Закон требует, чтобы тело было брошено в яму. Помощники палача подняли казненного за ноги и спустили труп в яму. Могильщик соскользнул в могилу и выровнял тело, еще не успевшее окоченеть. Затем он взял голову из рук сыновей и положил ее между ног трупа. Молившийся аббат бросил горсть земли в могилу.

Это оказалось уже выше сил несчастных. Братья разразились рыданиями с душераздирающими возгласами:

– О, отец! Отец!

– Плачьте, друзья мои, плачьте, – произнес аббат, – но будьте мужественны. Смерть ничего не значит – спасите его честь.

Винсент и Шарль оставались до тех пор, пока могила была совершенно засыпана.

Когда все было закончено, они огляделись и увидели, что помощники палача и жандармы уже уехали. Аббат предложил им свой экипаж, чтобы вернуться в Париж, но они отказались.

– Прощайте, дети мои, – сказал тогда аббат, – и не забывайте, что я весь в вашем распоряжении – днем и ночью, когда бы вам ни понадобилось. До свиданья!

Священник в свою очередь сел в экипаж. Оставшись вдвоем, несчастные молодые люди взялись за руки.

– Шарль, начнем сейчас же, – проговорил Винсент. – Пойдем к Берри.

– Да.

Опустившись на колени перед могилой, они помолились, затем покинули кладбище и, взявшись за руки, отправились в Париж.

Сыновья Корнеля Лебрена были красивые молодые люди. Старшему, Винсенту, было двадцать четыре года. Ростом немного выше среднего, он был строен и изящен, одевался без всякой изысканности, но это скрадывалось изяществом и грациозностью движений. Бледное лицо его было очень выразительно: высокий лоб, обрамленный темно-каштановыми волосами, прямой нос, красиво очерченный рот с губами ярко-красного цвета, оттененный рыжеватыми усами; темные глаза, сверкавшие из-под длинных ресниц, придавали взгляду особенную прелесть.

Младшему – Шарлю, было двадцать два года. Почти такого же роста, как брат, он был тоже хорошо сложен и чертами лица напоминал брата. Но глаза у него были голубые, волосы – настолько светлые, что ресницы казались почти белыми. Маленький рот оттенялся шелковистыми усами.

Сначала они шли молча, и только на бульваре Госпиталя Винсент сказал Шарлю:

– Мы сегодня же начнем исполнение воли нашего отца. Я еще не знаю, какие средства мы употребим – поговорим об этом, когда будем спокойнее, но мне кажется, что, прежде всего мы должны договориться вот о чем: воля нашего отца должна остаться в тайне. Кроме нас никто не должен знать данного приказания. Будем делать вид, что покорились совершившемуся.

– Совершенно с тобой согласен.

– Благодаря такому образу действий истинный виновник будет жить спокойно, и мы легче достигнем нашей цели, воспользовавшись его уверенностью в безнаказанности. Но это решение должно касаться всех, даже нашей сестры. Мы одни должны знать, что отец оставил завещание.

– Да, брат.

– Я говорю тебе об этом для того, чтобы ты не проговорился у Берри.

Это были единственные слова, которыми они обменялись за всю дорогу.

После получасовой ходьбы братья пришли на улицу Барбетт в Маре.

Там они подошли к дому, стоящему в середине улицы, и постучались.

Им отворил молодой человек. Увидев их, он отступил назад, пораженный, и срывающимся голосом спросил:

– Почему вы пришли так рано?

– Мы пришли оттуда.

– Оттуда?.. Откуда?

Винсент сделал над собой усилие и глухим голосом проговорил:

– Это было сегодня утром. Мы пришли с казни.

– Все кончено?

Братья молча опустили головы. Открывший им дверь молодой человек закрыл лицо руками, словно желая прогнать зрелище, которое при их словах представилось его глазам.

– О, Боже мой! Боже мой!

Несколько минут продолжалось молчание, нарушаемое только рыданиями детей Корнеля Лебрена и вздохами того, к кому они пришли. Наконец, овладев собой, Винсент поднял голову, вытер слезы и, взяв молодого человека за руку, сказал ему:

– Андре, наш отец умер, и в настоящую минуту я глава семейства. Справедливо или нет – общество удовлетворено. Оно отомстило, наказывая нас. Первая обязанность, которую я должен исполнить – это заменить того, кого у нас отняли, и для этого я пришел к тебе.

Тот, кого звали Андре, весь погруженный в ужасные мысли о казни, едва ли слышал, что говорил ему Винсент.

Он качал головой, повторяя:

– Все кончено! Его казнили!

– Андре, – сказал Винсент, – не будем больше о нем говорить, а то нам не хватит мужества исполнить свой долг. Мы пришли поговорить с тобой о серьезных вещах.

– О серьезных вещах… – повторил молодой человек, поднимая голову.

Затем он пододвинул к камину два кресла, жестом приглашая братьев садиться, и, стоя перед ними, произнес:

– Теперь, друзья мои, я слушаю вас.

Винсент задумался на несколько минут, затем поднял голову и, пристально взглянув на Андре, сказал:

– Андре, прежде чем я продолжу, ты должен поклясться мне, что ответишь откровенно на мой вопрос. Поклянись!

– Клянусь тебе, что я скажу истину, – отозвался Андре, стараясь по лицу своего друга угадать, что он может у него спросить.

– Ты клянешься?

– Да, клянусь.

Винсент встал и, остановившись перед Андре, посмотрел ему прямо в глаза.

Шарль также поднял голову и глядел на Андре. Тогда старший брат заговорил.

– Андре, веришь ли ты в виновность нашего отца?

Молодой человек побледнел. Его губы задрожали. Было очевидно, что он затруднялся ответить. Он, казалось, колебался, и братья, наблюдавшие за ним, уже начали хмурить брови. Но он, секунду помедлив, сказал:

– Клянусь вам, я не считаю его виновным!

И он в свою очередь взглянул на братьев, пытаясь понять, какое впечатление произвел его ответ. Братья с благодарностью улыбнулись.

– В таком случае, я могу говорить с тобой откровенно, – сделал вывод Винсент, садясь на прежнее место.

– Разве вы сомневались во мне?

– Со времени ареста нашего отца ты не был у нас ни разу.

– Я извинился в письме.

– Это правда, но…

– Но, – перебил Андре, – вы подумали, что то, что я писал, было неискренним.

Братья наклонили головы в знак согласия.

– Вы подумали, что я оставляю вас в минуту несчастья, но вот истина: обвинение, выдвинутое против вашего отца, должно было расстроить предполагавшийся союз между вашей сестрой и мной. Со времени ареста Корнеля Лебрена вы отправили Маргариту к родственникам, чтобы спокойно посвятить себя следствию, которое должно было доказать невиновность вашего отца. Мои посещения для вас были бесполезны, я стеснил бы вас, а я не хотел этого. Мне казалось более приличным написать вам, что ввиду поразившего вас несчастья я прекращаю мои визиты, но готов служить вам каким бы то ни было способом.

– И это были истинные твои мысли?

– Да, я так думал и думаю.

– У тебя не было желания избежать общения с семьей убийцы?

– Я не верю в то, что Корнель Лебрен был убийцей, – твердым голосом ответил Андре. – Я был другом господина Лебрена – я продолжаю оставаться другом его сыновей.

– Мы явились просить у тебя большего, Андре.

– Говорите.

– Андре, ты любишь нашу сестру Маргариту?

– Я люблю ее по-прежнему.

– Наша сестра любила тебя. Мы явились спросить у тебя: сохранил ли ты к дочери казненного ту любовь, которую питал к ней раньше? Мы хотим узнать, достаточно ли ты ее любишь, чтобы жениться на ней? Если ты скажешь «нет», мы не будем испытывать к тебе ни вражды, ни ненависти. Надо быть сильным человеком, чтобы оградить дочь от падающей на нее тени обвинения, из-за которого пострадал ее отец.

Вопрос прозвучал категорически, нельзя было отделаться пустыми словами, и молодой человек понял это. Он опустил голову и страшно побледнел.

– Жениться на Маргарите… – повторил он вполголоса и смолк.

Братья ждали несколько минут, наблюдая за ним, но видя, что он не отвечает, переглянулись, покачав головами, и встали.

– Прощай, Андре, – сказал старший, – мы поняли тебя и не имеем права осуждать.