— Подождите торжествовать, — предостерегающе поднял руку полковник, — у меня будет еще много вопросов. То, что Иглицкому удалось скрыть от нас фотоаппарат при посадке в машину, я еще допускаю. Это был, конечно, не обычный аппарат, а крошечный микрофотоаппаратик, которым можно делать снимки даже через отверстие пиджачной пуговицы. К тому же вы, видно, не очень тщательно обыскивали Счастливчика перед тем, как посадить его в машину.

— Мы ведь искали только оружие и документы, а одежду и все остальное исследовали уже потом.

— Ну да, это понятно. Но вот чем он прорезал; обшивку сиденья?

— А помните перстень, который мы сняли с его руки? — торжествующе спросил Киреев. — В нем оказался камешек с очень острой гранью. Мог ведь Иглицкий воспользоваться им как ножом? Для того чтобы просунуть микрофотоаппаратик под обшивку сиденья, нужен ведь совсем незначительный прорез.

Рассуждения Киреева были логичны, и Никитин не мог с ним не согласиться. Однако по-прежнему оставалось неясным, почему иностранные агенты не знают точно, где именно спрятан фотоаппарат, и охотятся за машинами госбезопасности почти наугад.

— Есть и этому объяснение, — ответил Киреев, ожидавший этого вопроса. — Иглицкий, конечно, имел возможность только по радио сообщить своему резиденту, куда он намерен спрятать фотоаппарат. Сообщение нужно было к тому же еще и зашифровать, а делалось это, сами понимаете, в какой обстановке. Иглицкий, безусловно, торопился, нервничал. Мог в таких условиях и неточно зашифровать номер нашей машины. Да и резидент из-за каких-нибудь помех мог принять лишь часть цифр этого номера.

— Позвольте, а сам-то Иглицкий как же мог заранее знать номер нашей машины? — спросил Никитин.

— Ну, это просто. Из окна дачи он отлично видел, на чем мы приехали. А поскольку машина у нас была только одна, ему ясно было, что мы возьмем его в эту машину. Он и сообщил номер этой машины своему резиденту. По радио, однако, как я уже сказал, удалось, видимо, принять только первые две цифры. Вот они и интересуются теперь всеми нашими машинами, номера которых начинаются с этих двух цифр. Факты это подтверждают. Они хотели угнать машину с номером 22-51. Мы с вами чуть не напоролись на доску с гвоздями в «Победе» номер 22-47. Обшивку сиденья порезали в автомобиле Куницына 22-43. А номер «Победы», на которой мы Иглицкого привезли с дачи Лопухова в Москву, — 22-45.

Полковник в задумчивости прошелся по кабинету.

— Похоже, что все это действительно так, — сказал он негромко.

— Конечно, так! — воскликнул Киреев. — Машина 22-45 была эти дни в ремонте и лишь сегодня вышла из мастерской. Я уже вызвал ее и надеюсь обнаружить в ней фотоаппаратик Счастливчика.

— Посмотрим, как это вам удастся, — усмехнулся полковник Никитин.

Спустя несколько минут машина 22-45 была уже во внутреннем дворе управления генерала Сомова.

Едва увидев ее из окна, майор Киреев выбежал из кабинета полковника, а Никитин, усевшись за письменным столом, попытался заняться просмотром поступившей к нему почты. Сосредоточиться, однако, не удалось. Никитин лишь механически пробегал глазами строки текста различных документов, почти не улавливая их смысла. То и дело косился он на настольные часы. Минутная стрелка, хотя и очень медленно, переползала от одной цифры к другой, а Киреев все еще не возвращался.

Когда прошло около четверти часа, Никитин решительно поднялся из-за стола, намереваясь пойти во двор и посмотреть, почему так долго возится там майор, но в это время в коридоре раздались хорошо знакомые ему торопливые шаги.

«Наконец-то!» — с облегчением подумал Никитин и снова уселся за стол.

Стремительно распахнулась дверь кабинета, и майор Киреев почти церемониальным шагом продефилировал перед полковником. Достаточно было лишь взглянуть на счастливое лицо майора, чтобы понять, что поиски тайника Иглицкого успешно завершились.

— Ну, поздравляю вас, Антон Иванович, от всего сердца поздравляю! — вставая, радостно проговорил Никитин.

Крепко пожав протянутую руку, Киреев подал полковнику выкрашенный темно-коричневой краской микрофотоаппаратик.

Полковник с любопытством повертел его перед глазами и вынул из него кассету с пленкой.

— Эту штучку мы отправим теперь в фотолабораторию и посмотрим, что там запечатлел Иглицкий. Ну-с, а что же мы дальше будем делать?

— Ловить того, кто за этим фотоаппаратом прибыл, — не задумываясь, ответил Киреев.

— У вас есть какой-нибудь определенный план?

— Да, товарищ полковник!

В половине двенадцатого ночи машина номер 22-45 стремительно неслась по Ленинградскому шоссе, направляясь к метро «Сокол». За рулем ее сидел Киреев, на заднем сиденье — Голубев. В зеркальце над ветровым окном машины майор видел его заспанное, недоумевающее лицо, освещенное призрачным светом уличных фонарей. Казалось, он еще не пришел в себя после того, как Киреев неожиданно разбудил его, заявив, что нужно срочно выехать в кафе «Светлячок», где Голубев сможет оказать услугу советской контрразведке.

Чувствовалось, что майор Киреев очень торопился. Он гнал машину почти на предельной скорости. За правым окном промелькнули огни гостиницы «Советской», стадион и метро «Динамо». Миновав и «Аэропорт», машина приближалась к «Соколу». Вот и наземный вестибюль метро, а немного подальше — кафе «Светлячок».

Киреев затормозил машину и обернулся к Голубеву:

— Подождите меня. Я вернусь минут через пять.

Майор торопливо выскочил на тротуар и скрылся в дверях кафе, из открытых окон которого слышалась веселая музыка. А когда Киреев вернулся к машине, Голубева в ней уже не было…

…Звонок, которого Киреев ждал весь следующий день, раздался лишь вечером.

— Киевский вокзал, поезд семнадцатый, вагон шесть, — лаконично доложил майору его помощник. — Купе четвертое. Три места в нем наши.

— Когда отходит? — спросил Киреев.

— В ноль десять.

В купе мягкого вагона сидели три пассажира. Двое у окна беспечно разговаривали, делясь впечатлениями о столице, третий читал газету. Тех, что беседовали, по выговору легко было принять за украинцев. Оба они были молодые, загорелые, веселые. Пассажир, погрузившийся в чтение газеты, выглядел постарше. Казалось, он так увлекся какой-то статьей, что и не замечал ничего, что происходило в купе.

Включилось поездное радио. Радист объявил, что до отхода поезда осталось пять минут, и попросил провожающих выйти из вагона. Пассажир, читавший газету, бросил беглый взгляд на ручные часы.

Прозвучал свисток паровоза. Протяжно запели тормозные тяги под вагоном.

— Выходит, что мы неполным комплектом поедем, — проговорил один из молодых людей у окна. — Четвертого нашего спутника все еще нет.

Но в это время осторожно приоткрылась дверь, и в купе просунулся сначала чемодан, затем худощавый, бледный человек в плаще, очках и соломенной шляпе.

— Легки, же вы на помине! — весело проговорил все тот же молодой человек, улыбаясь вошедшему.

Человек в плаще испытующе посмотрел на молодых людей и перевел взгляд на третьего пассажира. Тот все еще сидел, уткнувшись в газету, мешавшую сошедшему разглядеть его лицо.

— Чуть-чуть было не опоздал! — со вздохом опускаясь на свободное место, проговорил четвертый пассажир. — В Москве почти всегда так: закрутишься, завертишься, а потом мчишься на поезд, высунув язык, и едва-едва успеваешь сесть уже почти на ходу.

— Хорошо, однако, что успели, — спокойно заметил пассажир, читавший газету. — А то уж мы думали, что напрасно вас тут поджидаем, господин Голубев.

Человек в плаще порывисто вскочил с места, но молодые люди, сидевшие у окна, тотчас бросились к нему и крепко схватили за руки.

— Обыщите его! — приказал майор Киреев.

Это он, прикрываясь газетой, поджидал здесь Голубева.

— Неужели вы не догадались, Голубев, — спросил Киреев, — что, оставив вас одного в машине, мы специально все это подстроили? А ведь я считал вас гораздо опытнее.