– Ваше желание будет исполнено… О сын мой, думайте о Боге.
– Прощайте!..
Затем, повернувшись к помощнику, который поддерживал его, осужденный сказал:
– Помогите мне, друг мой, пусть это закончится побыстрее.
Он поспешно поднялся по ступеням эшафота и, как бы сомневаясь в себе, быстро упал на колени.
Помощники палача привязали его, и тишина прерывалась только голосом священника, читавшего молитвы. Между двумя бревнами эшафота сверкнула молния, и раздался страшный, оборвавшийся крик.
Общество было отомщено. Его представители наказали виновного. Глухой стон вырвался из тысячи грудей.
Два жандарма двинулись вперед, расчищая дорогу для низкого экипажа, в который помощники палача опустили корзину, более красную, чем кровь, просачивавшаяся сквозь нее.
За этой повозкой следовал фиакр, в котором сидел священник.
Увидев мрачное шествие, перед которым расступалась толпа, двое молодых людей поднялись, проложили себе дорогу в толпе, работая локтями и плечами, и с непокрытыми головами побежали вслед за повозкой.
Когда они дошли до предместья Сент-Антуан, один из жандармов хотел отогнать их, но помощник палача, говоривший с ними на площади, помешал сделать это, говоря жандарму, что у них есть разрешение. Он приказал остановить повозку, вышел и почтительно спросил их:
– Священник приказал спросить вас: не желаете ли вы сесть вместе с нами в фиакр?
– Нет, – отвечал тот, которого звали Винсентом, – мы пойдем пешком.
– Дело в том, что мы должны ехать быстрее.
– В таком случае мы побежим.
Помощник поклонился и, заняв свое прежнее место на козлах фургона, сказал жандармам:
– Езжайте медленнее – они отказываются садиться и хотят идти пешком.
– Но кто эти люди? – спросил жандарм.
– Это сыновья казненного.
Глава 2. Проклятый угол
По просьбе священника кучер заставил лошадей идти медленнее, и сыновья казненного могли следовать за ними.
Этот печальный кортеж миновал площадь Бастилии, бульвар Контр-Эскарп, Аустерлицкий мост, бульвар Госпиталя, Итальянскую площадь и дорогу Шуази. Наконец он прибыл на кладбище Иври, ворота которого были открыты.
Когда мрачный фургон, фиакр священника и жандармы въехали в ворота, сторожа хотели их закрыть, но, увидев разрешение, впустили сыновей казненного, и ворота закрылись вслед за ними, к великому огорчению нескольких любопытных, крестившихся при виде похоронной процессии.
Похоронное шествие шагом прошло через маленькое кладбище в ограду, отделявшую место, пред-назначенное для казненных.
Эта проклятая земля – наказание, которое общество налагает на тех, кого оно осудило. Нет ни могил, ни крестов, ни цветов – ничего, что напоминало бы об ушедших. Одна крапива покрывает этот Проклятый Угол.
Солнце уже почти взошло, туман полностью растаял, но все было печально и молчаливо на этом маленьком кладбище. Слышен был только стук копыт лошадей и скрип колес фургона.
Наконец повозка остановилась перед вырытой ямой. Братья стали на ее краю. Священник вышел из фиакра и, видя, что корзину хотят вынуть из фургона, сделал помощнику знак подождать минуту. Затем, подойдя к несчастным молодым людям, сказал им:
– Господа Винсент и Шарль Лебрен, я должен здесь передать вам письмо, заключающее в себе последнюю волю вашего отца – Корнеля Лебрена. Он пожелал, чтобы вы прочитали это письмо перед его останками и поклялись над ними исполнить его волю.
Старший из сыновей взял письмо из рук священника и, поцеловав его, сломал печать.
Так, чтобы его слышал только брат, он прочел письмо.
«Шесть часов утра. Мои возлюбленные сыновья, я оставляю вам в наследство свое имя и хочу, чтобы вы гордо носили его, так как я умираю невинным. Над моим еще теплым трупом вы поклянетесь неустанно искать того, за кого общество приговорило меня к смерти, но не для того, чтобы отомстить за меня, а чтобы спасти мою честь. Общество хочет крови за кровь – я плачу ему. Вы найдете виновного. Но в этот день во имя крови, которую я проливаю за него, я прошу, чтобы он не понес другого наказания, кроме вечных угрызений совести за преступление, совершенное из-за него или для него. Я не просил ни кассации, ни помилования, потому что по закону судьи были правы, к тому же, моя невиновность не может довольствоваться помилованием. Вы должны быть достойны меня и будете добиваться только одного – доказательства моей невиновности. Мой труп должен оставаться в Проклятом Углу до того дня, когда вы докажете обществу, что оно ошиблось. Только тогда вы, похороните меня рядом с вашей матерью. Мои дорогие сыновья, вы – мужчины, и я не боюсь за вас, но ваша сестра Маргарита может навсегда погибнуть из-за ошибки, допущенной судьями. Прежде, чем подумать обо мне, вы должны подумать о ней. Я хочу, чтобы она вышла замуж раньше, чем вы начнете свои поиски. Я хочу, чтобы она как можно скорее изменила свое имя, которое она, являясь женщиной, не в состоянии защитить, если на него станут нападать. Маргарита должна была выйти замуж за Берри, вашего друга. Со времени моего ареста он не приходил к вам – из скромности, как он сказал! Мне говорили, что он не обвиняет меня. Если это так, то осуществите этот предполагавшийся союз. Если же эта свадьба не будет возможна, то я прошу у Маргариты, как милости, чтобы она ушла в монастырь до того дня, когда вы докажете, что ваш отец, Корнель Лебрен, умер невинным. Я чувствую, что вы найдете виновного. Когда вы убедите общество в его виновности, я приказываю вам требовать его прощения, так как за кровь я заплатил кровью. Следовательно, виновный принадлежит нам. Если действительно существует другая жизнь, если существует душа, если, оставив свою земную оболочку, она может следить за тем, что делается на земле, то я постоянно буду с вами. Эшафот должен вам мою кровь – не мстите за меня, но оправдайте меня! Вот в коротких словах то, что я приказываю вам, дети мои: первое – выдать замуж вашу сестру или же окончательно разорвать обязательства с ее женихом; второе – спасти мою честь. Кроме того, я приказываю вам высоко держать головы, так как вы сыновья Корнеля Лебрена, умирающего не виновным в том преступлении, за которое его осудили. Смерть моя не может быть для вас причиной горя. Являясь жертвой общественного несовершенства, я служу человечеству, умирая за него. Поэтому я запрещаю носить по мне траур.
Прощай, моя возлюбленная дочь, моя дорогая Маргарита! Прощай, Винсент! Прощай, Шарль!
Прощайте!
Корнель Лебрен».
Они снова с благоговением поцеловали подпись отца, и старший сказал священнику:
– Господин аббат, мы готовы исполнить последнюю волю нашего отца.
Священник поднялся с колен и, пожав руки молодым людям, сам заплакал, говоря:
– Бедные мои дети, будьте мужественны!
Братья обнялись, прилагая большие усилия, чтобы не плакать.
– Не беспокойтесь, мы будем мужественны, господин аббат, – отозвался младший.
Тогда аббат повернулся к помощникам палача и сказал:
– Делайте свое дело.
Повинуясь священнику, помощники вынули из фургона красную корзину с останками казненного Корнеля Лебрена и, поставив ее на землю, вынули обезглавленное тело. Положив его на траву, они развязали веревки, связывавшие ноги и руки несчастного.
Странную картину представляло это погребение в столь ранний час!
Солдаты и помощники еле сдерживали себя, чтобы не плакать; аббат отвернулся и молился. Одни сыновья казненного стояли неподвижно с крепко сжатыми губами.
Наконец из корзины вынули голову казненного! Лицо было бледно, но черты его – спокойны: рот улыбался, глаза были полуоткрыты.
Винсент и Шарль Лебрен опустились на колени, взяли голову отца и поцеловали его в губы. Затем они проговорили:
– Отец, над твоим телом мы клянемся, что не будем знать ни отдыха, ни радости, ни удовольствия до того часа, когда твоя невиновность будет доказана.
