали
выбранные райцы под председательством бурмистраНе везде было одинаково число
райцев и бурмистров; смотря по величине и многолюдству города, в некоторых местах
