— Я — Дуар!

Шарр вздохнула:

— Тогда иди, Дуар. Когда ты родишься в следующий раз, я приду снова. И снова. И, может, когда-нибудь… — её голос угас.

И она сама исчезла! Больше ничего уже не опасаясь, Дуар бросился вверх по каменным ступеням, по которым прежде не поднимался ни один человек. Скорее вверх — туда, где его ждала прекрасная Нионе, и где перед его королевскими глазами расстилался весь Игот. Да, она не ушла — Дуар знал это ещё до того, как увидел её очертания на фоне луны. Нионе уже шагнула на первую из ступеней, ведущих в неведомые ей глубины, и это обрадовало его. Она готова была идти за ним к безымянной смерти! Чего ещё желать варвару, кроме трона могучего королевства и прекрасной королевы рядом?

Но когда Дуар выходил из башни, его догнал шёпот — едва уловимый, как тонкая, призрачная нить к прошлому:

— Дуар, ты глупец! Ты же мог владеть всем миром, а берёшь себе лишь крохотное королевство…

Андрей Бударов[9]

Загадочный адепт «меча и магии»

Клиффорд Болл (1907? — 1947?) — один из питомцев журнала «Странные истории» («Weird Tales»), где наряду с ним в золотую пору издания публиковались такие корифеи фантастической литературы, как Говард Филлипс Лавкрафт, Фриц Лейбер, Абрахам Меррит, Роберт Блох, Мюррей Лейнстер, Генри Каттнер, Теодор Старджон и Роберт Говард.

Влияние творчества последнего на рассказы Болла было подмечено сразу. Один из читателей «Странных историй» выразился образно: «Клиффорд Болл, как видно, обулся в ботинки Роберта Говарда, другой вопрос — по размеру ли они ему? Пока что молодой автор справляется неплохо, но его ногам следует вырасти ещё немного, чтобы он поднялся до уровня лучших рассказов Говарда».

Несмотря на одобрительные отзывы, Клиффорд Болл вскоре прекратил публиковаться. За четыре с половиной года писательской карьеры он выпустил в свет всего только шесть рассказов.

Наиболее интересен первый из них, «Дуар Проклятый» («Duar the Accursed»), напечатанный в мае 1937-го. Антураж и в самом деле похож на мир Хайборийской эры Говарда (как, впрочем, и на любой другой мир «меча и магии»), да и центральный персонаж — страдающий амнезией экс-король — напоминает Конана-варвара. Но Клиффорд Болл направляет фокус внимания не столько на масштабную личность главного героя и «упоение в бою», сколько на отношения между персонажами, их взаимодействие. В следующих двух рассказах Болла («The Thief of Forthe» и «The Goddess Awakes») действие происходит в том же мире, только главный герой уже другой. В последних же трёх новеллах («The Swine of Ææa», «The Little Man» и «The Werewolf Howls») продемонстрированы совсем иные грани писательского таланта — в спектре от мифологической фэнтези до «хоррора».

Как бы то ни было, в фантастической литературе Клиффорд Болл свой след оставил — во всяком случае, в той жанровой разновидности, что зовётся «героической фэнтези». Прав Лин Картер, утверждавший: «Пусть Клиффорд Болл не писал с оригинальностью Кэтрин Мур или энергичным темпом и стилем Генри Каттнера, но у его историй есть свой уникальный аромат».

Святослав Логинов[10]

Мастерская Иосифа

Меньше всего заказчик походил на заказчика. В простой куртке серого сукна, какая прилична мастеровому, он скорее сошёл бы за натурщика, зашедшего узнать, нет ли для него работы. Такой может изображать апостола Петра или любого персонажа второго плана. Курчавая борода с густой проседью, обширная лысина, цепкие глаза под густыми бровями — короче, типаж. И всё же, он сказал, что хочет заказать картину.

— Какую именно картину хочет заказать сеньор? — учтиво спросил Диего.

Ясно, что серьёзных денег у заказчика нет, разве что он хочет приобрести картину для цеховой часовни. На подобные приобретения мастера скидываются вскладчину, и заплатить могут очень неплохо. Но тогда старик не пришёл бы один, и наверняка на груди у него сияла бы цепь и прочие цеховые регалии.

— Вот такую, — старик указал на неоконченное «Поклонение волхвов», которое Диего делал для монастыря святой Цецилии. — Чтобы размер был такой.

— Сеньору известно, сколько стоит картина такой величины?

— Да, я узнавал. Это дорого, но деньги у меня есть.

— И каков должен быть сюжет картины?

— Сюжет?.. Ну, чтобы всё было нарисовано понятно. И ещё я хочу, чтобы вы нарисовали там меня, если можно.

— Можно, — ответил Диего, отметив про себя, что заказчик слова «сюжет» не знает. — Смотрите: это «Поклонение волхвов», а вот позади царя Мельхиора стоит заказчик картины.

Старик вгляделся в лицо рыцаря, стоящего за плечом одного из царей, и удивлённо воскликнул:

— Это же граф Мендоза! Мне не раз доводилось видеть его светлость: здесь он как живой!

— В том и состоит искусство живописца. Можете взглянуть: здесь изображено снятие с креста. Граф Мендоза, коленопреклонённый стоит рядом с богоматерью.

— Удивительно! Получается, что, благодаря вашему искусству, его светлость присутствовал при величайших событиях человеческой истории!

— В духовном плане, исключительно в духовном плане.

— Я вот что хотел спросить: а эти люди — волхвы, и мадонна, и святой Иосиф… — их вы как рисуете?

— Выбираю натурщиков, которые подходят к замыслу, и пишу их.

— А не могли бы вы также написать меня? Меня зовут Иосиф, и случилось так, что я всю жизнь проработал плотником. И когда я слышу об Иосифе Плотнике, я каждый раз вздрагиваю. Этот человек мне больше, чем родной. Не могли бы вы написать святого Иосифа с меня?

Диего покивал головой, заново, с прищуром разглядывая лицо собеседника. Хорошее лицо: борода, густо побитая сединой, лысина в обрамлении остатков волос, пристальный взгляд умных глаз, морщины, свидетельствующие не о пороках, а о прожитых годах. Как ни поверни, получается апостол Пётр, хотя при желании можно изобразить и Иосифа.

Значит, святое семейство. Перед внутренним взором немедленно возникла фигура мадонны с младенцем на руках. Спасителю должно быть около года. Он стоит, обернувшись вполоборота, и тянется ручонкой к седой бороде Иосифа. А у того в глазах лукавство пополам с восторгом. По всему видать, Иосиф-настоящий — добрый человек и не станет возражать, если к его бороде потянется не божественный младенец, а обычный ниньо.

И всё же, некоторые сомнения остаются.

— Обычно Иосифа изображают человеком пожилым, но не в столь преклонных годах, как ваши…

— Но время идёт для всех, и библейский Иосиф тоже старился. Приходский священник рассказывал, что Иисус, прежде чем начать проповедь, работал в мастерской своего земного отца. Я хочу, чтобы картина была такой: Спаситель, совсем молодой, но уже и не младенец, лет двенадцати или пятнадцати, как вам покажется удобным, занят обычной плотницкой работой. А где-то в глубине мастерской трудится старик-отец. Ведь он должен состариться за эти двенадцать лет. Не надо никаких разверзшихся небес, Фаворского света и трубящих ангелов. Ангелам не интересно глядеть на плотницкую работу. Но мне кажется, что именно этот человеческий труд был первым шагом к труду божественному.

По всему видать, старый плотник много размышлял над волнующей его темой. Из таких происходят самые упорные еретики. Хорошо, что у этого мысли сосредоточились на картине.

Тонким углём на листе картона Диего набрасывал лицо плотника. Даже если заказа не будет, эскиз не пропадёт. Такому лицу отыщется место на любом полотне. Жаль, что ничего плотницкого в лице Иосифа нет, как и в лицах его библейского двойника, глядящих с тысячи картин. Какие изображения святого семейства ни возьми, всюду видим только богатые одежды и умиление во взоре. Плотника не разглядеть при всём желании.