смерти. Марта не пошевелила бы и пальцем, чтобы спасти меня, но Бьянка и

Клайв мыслили иначе. Вместо того, чтобы сесть на самолет, вылетающий в

Эленгард, они заставили пилота вертолета отвезти их обратно в Прагу. Пока

Бьянка лечила меня, Клайв, Марта и сам герр Рихтер обыскивали город, руководя отрядами огнеметчиков, уничтожая паучат и ускоряя распад

призрачной паутины. А потом, когда город был очищен, мы все вместе

улетели домой.

Вот, пожалуй, и все. Но теперь, когда спустя почти год после тех

событий начались все эти странные покушения, я вновь мысленно

возвращаюсь к событиям в Праге и думаю о том, что же имел в виду Паук, в

последний миг перед неотвратимой гибелью прошептавший мне:

«Наследник…» ? Что он хотел сказать? Могла ли эта тварь незадолго до

нашей встречи породить кого-то, столь же сильного и хитрого, как она сама, но более близкого к человеческому миру, способного мыслить и планировать

также, как это делают люди? И не обещал ли мне Паук перед свой смертью

столкновение с этим «наследником»? Мол — «пусть ты отверг

предложенный мир, но жить спокойно в нем ты не будешь, и мой наследник

рано или поздно доберется до тебя»? Пауку не составило бы проблемы

подчинить нескольких высокопоставленных военных шишек и заставить их

организовать доставку на крышу «Алимитед хеус» боевого робота.

Версия с «наследником Паука» все объясняла. И все же… все же мне

казалось, что я чего-то не учитываю. Было что-то еще, лежащее под самым

носом, что ускользало от моего внимания…

Я провел несколько часов, то пробуждаясь, то вновь погружаясь в

дремоту и вновь возвращаясь к воспоминаниям о Пауке. Паук видел во мне

кого-то, схожего по духу с ним самим — то, что он не видел во мне человека, явствует из самого характера предложения, которое он мне сделал… Марта

Леонардес, предпочитавшая обходить меня стороной — а в случаях, когда

она все же бывала вынуждена оказаться со мной в одном пространстве, принимавшаяся беззвучно, одними губами, шептать свои индейские заговоры

против злых духов… Может быть, они оба были не так уж далеки от истины?

Раз существуют перерождения души в различных телах (а то, что они

существуют, я знал совершенно точно), может существовать и какой-нибудь

закон, определяющий характер этих перерождений. Может ли человек, сознательно и упорно творящий зло, в конечном итоге родиться в мире

демонов? Предположим, что да. А раз так — может быть, я представляю

собой противоположный вариант? Может быть, когда-то я и впрямь был

демоном, но за какое-нибудь ужасное (для демона) преступление — вроде

бескорыстного доброго поступка — обречен проживать одну человеческую

жизнь за другой, до тех пор, пока не исправлюсь и не восстановлю

целостность своей бездушной и глубоко порочной натуры? И что, интересно

знать, мне для этого нужно сделать? Вырвать Бьянке сердце, предварительно

подвергнув ее самым зверским и извращенным пыткам?.. Да ну к черту.

Даже если это правда, таким путем к осознанию себя-настоящего я не пойду.

Человеческая реальность за тысячи лет мне порядком приелась, но еще не

настолько. В чем-то я даже привык к людям, местами даже стал более

терпимым…

…От всех этих бредовых фантазий меня оторвал, вырвав из

полудремы, телефонный звонок. На табло отобразился номер моего

наставника. Что ему нужно в такое время?..

— Доброй ночи, герр Рихтер.

— Дил, ты еще не спишь?..

— Уже нет. — Я улыбнулся.

— Извини, что разбудил. Ты ведь, кажется, всегда хотел побывать в

Китае?

— Да, — я сделал короткую паузу. Вопрос меня насторожил. — А что

такое?

— Ты летишь туда завтра. Утром за тобой заедут.

— Что случилось?

— Ничего, — усталый вздох. — Ничего нового. Просто тебе нужно…

исчезнуть на какое-то время. Тогда, возможно, все утрясется… По крайней

мере, я на это надеюсь.

— Что утрясется?! Я вас не понимаю.

— Я не могу объяснить всего прямо сейчас. Вернешься из Китая —

поговорим. Не спорь, пожалуйста. Сделай то, что я прошу.

Я долго молчал, прежде чем ответить. Мне не нравились те условия, в

которые меня пытался поставить герр Рихтер. И все же… и все же я понимал, что у него могли быть причины так поступать. Он умный человек и знает

меня. Знает, как я реагирую на те или иные вещи. Связь, сформировавшаяся

между нами за прошедшие годы, очень хрупка и ее легко разрушить.

Достаточно лишь раз предать мое доверие. Рихтер — не Бьянка, в нем нет

той странной силы, которая есть в ней и которая заставляет стихать

бушующую во мне жажду разрушения; силы, которая согревает мою

холодную душу, приближаяя ее, насколько это вообще возможно, к

человеческому миру, с его любовью и состраданием. Герр Рихтер, скорее, сроден Марте, хотя многократно умнее ее и хитрее: он хорошо чувствует

флажки и знает, где категорически нельзя за них заступать. Между нами

существует своего рода договор, и если он будет нарушен, я просто

перестану отличать этого человека от всех остальных людей.

— Хорошо, — вздохнув, сказал я. — Китай так Китай. Пойду собирать

вещи.

14

Самолет совершил посадку в нанкинском аэропорту. Все мои вещи

уместились в небольшой рюкзак; у моего спутника, Линь Хуна, вещей было

и того меньше. Линь — Норрижский гражданин китайского происхождения, агент ВЕСБ, приставленный ко мне Рихтером в качестве спутника и

переводчика. Хотя я и надеялся, что, оказавшись в Китае, вспомню свою

прошлую жизнь в нем настолько хорошо, что вновь смогу говорить на том

языке, которым когда-то отдавал приказания огромной армии,

растянувшейся от горизонта до горизонта, все же нельзя было рассчитывать, что даже и в этом случае я окажусь понят людьми, живущими на этой земле в

нынешнее время. Прошло несколько тысяч лет, язык неузнаваемо изменился

также, как изменился с тех пор сам мир. Поэтому я не стал особенно рьяно

возражать против общества Линя: я планировал насыщенную культурную

программу, и помощь переводчика будет совсем не лишней.

Рихтер подобрал хорошего исполнителя и правильно подготовил его: Линь беспрекословно выполнял мои распоряжения, не лез с разговорами и не

пытался влиять на мое поведение. В первый же день я приволок в номер

гостиницы симпатичную китаяночку, которую подцепил тут же, на улице.

Избавленная от культурных стереотипов и привитых в ходе воспитания

императивов, она превратилась в великолепное похотливое животное, обществом которого я наслаждался почти всю ночь. Я не знал китайского, она — норрижского, но, тем не менее, мы прекрасно поладили. Линь повел

себя паинькой и все это время провел в своей комнате, покинув ее лишь

после того, как девушка ушла.

Некоторое время мы обсуждали маршрут поездки и то, каким

транспортом лучше воспользоваться. Линь предлагал скоростные аэропоезда,

но мне не было нужды куда-либо спешить, наоборот, хотелось иметь

возможность в любой момент остановиться и провести неограниченное

время на понравившемся месте: я надеялся, что найду здесь хоть что-нибудь

знакомое, что запустит цепочку воспоминаний, связанных с этим местом. И

вот, мы взяли напрокат машину и отправились в Хэфэй, оттуда в Сюйчан, и

далее на север, приближаясь к Великой Стене.

Мы часто останавливались, но увы — все оставалось незнакомым.

Сохранилось ли хоть что-то от той страны, в которой я когда-то жил? Не все

ведь превращено в автострады, фабрики и гипермаркеты? Нужно было

поискать там, где еще сохранилась дикая природа и вот, миновав Сюйдэ, мы

свернули на проселочную дорогу и ехали, минуя одну деревушку за другой, так долго, как только могли, а когда дорога закончилась — оставили машину