— Уходите, мы их задержим!

Лейтенант резко развернулся и вскинул пистоль. Выстрел громом ударил по ушам, следом присоединились остальные гвардейцы. За дверью кто-то упал, заорали благим матом раненные, не отстали от них и более живучие подельники. И тут же ответили!

— Берегитесь!

Лейтенант втолкнул Ольгу с детьми в комнату. Выстрел. Скорбышев вздрогнул, улыбнулся чуточку виновато и с силой захлопнул дверь. Клинок словно живой заиграл в его руке, успевая парировать и контратаковать сразу против трех врагов. Из пяти гвардейцев на ногах осталось двое всего за несколько выстрелов. Да и как могло быть иначе, когда расстреливают считай в упор?

— Стой сученыш, сдохни как полагается, не гневи меня!

На лейтенанта наседал розовощекий крепыш с пышной курчавой бородой. На славянина он походил мало, в нем явно чувствовалась нурманская кровь, слишком уж яростно горели его глаза. Того и гляди рыкнет зверем, заволочет глаза алая пелена и кинется на своих же соратников.

— Трепись аки баба у колодца, авось поумнеешь, — выплюнул Скорбышев.

Лихо закрутил саблю и на обманку поймал противника: полоснул клинком по левому бицепсу. Рана не критичная, но кровавая и неудобная. Если б бой шел один в один, то лейтенанту не составило труда выиграть, тем более что классом и мастерством он превосходил врага. Вот только сражался раненный Скорбышев против трех разом, да и то эти не последние — наверняка еще подельники есть. Атаковали Кремль ну никак не полсотни ворогов.

Между тем императрица вместе с наследниками искала способ вырваться из ловушки, но никак не могла придумать чего-нибудь стоящего. Идеи крутились одна бредовей другой.

Вон и шум за хлипковатой дверью стих…

— Открывай твое величество! — не сдерживая злобы приказал командир напавших и чуть тише добавил. — Ух, сучий потрох все же достал меня.

— По-хорошему прошу, а не то по кругу пустим, не поглядим на твое положение… Ну не хочешь по доброму, будет по плохому. Ребятушки — ломайте!

Стоило Ярому ворваться в толпу восставших, как с меня окончательно слетел налет гуманности. Жажда уничтожить гниль, что подвергла опасности моих близких, заволокла взор кровавой пеленой. Мир погрузился в красную полутьму, рассеять которую не смог бы, наверное, и божественный свет.

Клинок с рукой жили отдельно от меня: рубили, кололи — прокладывали дорогу к распахнутым воротам Кремля. С боков и позади бились гвардейцы, Нарушкин вовсе умудрился вырваться вперед, вместе с пятеркой наиболее умелых рубак, оставляя за собой кровавую просеку.

Боевые кони били бунтовщиков не менее люто чем люди. Уж Ярый это доказал точно. От копыт моего боевого товарища полегло не меньше дюжины ублюдков и это только те кого я заметил боковым зрением.

Странное дело, но хоть тело распирал адреналин, кровь кипела и требовала буйства, да и пелена никуда не делась, но в какой-то момент почувствовал, словно мое второе 'Я' отстранилось от бойни. И будто бы тело превратилось в механизм, научившийся отлично биться, но никак не чувствовать.

Минута потребовалось нам, чтобы добраться до ворот. Еще пара секунд — вырубить хлипкий заслон из бородатых, немытых бомжеватых мужиков, державших остроги и стрелецкие бердыши. Как только пищали не додумались приволочь?

Хотя нет, вон валяются парочка, видимо не до перезарядки им сейчас.

— Руби!

— На женскую половину, все на женскую половину!

— Бейтись, ублюдки, иначе ваши потроха скормлю крысам!

Ор стоял такой, что впору беруши надевать. И стихать он точно не думал. Бунтовщики частью побежали, частью продолжали биться, но таяли быстрее ложки меда в кипятке. Однако главного мы еще не добились — найти императрицу с детьми не получалось.

— Быстрее, государь, они ворвались в опочивальню императрицы!

Окидываю окна на третьем пролете и с ужасом понимаю, что времени осталось с гулькин хрен, или и того меньше…

— Делайте что угодно, но только спасите, — рычу в ответ, срываясь с места.

Вот только впереди уже несется будто табун коней преданные телохранители, они мимоходом оттеснили часть гвардейцев-семеновцев, попавших в Кремль вместе с нами. И ведь понимаю — не виноваты они в случившейся трагедии — разумом знаю, а сердце не принимает, отказывается доверять полностью. Посему и чувствую спокойней в окружении нарушкинских бойцов: верных, опытных и надежных как гранитная скала.

В коридорах на каждом углу попадались мертвые тела врагов, кое-где попадались изрешеченные пулями или порубленные десятком клинков защитники. Видно, что оборонялись не жалея ни себя ни тем более противника. Но силы заведомо оказались неравны…

— Скорее, мать вашу! — подгоняю я бойцов, перескакивая одним махом пяток ступеней.

До опочивальни Оленьки осталось меньше сотни метров — мелочь казалось бы, но когда на кону жизни родных каждая секунда промедления может оказаться последней.

Впереди внезапно вспыхнула скоротечная схватка. Выстрелы, сабельная сшибка и мгновенно разлившаяся патокой тишина, изредка нарушаемая отдышкой бойцов.

— Сдавайтесь и тогда вам оставят жизнь, — без намека на эмоции предложил бунтовщикам Михаил Нарушкин.

И ведь каков шельмец — десять секунд тому назад бежал рядом со мной, а как понадобилось, вырвался вперед. Ну что ж, пусть проведет переговоры, время потянет, авось поведутся ублюдки. Нет нарушать слово я бы не стал — раз переступив черту обратной дороги не будет, но вот устроить так, чтоб до последних минут жизни бандиты проклинали свою участь мне под силу.

— Зови государя, с тобой лясы точить мне не с руки, — рыкнул в ответ заправила бандитов.

— А ты не много ли хочешь, смерд? — панцирь отчужденности треснул и голос Михаила зазвенел от неприкрытой злобы.

— Ого-го каков пес! — рассмеялся главарь. — Ты еще гавкни на меня. Все утомил — умолкни и зови государя!

Нарушкин на сей пассаж не ответил, но если б взглядом можно было бы убивать: бандит преставился бы в тяжких муках в тот же миг.

— Кто тут такой разговорчивый?

А что меня звать, если я рядом стою. Вон пара шагов и внимательно гляжу на главаря бандитов, держащего подле себя мою ненаглядную Оленьку, кривой кинжал в локоть длиной замер в миллиметре от шеи любимой. В двух шагах от них стоят Ярослав с Иваном: оба чуток растерянные, но готовые защищать маму до последнего. Вот только никто им этого не позволит — подельники аль подчиненные главаря держат их больно надежно.

Сердце сжимается от одной мысли, что может пролиться кровь близких, но и слабину дать нельзя — аукнется потом так что любое восстание покажется детской игрой в песочнице!

— Ну слава Богам, явился…

Атаман, или как его еще назвать не знаю ощерился, в серых рыбьих глазах вспыхнула радуга безумства и тут же пистоль, что до сего момента плотно прижимался к спине императрицы вынырнул у нее из под локтя. Дуло смотрело прямо мне в живот. От неожиданности я будто одурманенный глядел на металлическую трубку с насечкой, но даже понимая, что медлить нельзя заторможено смотрел на оружие, не в силах сдвинуться с места. И ведь какое скотство — в бою не единожды Старухе с Косой в лицо глядел, а тут как юнец розовощекий духовно опростался…

Выстрел!!!

Сбоку прилетел сильный удар, да такой, что я не удержался и отлетел к стенке коридора. Мгновением позже послышался свист рассекающих воздух метательных ножей. Смачные удары, бульканье и глухие удары тел о деревянный настил.

Произошло все так быстро, что я пару секунд не мог понять, что случилось и почему тело не болит от ранения? Аккуратно ощупываю себя едва ли не с головы до пят, но ни одного мокрого пятнышка, к тому же боли от ранения нет, лишь плечо саднит от удара, да бок ноет.

— Уводите наследников! Лекаря сюда!!

'Что?!'

Вскакиваю с пола, уже не замечая боли, бешено гляжу на людскую кучу-малу, образовавшуюся в проходе, где еще недавно стоял разговорчивый бандит.

Ярослав с Иваном уже окружены телохранителями, лишь глазенками хлопают, пока еще не поняв окончательно, что произошло.