Попросив несколько фонарей, он стал изучать ломкие листки пепла. Большая часть их была повреждена. Определить, были ли на них какие-нибудь знаки, не представлялось никакой возможности. Но и на сохранившихся листках ничего нельзя было разобрать. Только на одном из них была хорошо заметна группа цифр.
Капитан достал блокнот и аккуратно записал в него обнаруженные цифры. Он не сомневался, что это была шифрограмма.
Дальнейшие поиски не дали никаких результатов, и подполковник Соколов приказал собираться в обратный путь. Майора Гришина еще раньше отправили в корпусную санитарную часть.
Когда подполковник с Астаховым садились в машину, фельдшер доложил, что раненый радист умер, не приходя в сознание.
НЕУЖЕЛИ НАТАША?
Генерал Погодин, когда капитан Астахов сообщил ему результаты ночной операции, приказал тщательно разобраться в найденной записной книжке и цифрах, обнаруженных на пепле, и доложить результаты.
Астахов передал переписанные им цифры в шифровальный отдел, а записную книжку принялся изучать сам. Страницы ее оказались совершенно чистыми, только на одной было что-то написано и стерто.
Зная, что почти все шпионы прибегают к симпатическим чернилам и что в большинстве случаев чернила эти становятся видимыми под действием тепла, Астахов решил подвергнуть записную книжку нагреванию. Под влиянием тепла текст, написанный симпатическими чернилами из раствора свинцового сахара, становится обычно черным, из азотнокислой меди — красным, из азотнокислого никеля — зеленым, а из сока луковицы — ярко-коричневым. Может быть, и эта записная книжка исписана такими чернилами?
Нагрев утюг, капитан прогладил им каждую страницу, но это не вызвало никакой реакции. После такой неудачи Астахов уже не решился проделать подобный же опыт над найденными между страницами записной книжки плотными кусочками бумаги, непрозрачными на свет. Он решил передать их вместе с записной книжкой в лабораторию.
На благоприятный исход анализа, так же, впрочем, как и на дешифрование цифр, обнаруженных на бумажном пепле, он почти не надеялся. Положение теперь вообще представлялось ему осложнившимся. И виной всему он считал неудачу ночной операции, в результате которой был убит вражеский радист. Показания его могли бы пролить свет на многое, так как Астахов почти не сомневался, что между таинственным проникновением секретных сведений за пределы штаба инженерных войск и этим подозрительным радистом существовала какая-то связь.
Весь день капитан строил разнообразные догадки, однако все они казались шаткими, неубедительными. Для построения стройной гипотезы были необходимы бесспорные фактические данные, а их пока не имелось.
Приходилось набраться терпения и ждать результатов раскодирования шифра и лабораторного анализа плотных кусков бумаги, найденных в записной книжке радиста.
Вечером капитан направился наконец к шифровальщикам. По веселому виду подполковника Глебова, руководившего работой шифровального отдела, Астахов догадался, что ему удалось добиться успеха. До войны Глебов был профессором математики в Московском университете и теперь блестяще разгадывал самые хитроумные коды радиограмм противника.
— Шифровку вашу мы раскодировали, — заявил Глебов. — В ней нет полного текста, но из того, что вы дали нам, получилось примерно следующее: «Нет четкости… увеличьте усилие…»
Астахов долго размышлял над этими отрывочными словами, но понять, что они означали, не мог.
В лаборатории его ожидала еще большая неожиданность. На одном из кусочков желтой бумаги, переданной им для анализа, оказался снимок топографической карты с нанесенной на нее обстановкой.
Астахов завернул отпечаток ее в бумагу и забрал с собой. Дома с помощью лупы, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что это был снимок карты инженерного обеспечения последней (фиктивной) армейской операции.
«Что же это такое? — взволнованно подумал капитан. — Как попал к радисту этот снимок?»
И вдруг он вспомнил фотопленку Кедровой с изображением оперативных карт. Вспомнил, что Кедрова имела некоторое отношение и к карте инженерного обеспечения, над которой работал полковник Белов, разрабатывая план новой операции. Правда, она, по словам Яценко, сделала только надпись на этой карте. Но ведь в штабе тогда никого не было, а полковник мог отлучиться на несколько минут. Разве не имела она возможность щелкнуть в это время затвором фотоаппарата?
Все самым неприятным образом складывалось против Наташи, и все-таки Астахов не мог допустить измены с ее стороны. Капитан был уверен, что к предательству должны быть особые причины, у Кедровой же он не находил и намека на них. Она была дочерью рабочего, мастера одного из московских военных заводов. Старший брат ее, кадровый офицер, командовал гвардейским артиллерийским полком. Сама Наташа — комсомолка, училась два года в Архитектурном институте, добровольно пошла на фронт.
Астахов часто встречался с Кедровой в штабе инженерных войск и в армейском Доме Красной Армии на киносеансах и концертах, много беседовал с ней, и хотя, может быть, не все ему было понятно в ее вкусах, в благонадежности ее он никогда не сомневался.
И все-таки теперь он должен был заподозрить эту девушку…
Явившись с докладом к генералу, он высказал ему свои подозрения.
— Сможете вы окольным путем узнать, отлучался ли полковник Белов, когда Кедрова делала надпись на карте? — спросил генерал. — Мне бы не хотелось до поры до времени вести с ним официальный разговор на эту тему.
— Постараюсь, товарищ генерал! — отвечал Астахов.
НЕОЖИДАННОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
Капитан зашел в штаб инженерных войск в обеденное время. Все офицеры ушли в столовую. За перегородкой секретной части дремал, положив голову на пухлую папку, старший сержант Яценко.
— Здравствуйте, товарищ Яценко! — весело приветствовал его Астахов.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — встрепенулся старший сержант.
— А где же начальство?
— Обедает.
Астахов прошелся по землянке, рассматривая развешанные по стенам карты и плакаты. Потом посмотрел на старшего сержанта.
— Похоже, что вы здорово недосыпаете, товарищ Яценко, — сказал он. — Уж очень вид у вас измученный.
— Так точно, товарищ капитан, нормального сна давно не имею. Дождаться бы только, когда война кончится, — целый бы год тогда отсыпался!
— Что и говорить, нелегко вам приходится, — посочувствовал Астахов. — Но ведь сейчас всем достается. Надо полагать, что и начальство тоже недосыпает? Вот полковник Белов, к примеру?
— Так точно, полковник Белов определенно недосыпает. Тоже, вроде меня, иногда на ходу спит. Сам видел. Позавчера ночью, например. Сначала еще ничего, пока сам над картой работал, а когда уже все готово было и Наташа надпись стала делать, так форменным образом клевать стал. Меня тоже здорово ко сну клонило. Я даже выходил раза два на свежий воздух, чтобы не заснуть. Одна Наташа только бодрствовала. Вот, знаете ли, у кого железная выдержка!
— Выносливая? — спросил капитан.
— Исключительно выносливая. Двое суток свободно может без сна обходиться. Вообще, знаете ли, редкостная девушка…
Он хотел добавить еще что-то, но, заметив ироническую улыбку капитана, смутился и покраснел. «Похоже, что влюблен в нее парень», — подумал капитан, собираясь уходить.
— Ну, счастливо оставаться, товарищ Яценко. Зайду к вам попозже.
«Что же получается? — думал Астахов, выбравшись из землянки. — Все факты не в ее пользу. Неужели я должен заподозрить Наташу? Но тогда я отказываюсь понимать что-нибудь…»
Расстроенный, шел капитан по деревянному настилу улицы, никого не замечая: генерал, узнав все собранные им факты, пожалуй, может приказать арестовать Кедрову. Факты эти вызывают, конечно, подозрения, но внутренней уверенности в виновности Наташи у Астахова все еще не было.
Задумчиво подошел капитан к своему дому и вдруг увидел у дверей Кедрову. Это было так неожиданно, что он забыл даже поздороваться и смотрел на девушку с явным недоумением.
