Запищала микроволновка. Лиз взяла «Пиццарито», села перед телевизором и принялась щелкать пультом, переключая каналы, пока не надоело.

Потом, по-прежнему ощущая дрожь тишины внутри себя и вокруг, пошла в ванную, сунула в рот пальцы и старательно выплевала всю «вкуснятину» в унитаз.

В своей жизни Лиз не раз играла с опасностью: наркотики, булимия, извращенец-наркоман, работавший в «Радио-шэке»[3]. Прилипла только булимия. Одно время она отказалась от этой привычки – ее начало рвать кровью, и она испугалась, умирать не хотела. Тогда – не хотела. Однако сегодня вечером она будет щеголять в купальнике. Сегодня она хочет быть счастливой, блистательной, веселой и стройной.

Лиз смыла в унитаз «Пиццарито» и почистила зубы, но неприятный вкус во рту оставался, поэтому она спустилась в подвал и, покопавшись в огромном винном баре матери, взяла узенькую бутылку – непонятно чего, ибо написано на ней было не по-английски. Но это было явно спиртное, с ягодным запахом, да и этикетка смотрелась симпатично. Поднимаясь наверх, Лиз откупорила бутылку и, отхлебывая прямо из горлышка, пошла в свою комнату, открыла шкаф и стала рассматривать свою коллекцию купальников.

В желтом бикини с рюшечками она будет похожа на нарцисс, причем в самом худшем варианте; красный чересчур вызывающий даже для нее; а в белом плавки посерели и так растянулись, что чем-то напоминают бабушкины панталоны. Наконец Лиз остановила свой выбор на купальнике в бордовую полоску, который она купила на распродаже в «Викториас сикрит»[4] несколько месяцев назад. Разглядывая в зеркало свои бедра, она заметила, что ее толстый, лысый, с волосатой грудью сосед-педофил пялится на нее в окно, стоя в банном халате на своем газоне.

Лиз показала ему средний палец и вернулась в холл.

Порой, думала она, этот дом ужасно угнетает. Но сегодня вечером она не будет унывать. Пусть сегодняшний вечер начался не очень весело, но – вино? Она думала, что пьет какое-то вино – оно чудесным образом заглушило тоску.

Лиз вернулась в гостиную, перевернула все диванные подушки и бухнулась на диван. Вино расплескалось, разлилось, и новые лавандовые пятна расплылись поверх старых. Было время, она переживала, что мама обнаружит эти пятна. Теперь не переживает. Моника не имела привычки отдыхать на своем дорогущем диване. А жаль. Хоть бы раз ее мама поискала пульт на диване и увидела, что подушки залиты спиртным. Тогда бы Лиз посмотрела на ее реакцию. Возможно, она рассердилась бы, наконец-то повесила бы замок на винный бар. А может, ей было бы все равно?

Чепуха, подумала Лиз, резко запрокидывая вверх бутылку. Какая разница?

Жидкость потекла по подбородку, по шее, по плечам, и ей вдруг вспомнилась ее самая первая вечеринка, летом, перед тем, как она пошла в девятый класс. Вечеринка, после которой все изменилось. В тот вечер она впервые попробовала пиво – выпила одну банку, потом вторую, третью. Впервые напилась допьяна, так что в памяти мало что отложилось. Впрочем, и запоминать-то особо было нечего.

Огни, тела, молотящая оглушительная музыка. Влажный горячий воздух, пропитанный запахом пота и греховностью.

Чепуха.

К восьми часам полбутылки вина как ни бывало. От алкоголя, бурлящего в крови, мир вокруг казался каким-то удивительно хрупким, словно все сущее истончилось, вот-вот развалится и останется только Лиз Эмерсон – единственное незыблемое создание на планете.

И это так приятно, быть неуязвимой.

– Боже, – произнесла Джулия, усаживаясь в пассажирское кресло. – Надралась уже, что ли?

– Конечно, – ответила Лиз. Отъезжая от дома Джулии, она резко дала задний ход и задела угол почтового ящика. Позже она обнаружит на «Мерседесе» царапину, но сейчас это не имело значения. Как это романтично: она молода, навеселе, ей есть куда отправиться в пятницу вечером.

Лиз дала Джулии бутылку с ягодным спиртным напитком. Та откупорила ее, поднесла ко рту, и хотя Лиз знала, что Джулия не разжимает губ, она ничего не сказала. Проще промолчать. Лиз периодически после ужина наведывалась в ванную, Джулия у себя в комнате повсюду прятала пакетики с наркотой, и у них была негласная договоренность вести себя так, будто ни та, ни другая не ведает о секрете подруги.

– Кенни едет с Кайлом, заезжать за ней не надо, – сообщила Джулия, возвращая бутылку.

Лиз фыркнула, глотнула из бутылки. Автомобиль резко вильнул в сторону, и Джулия вскрикнула.

– Гарцует на Кайле, ты хотела сказать.

– Это тоже. – Джулия на мгновение умолкла, туже затягивая на себе ремень безопасности, потом добавила, тише: – Даже не верится, что она с ним не порвала.

Лиз промолчала. На Кенни негласный договор, разумеется, тоже распространялся, и ее отношения с Кайлом входили в список тем, которые Лиз не желала обсуждать, тем более сегодня вечером.

Дура, думала она. Четыре слова, четыре заветных слова из уст Кайла – Но я тебя люблю, – и она растаяла. Конечно, растаяла, ведь Кенни на все готова ради любви.

Дура ты, Кенни, дура.

Джулия тоже притихла, вспомнив, что Лиз не очень-то вправе осуждать или поучать тех, кто прощает измены парням.

Лиз нажала на газ и на большой скорости круто повернула, так что взвизгнувшую Джулию швырнуло на дверцу, но ведь сегодня вечером они неуязвимы.

На вечеринку они прибыли с опозданием почти на час. Огромный костер уже вовсю пылал, гомон толпы слышался за десять кварталов. Народ уже расходился, потому что столь многолюдная вечеринка, где пиво льется рекой, непременно должна привлечь внимание полицейских, которые, того и гляди, начнут слетаться на нее, как мухи на мед. Только такой идиот, как Тайлер Рейньер, мог устроить столь грандиозную пьянку на открытом пляже, но Лиз было все равно. И, чтобы убедить себя в этом, она, выбираясь из машины, еще раз отхлебнула из бутылки.

Дым стоял коромыслом – от костра и марихуаны. Тут и там мелькали световые вспышки, мерцали разноцветные огни. Казалось, небо обрушилось на них и они все превратились в расплывчатые звезды. От музыки у Лиз вибрировал мозг. Еще немного, и все рассеются, но это неважно. Сегодня – неважно.

Лиз глянула на Джулию. Та созерцала представшее ее взору зрелище с почти презрительным выражением на лице, иначе и не скажешь. Джулию называли задавакой, потому что она была спокойной, богатой и утонченной, обладала осанкой балерины и на вечеринках отравляла другим удовольствие. Джулия просто создана для мира благотворительных балов и драгоценностей. Она чуточку умнее, чуточку грациознее, чуточку совестливее, чем вся эта пьяная братия.

И порой Лиз ей завидовала, но не сегодня. Сегодня, глянув на Джулию, она подавила в себе желание обнять подругу, потому что Джулия испытывала дискомфорт, была прекрасна и принадлежала ей.

– Пойдем, зануда, – весело сказала Лиз. Мгновением позже Джулия последовала за ней, и их поглотили огни.

– Лиз! – Кенни налетела на подругу, едва не сбив ее с ног. Бутылка вылетела из руки Лиз и облила Джулию.

– Черт, – выругалась Джулия. Вздохнув, она оглядела свой испорченный наряд. Кенни, рассмеявшись, слизнула капельку с ее плеча и отпрянула, уворачиваясь от руки Джулии, норовившей шлепнуть ее по голове. – Отвали, кобла. – Но она тоже смеялась.

– Вкусно, – сказала Кенни, подбирая бутылку с песка. Прищурившись, она прилипла взглядом к этикетке. – Блин! Вроде б я не очень пьяна. Почему не могу прочесть, что тут написано?

– Так ведь не по-английски написано, бестолочь, – объяснила Лиз, и Кенни, рассмеявшись, влила в себя остатки вина. Ее волосы свесились назад, когда она запрокинула голову, потом рассыпались по плечам, когда она бросила бутылку Лиз.

– Пошли! – крикнула Кенни, хватая подруг за руки и затаскивая их в облако дыма. Было безумно жарко, у Лиз от дыма стало саднить горло. Она снова поднесла бутылку ко рту, но та оказалась пуста. Лиз бросила бутылку на песок.