— А ты иди домой. Хорош на сегодня. Я уеду с концами. Хочу, знаешь ли…

— Понятно, — сказала секретарша.

— Что тебе понятно? — быстро спросил он.

— Ну, отдохнуть хотите, наверное…

— Точно! Отдохну сегодня. Столько навалилось дел с этим… Маликовым.

— Сложности? — вежливо поинтересовалась Света.

— Да нет, не особенно. Кто там, кстати, в приемной?

— Еврейская община.

— Что им надо?

— Ну как чего? Денег хотят попросить.

— Завтра на утро им назначь. Дадим денег. Святое дело! С ними дружить нам сейчас интересно. Дальше.

— Свидетели Иеговы.

— Денег?

— Конечно.

— Гони в шею.

— Понятно.

— Еще?

— Журналисты.

— Откуда? И что надо?

— Там их несколько. С телевидения какие-то, с регионалки. Из «Ведомостей».

— Скажи им, что завтра в пять пресс-конференция. И отправь факсом приглашения… — Эта мысль только что пришла Боровикову в голову. И показалась очень удачной. — Во все хорошие газеты отправь. В «Интерфакс», там… Ну, куда сообразишь — на радио эфэмные… Короче, сама врубишься.

— Где?

— Что — «где»?

— Где пресс-конференцию-то устраивать?

— Да здесь. В холле у нас. Места хватит. Закусочку там, то-се, водочки… Фуршетик такой легкий. Сообразишь?

— Конечно, не в первый раз.

— Значит, серьезных посетителей сегодня…

— Нет. Все, кто были записаны, с вами уже беседовали. Остались только эти.

— Ну и чудно. — Боровиков поднялся с кресла. — Что ж, пора. Ну-ка, Светик, скажи на дорожку что полагается: «Нас…»

— «…трахают, — послушно продолжила секретарша любимую поговорку шефа, — а мы крепчаем!» — Она хмыкнула и одернула платье.

— Правильно. Молодец! — Гриб ласково хлопнул девушку ладонью по упругому заду. — Все, Светик. Запираем заведение.

В приемной Гриба встретил телохранитель Игорь, помещавшийся обычно рядом с дверью в офис. Раздвигая широкими плечами небольшую толпу просителей, журналистов и каких-то вообще неведомых личностей (пришедших с просьбами по поводу своих мелких делишек), Игорь провел шефа к лестнице, ведущей прямо на улицу.

— Все — завтра, все — завтра! — услышал Гриб за своей спиной громкий голос Светы. — Подходите ко мне, я вас запишу… Всех запишу, не волнуйтесь, все будут приняты!

«Умница девочка!» — еще раз подумал Боровиков, усаживаясь в черный джип.

— Витя, — вдруг обратился Гриб к шоферу. — Слушай, а «мерс»-то что?

— Что, Артем Виленович?

— Ну… «мерс»-то на месте?

— А куда ж он денется? Стоит. Хотите на нем ехать?

— Да. Знаешь, сегодня давай-ка на «мерсе». Дело такое… Надо выглядеть соответственно…

Он и сам не знал, почему пересел в другую машину. Может быть, из-за того, что ехал на встречу с лидерами политических партий, для которых «шестисотый» — вроде визитной карточки, своего рода знак, определяющий принадлежность к своему кругу?.. Даже этот придурок, Кульков, который вообще пришел в политику голозадым раздолбаем, и тот, если сам не на «шестисотом» едет, то, считай, для него весь день испорчен.

«Вот говнюк! — усмехался мысленно Гриб, вылезая из джипа и направляясь к черному бронированному «Мерседесу», стоявшему в подворотне. — За штуку баксов — удавится! Как был, так и остался воинствующей нищетой, а туда же — «шестисотый» ему подавай! Только пыль в глаза пускает. Жадный он, как и всякий нищий, жадный, потому и заработать ничего не может. Они, коммунисты, только кричать горазды, что нужно делиться. А сами-то, если урвут кусок, ни крошки ближнему не дадут. Потому и нищие. Богатые — они потому и богатые, что делятся нажитым. Иначе, если делиться не будешь, сожрут, сомнут, растопчут. Как же этот Кульков не понимает таких простых вещей?..»

Боровиков относился к Кулькову и Пряхину с легким (впрочем, вполне снисходительным) презрением. Не тот калибр был у этих ребят, чтобы воспринимать их слишком всерьез.

«Не тот калибр, — повторил про себя Гриб. — В ихние годы нужно уже крупным калибром становиться. Ну, может быть, не таким, как я, но хоть как-то… А то живут — словно шваль какая-то!»

— В «Пальму», Витя.

— Куда?

— На Пушкинскую.

— A-а, это которая теперь «Штаб» называется?

— «Штаб»? Чего это?

— Ну, они название сменили.

Витя аккуратно вырулил на Большой проспект, проехал метров двести и свернул к набережной Невы.

— У них там, типа, теперь под гражданскую войну закос.

— Зачем? Приличное было место.

— Модно, говорят. Вообще-то, интересно. Я там был, смотрел. Красиво сделали. Как изба такая… Бурый их держит теперь.

— Бурый? Это кто?

— Ну, такой, знаете, из этих… Что сами по себе. Волчара! Гопников собрал вокруг себя.

— Да? И что — держит район? Надо же, как интересно.

— Нет, куда ему! Там же вокзал, Невский, гостиницы — ему все это не потянуть. Взял под себя шалман, а так, вообще, на улице его братва промышляет. Пункты приема стеклотары, магазины мелкие, бомжи, нищие там, у Владимирской церкви, чего-то еще… Ну, проститутки дешевые. В общем, как обычно. Правда, братва у него, говорят, отмороженная. Без башни парни.

— Ну, это понятно. Голь перекатная. Ладно, поглядим, во что они там ресторан превратили.

— А Бурый этот еще…

— Все, хорош, Витя, не грузи меня всякой хреновиной.

«Мерседес» Боровикова шел вторым в маленьком кортеже — ведущим был тот самый черный джип, на котором он обычно ездил сам. Машины свернули на набережную, и тут Боровиков услышал где-то сбоку громкий хлопок.

— Ё!.. — успел еще сказать Витя, пригнув за баранкой голову, — и тут же черный джип перед ними превратился на миг в огненный шар. Еще через мгновение страшный грохот, прорвавшись сквозь бронированные стекла «Мерседеса», заставил Боровикова вздрогнуть всем телом, вжаться в сиденье и схватиться одной рукой за ремень безопасности (которым он никогда себя не страховал, полностью полагаясь на мастерство своего шофера и надежность принадлежавших ему автомобилей). Другой рукой он вцепился в плечо Вити, словно пытаясь помочь тому в управлении тяжелым «мерсом».

Витя только прищурился от взрыва впереди, резко крутанул баранку и выскочил на встречную полосу, чтобы не врезаться в пылающие остатки джипа.

Боровиков глянул вперед и увидел, как прямо на них несется «девятка» цвета «мокрый асфальт». Он отлично разглядел парня, сидевшего за рулем и странно-быстро моргавшего пушистыми, как у девушки, ресницами. Парень открыл рот и, кажется, что-то кричал; лицо его приближалось стремительно, вырастало в размерах. И тут что-то грохнуло сзади, ударило в затылок, обожгло спину и бросило Артема Виленовича вперед, навстречу летящей прямо на них жлобской «девятке» с каким-то лопухом за рулем.

Грибу показалось на мгновение, что он движется отдельно от своего «Мерседеса», что он каким-то непостижимым образом вылетел сквозь запертые бронированные двери и летит вперед и в сторону.

«Если упаду в Неву, то все в порядке», — подумал Артем Виленович. Но, тут же спохватившись, понял, что никуда он не летит, а сидит в своей машине, которая почему-то движется боком, скользя по асфальту, и «девятка» не перед ними, а слева, но уже совсем рядом.

Гриб полностью потерял ориентацию в пространстве… И в этот момент «Жигули» ударились в бок развернутого взрывом «шестисотого» как раз с той стороны, где располагался Боровиков. Парень, сидевший за рулем «девятки», не был пристегнут и вылетел вперед, пробив головой и плечами лобовое стекло «девятки». Его забросило под колеса загоревшегося «Мерседеса», которые, по счастью, уже замерли.

В этой страшной аварии пострадал еще один человек — велосипедист, ехавший прямо рядом с тротуаром, вроде бы в зоне абсолютной безопасности, был внезапно отброшен взрывной волной в сторону и, ударившись головой о фонарный столб, потерял сознание.

Юрий Анисимов иногда думал: чем бы ему пришлось заниматься, родись он на двадцать или даже десять лет раньше?