15
ківвская старина.
Какую пользу принесет душѣ изслѣдованіе о формѣ и мѣрѣ Ковчега? Къ чему исцѣленіе и воскресеніе плотское, если чело-вѣкъ снова умираетъ? Возставая противъ бездушной внѣшности, Сковорода вооружался и противъ тѣхъ (а такихъ было не мало), которые думали, что одно монашеское одѣяніе даетъ спасеніе человѣку. Извѣстны его рѣзкія выраженія противъ современна-го ему монашества. Когда другъ Гервасій уговаривал его при нять монашество, указывая на славу, честь и изобиліе всего, его ожидающія, онъ возревновалъ объ истинѣ и сказал: „развѣ вы хотите, чтобы и я умножилъ число Фарисеевъ? "Ьшьте жирно, пейте сладко, одѣвайтесь мягко и монашествуйте! А Сковорода полагаетъ монашество въ жизни нестяжательной, малодовольствѣ, воздержности, въ лишеніи всего ненужнаго, дабы пріобрѣсть всенужнѣйшее, въ отверженіи всѣхъ прихотей, дабы сохранить себя самого въ цѣлости, въ обузданіи самолюбія, дабы удобнѣе выполнить заповѣдь любви къ ближнему, въисканіи славы Божіей, а не славы человѣческой". (См. еще примѣръ, въ 1-мъотд. (на 21 стр.). Такъ это разсказываетъ Ковалинскій. Но и здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, Сковорода не былъ от-рицателемъ: онъ возставалъ противъ монашества не въ его идеѣ, а только въ практическомъ осуществленіи, въ тѣхъ проявлені-яхъ, какія онъ видѣлъ въ современной ему действительности. Въ этомъ отношеніи чрезвычайно интересно одно его письмо къ Ковалинскому (1-е отд., стр. 45). Въ немъ онъ выражаетъ свое глубокое уиаженіе къ истинному монашеству и разъясняетъ свою мысль Ковалинскому, приводя цитаты изъ книги о мона-шествѣ Эвагрія, которую онъ въ то время читалъ. Народъ христіанскій дурно понимает монашество, говорить онъ. Главою ученыхъ богослововъ былъ Христос; высшимъ же мона-хомъ ученикъ христовъ, который старается быть во- всемъ по-добенъ своему учителю. Ты скажешь, что апостолъ выше монаха. Сознаюсь, но вѣдь и апостолъ дѣлается изъ монаха, который пока собою управляетъ, до тѣхъ поръ онъ монахъ, а если направляетъ также и другихъ на правильный путь, то дѣлается апостоломъ. Христосъ пока былъ въ пустыни, былъ мо-нахомъ, т. е. совершенно невещественнымъ. Такъ устанавли-
167
ваетъ Сковорода связь и вмѣстѣ съ тѣмъ разницу между от-шельникомъ и проповѣдникомъ. Естественно, что, ставя такъ высоко монашеское званіе, предъявляя къ нему такія огромныя требованія, Сковорода сильно вооружался противъ тѣхъ, которые только надѣвали на себя монашеское платье, не отставъ отъ земного. „Хочешь ли быть Павломъ Ѳивейскимъ, Антоніемъ Египетскимъ или Саввою освященнымъ? Лицемѣре! Къ чему жъ тебѣ финикова епанча Павлова! Къ чему Антоніевска борода, а Савинъ монастырь, капишонъ Пахоміевъ? Сей есть одинъ только монашескій маскарадъ. Какая же польза сею маскою сокрывать тебѣ смиренное твое сердце?.. Бѣгай молвы, объемли уединеніе, люби нищету цѣлуй цѣломудренность, дружись съ терпѣніемъ, водворися со смиреніемъ, ревнуй по Господѣ Вседержителѣ. Вотъ тебѣ лучи божественнаго сердца этихъ монаховъ-отшельниковъ (2-е отд. стр. 76). Не менѣе сильно, рѣзко вооружается Сковорода и вообще противъ ханжей и лицемѣ-ровъ. Вотъ картинное сатирическое изображеніе этихъ послѣд-нихъ. „Пятерица человѣковъ бредутъ въ преобширныхъ епан-чахъ на пять локтей по пути влекущихся. На головахъ капишоны. Въ рукахъ не жезлы, а дреколіе. На шею каждому по колоколу съ веревкою. Сумами, иконами, книгами обвѣшенны. Едва, едва движутся, аки быки, парохіальный колоколъ везущіи. Вотъ развѣ прямо труждающіися и обремененный. Горе имъ, горе! Сіи суть лицемѣры, сказалъ Рафаилъ. Мартышки истин-ныя святости. Они долго молятся въ костелахъ, непрестанно во псалтирь барабанятъ. Строятъ козни и снабдѣваютъ. Бродятъ поклонниками по Іерусалимамъ. По лицу святы, по сердцу всѣхъ беззаконнѣе. Сребролюбивы, честолюбивы, сластолюбцы, ласкатели, сводники, немилосерды, непримирительны, радующіися зломъ сосѣднимъ, полагающіи въ прибыляхъ благочестіе, цѣлующіи всякій день заповѣди Господни и за алтынъ оныя продающіи, домашніи звѣри и внутренніи зміи, лютѣйшіи тигровъ, кроко-диловъ и василисковъ. Сіи нетопыры между деснымъ и шуіимъ путемъ суть ни мужскаго, ни женскаго рода. Обоимъ враги, хромы на обѣ ноги, ни теплы, ни студены, ни звѣрь, ни птица. Шуій путь ихъ чуждается, яко имущихъ образъ благочестія,
17
десный же отвергаетъ, яко силы ихъ отвергшихся. Въ сумахъ ихъ песокъ Іорданской съ деньгами. Обвѣшенныя же книги ихъ суть типики, псалтыри, прологи и протчая. Вся ихъ молитва въ томъ, чтобъ роптать на Бога и просить тлѣнностей. Вотъ останавливаются молящеся и пѣть начинаютъ. Послушаемъ безбожные ихъ пѣсни Божія.
Боже, яозотани, что сішша? ІІочто насъ аѳ радншв? Се путь биазаконныхъ цвѣтетъ! На путехъ нхъ бѣдностей вѣтъ. Мы жъ Тебѣ свѣчащи ставпмъ, ВсявШ дѳвь молебны праваиъ, И забылъ ты всѣхъ насъ! Два раза постимъ въ недѣлю, Въ постъ не уживаемъ хмѣлю, Странствуеиъ по святыкъ граіамъ, Молимся я дона, н такъ, Хоть псалтыри не внимаемъ, Но наиэустъ ее янаемь. И забылъ тві всѣхъ насъ! Услыпги, Боже, вопль в рыкъ! Даждь наиъ богатство всѣхъ языкъ! Тогда то Тебе просіавниъ, Златыя свѣчи поставннъ, И всѣ xjukh позлащенны Возшумлятъ Твонхъ шуиъ сѣвій— Тоемо даждь наиъ вѣкъ златъі (2-е отд., стр. 205—206).
Таково въ общихъ чертахъ міровоззрѣніе Сковороды: въ немъ стройно сочетались взгляды на міръ, человѣка и Бога. Черезъ все проходитх одна основная мысль о двухъ началахъ, проникающихъ все сущее, и объ огромномъ преимуществѣ одного изъ нихъ—начала Вѣчности или Бога. Изъ этой идеи Сковорода выводить и свою теорію воспитанія; отсюда же вытекаютъ его взгляды на такія явленія, какъ религіозный бытъ современ-наго ему общества, монашество и т. п. Вездѣ и всегда онъ про-повѣдывалъ превосходство Духа надъ матеріей, вѣчнаго надъ тлѣннымъ. Въ этомъ весь смыслъ его ученія, въ этомъ и его
украиншй философъ грвторій саввичъ сковорода. 17
историческая заслуга. Такой выводъ мы дѣлаемъ, основываясь на совокупности всѣхъ его учено-литературныхъ пгрудовъ, и это, конечно, является достаточною гарантіею, что мы вѣрно поняли и представили его міросозерцаніе.
Д. И. Вагалѣй.
(Цродолженіе слѣдуетъ).
Киевская старина 1895 №3
Украинскіі философъ Григорій Саввичъ Сковорода1).
Д. Вагалѣй.
ГЛАВА 1-я.
Ученіе Сковороды, по основнымъ чертамъ своимъ, должно быть названо идеалистическимг. Хотя самъ Сковорода и училъ, что Царствіе Божіе, которое онъ проповѣдывалъ, не трудно, но на дѣлѣ достичь его было, конечно, очень не легко; для этого человѣку нужно было по возможности отрѣшиться отъ житей-скихъ интересовъ и поставить главною цѣлью своей жизни внутреннее усовершенствованіе. Но чѣмъ болыпихъ жертвъ требовало оно отъ человѣка съ житейской, практической точки зрѣнія, тѣмъ больше и давало ему самаго важнаго въ жизни— счастія. Высшее же счастіе состояло въ полной побѣдѣ духа, дававшей и полный душевный миръ. Но являлся вопросъ, возможно ли было осуществить въ жизни эти самыя высіиія требованія нравственнаго идеала Сковороды; являлась необходимость живого личнаго примѣра, который бы доказалъ возможность осуществленія его на дѣлѣ. И эту миссію принялъ на себя самъ Сковорода. Тавимъ образомъ, въ немъ мы видимъ довольно рѣд-кій примѣръ полнѣйшей гармоніи между ученіемъ и жизнью; онъ жилъ такъ, какъ училъ, и училъ такъ, какъ жилъ. И это обстоятельство пріобрѣтаетъ особую важность, во 1-хъ, въ силу высокихъ требованій его нравственнаго идеала, а во 2-хъ, вслѣд-ствіе того, что Сковорода сознательно, по принципу, съ пол-нымъ убѣжденіемъ, избралъ себѣ свой путь жизни и шелъ по
') См. „Ківв. Стар." 1895 г., № 2.
18
КГВВСКАЯ СТАРИНА.
немъ до ісонца. до самой своей смерти, не сворачивая ни направо, ни налѣво, и даже умеръ такъ, какъ долженъ былъ умереть человѣкъ сь его взглядами на смерть. При своемъ широкомъ образованіи, умѣ, краснорѣчіи, онъ, какъ извѣстно, выбралъ себѣ самое низкое зваиіе—нищаго странника, но сдѣлалъ это не въ силу необходимости: иаоборотъ, его таланты открывали ему возможность достижения самыхъ высокихъ степеней, особенно въ духовной іерархіи,—а совершенно сознательно, желая такимъ образомъ сохранить внутреннюю сиободу и быть учителемъ всего народа въ широкомъ и благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова. „Духъ его отдалялъ, говоритъ біографъ Ковалинскій, отъ вся-кихъ привязанностей и, дѣлая его пригаельцемъ, присельникомъ, странникомъ, выдѣлывалъ въ немъ сердце гражданина всемір-наго, который, не имѣя юдства, стяжаній, угла, гдѣ главу пре-клонити, сторицею больше вкушаетъ удовольствій природы, про-стыхъ, невинныхъ, беззаботныхъ, истинныхъ, почерпаемыхъ умомъ чистымъ и духомъ несмущеннымъ въ сокровищахъ Вѣчнаго" (1-е отд. стр. 5—6). Извѣстно, что много разъ Сковородѣ дѣлали весьма заманчивыя съ точки зрѣнія житейской предло-женія: убѣждали его принять монашество, которое доставило бы ему вполнѣ обезпеченное положеніе, честь и славу; губернаторъ Щербининъ представлялъ ему на выборъ любое занятіе—но онъ опять отказался. „Милостивый Государь!—отвѣтилъ онъ ему— свѣтъ подобенъ театру; чтобы представить на театрѣ игру съ успѣхомъ и похвалою, берутъ роли по способностям^ дѣйству-ющее лицо на театрѣ не по знатности роли, но за удачность игры вообще похваляется. Я долго разсуждаяъ о семъ и по мно-гомъ испытаніи себя увидѣлъ, что я не могу представить на театрѣ свѣта никакого лица удачно, кромѣ низкаго, простого, безпечнаго, уединеннаго: я сію роль выбралъ, взялъ и доволенъ... Еслибы я почувствовалъ сегодня, что могу безъ робости рубить турковъ, то съ сего же дня привязалъ бы я гусарскую саблю и, надѣвъ киверъ, пошелъ бы служить въ войско. Трудъ при врожденной склонности есть удовольствіе" (1-е отд., стр. 22). Самъ Ковалипскій дѣлаетъ по этому поводу еще нѣсколько в.ѣрныхъ замѣчаній, указывая, что Сковородѣ пришлось выдер-
