-  Браво! Браво! Не узнала! Не узнала! Первый успех!

- Государь, боюсь , что Елизавета Алексеевна, что-то заподозрила…- с достоинством сказал Фотий.- Я нашёл средство более надёжное, укрыть ваше отречение…

- Ну-ка, ну-ка…

- Спрячьтесь.

          Александр вновь встал за ширму.

          Фотий три раза отчётливо хлопнул в ладоши. Другая, скрытая между куртуазными французскими гобеленами, дверь бесшумно отворилась. В кабинет, щелкнув сапогами, вошёл человек в солдатской форме.

- Ваше величество, по вашему приказанию рядовой 51-го пехотного полка 3-й армии Петров явился.

- Как зовут тебя, братец?- спросил Фотий.

- Фёдор, Кузьмы сын.

- Будешь стало быть – Фёдор Кузьмич…

Александр из-за ширмы внимательно наблюдал за солдатом. Безусловно, тот был похож на него гораздо больше, нежели загримированный Фотий.

                                                            *  *  *

          Николай, в  том же мундире бригадного генерала, в котором он был у Истоминой, быстро шёл по коридорам императорской резиденции. Не успевая, за ним бежали три офицера.

- Раевский! – приказал Николай на ходу. – Срочно собери всех моих адъютантов. Немедленно выезжаем в Святоозёрский монастырь. Предупредите господ офицеров быть конными, взять провизии на два дня.

          Навстречу Николаю попался генерал граф Аракчеев.

- Что-нибудь случилось, ваше высочество? – услужливо спросил он.

- Всё нормально. Отлично. Великолепно. – На ходу прокричал Николай.

-Ох уж эта молодёжь! – пробурчал ему вслед Аракчеев.

- Ничего от неё никогда  толком не добьёшься. Коновницын!

- он подозвал шедшего с ним рядом офицера. – немедленно собери всех моих штабных адъютантов. Предупредите офицеров быть конными и захватить провизии на два дня.

                                                             *  *  *

          Кавалькада всадников Николая понеслась по холмам и лесам. Тайно за ним следовали конник во главе с Аракчеевым.

                                                              *  *  *

          В гулкие стены монастырской церкви билась молитва инокини:

- По словам псалома41: « Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слёзы мои были для меня хлебом и день ночь, когда говорили мне всякий день « Кто Бог твой?» Вспоминая об этом изливаю душу мою потому что я ходил в многолюдстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и славословием празднующего сонма. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду ещё славить Его, Спасителя и Бога моего.»

          В середине церкви молились пять или шесть пожилых монахинь в белых праздничных одеяниях. Между ними на коленях перед иконой Богоматери, которую держала одна из монахинь, в чёрном платье, напоминающем балахон, стояла Оленька, дочь Анны Истоминой. Оленька плакала, пряча в кулачок слёзы.

         Настоятельница, строгая русая женщина с глубоко посаженными бесстрастными глазами, чем-то очень напоминающая  Катерину Трубецкую, жестом остановила молитву.

- И не будет у тебя больше ни отца , ни матери, ни брата,  ни мужа, а будешь ты невеста Христова и жених твой будет на небесах, в Царстве Господнем. А прозываться отныне начнёшь Марфой.

- Я не хочу Марфой…- пролепетала девочка.

- Молись! – строго наклонила ей голову настоятельница.

- Это поначалу страшно, потом привыкнешь! – подскочила с шепотом молоденькая благообразная монахиня.

          Девочке, с силой наклонив её, большими овечьими ножницами стали в кружок остригать тонкие волосы. Оленька беззвучно захлёбывалась слезами.

          Монашки запели:

- Отче наш, иже еси на Небесах… да святится имя твоё, да пребудет воля твоя…

          Вдруг в притворе церкви послышался громкий шум. В храм стремительно вбежал Николай, за ним – в плотной белой мантилье поверх чёрного шерстяного платья Анна, десяток офицеров с факелами.

- Остановитесь! – обратился Николай. – вы не имеете права! Вы не можете постригать ребёнка в монахини без разрешения…

- Разрешения не требуется. Девочка- сирота, - коротко ответила мать –настоятельница.

- Вот её мать!

- Мама! Мама!

- Олечка!

          Мать и дочь бросились друг другу в объятья.

           Тем временем другие иноки, уже в чёрных ризах, прятавшиеся в темноте храмовых пределов, обнажили спрятанные шпаги и подбадривая себя возгласами, набросились на Николая и его людей.

- Измена! – закричал Николай.

- теперь, дружок, ты в ловушке! – прошептал Трубецкой. Оставаясь в тени, с маской на лице, в тёмной ризе, он руководил нападением.

           Женщины с визгом и плачем разбежались. Пришло время шпаг. Немало храбрых офицеров, верных Николаю, а также – заговорщиков пало в бою. Вскоре, видя неловкость своих людей не умевших справиться с Николаем, в сражение, неузнанный вступил Фотий – Трубецкой. Долго дрался он на шпагах с Николаем. Чаша весов колебалась то в одну, то в другу сторону. Соперники не уступали друг другу в ловкости, отваге и силе. Николай ранил Трубецкого в бок, Трубецкой – Николая в плечо, и снова в грудь ранен Трубецкой, когда Николай рухнул на пол от выстрела из пистолета предательски подкравшегося сзади заговорщика. Дело николаевских офицеров казалось проигранным, численный перевес однозначно был на стороне противника. Но вот в храм вбежала новая группа военных. Это был Аракчеев со своими офицерами.

- Великий князь, держитесь! – раздался громовой голос Аракчеева, и с обнажённой шпагой он ринулся в самую гущу схватки.

          Воодушевлённые подмогой николаевские офицеры и соединившиеся с ними аракчеевские адъютанты быстро разогнали заговорщиков.

                                                            *  *  *

          Вскочив вдвоём на одного коня, Трубецкой и настоятельница – она же Катишь, оставшись неузнанными, ускакали в ночь.

                                                            *  *  *

         Николай пожал левой рукой руку Аракчееву:

-Благодарю вас, граф! –Николай сидел на полу, медик перебинтовывал ему раны.- Вы становитесь мне гораздо симпатичнее.

- Предан без лести, ваше высочество,- с достоинством ответил Аракчеев.- Как рана?

- Пустяк .

          Счастливая Анна прижимала к себе дочь.

                                                                      *  *  *

          Горел восток. Чистым  полем всадники  возвращались в столицу. Отстав от других, Николай. Который крепко держал рукой с забинтованным плечом спящую на седле впереди себя Оленьку, тронул коленом ногу Анны , ехавшей рядом на чепрасовой кобылице.

- Так мы теперь вместе?

- Я очень боюсь новой любви. Любовь приносит слёзы - печально, влюблено отвечала Анна, подвигаясь к Николаю.

 Они развернули лошадей.

- Не думай о плохом,- Николай поцеловал Анну.

Оленька заворочалась во сне.

- Я люблю её, - сказал Николай, целуя  девочку в лоб.

- А твоя жена? А сын Александр? – обречённо спросила Анна.

           Николай не ответил. Ударив шпорами вороного арабского жеребца, он унёсся далеко вперёд.

          Вставало солнце.  В роще запел соловей.

                                                                *  *  *

          К трём каретам стоявшим у парадного входа дворца, спустились Александр Павлович, Николай Павлович, Фотий, Елизавета Алексеевна, Александра Фёдоровна, Аракчеев, Минкина, вприпрыжку за ними бежали больной сын Александра и сын Николая подросток – Александр Николаевич.  Холодный ветер гулял в голых стволах деревьев, дребезжал в кровле. С гортанным криком носились вороны. Из-за непогоды все оделись тепло, но нарядно.