Речушка Живная за моим окном замерзла, снегу столько, что каждое утро приходится разгребать, колокол на Златой стежке звонит напрасно, так как вьючные животные по занесенным путям сюда не проберутся. Дни короткие, — видит бог, короче, чем у нас, — и мы вступаем в новый год, когда в Врбицах и Страже совершатся большие события. Будь здорова и — прошу тебя — вспоминай обо мне так, как о тебе вспоминает твой Ян».

«Бланчи Яну привет и память… Спасибо тебе за твое новогоднее письмо и за прекрасные умные слова. Помню и жду встречи. У нас все кипит; отец с головой ушел в расчеты, приготовления и покупки. Я узнала, что он желал бы после свадьбы перевезти твою мать сюда, в Врбице, но пани Кунгута не хочет оставлять свой замок, которым некому будет управлять, так что сначала они проживут полгода в Врбицах, а потом полгода в Страже…

Я смотрю на все это так же, как ты. Мне было бы спокойней, если б ты не стал моим братом и если бы мой добрый отец оставался только твоим крестным. Но оба они стремятся как-нибудь избавиться от одиночества и быть больше вместе. Мы должны покориться, раз на то воля божья.

Ты так славно описываешь рождественские праздники в Прахатицах и веселье школяров. Радуюсь, что это доставляет нашему Боржеку удовольствие, и понимаю, что ты только улыбаешься. Но признаюсь, я сама была бы рада посмотреть разок на все эти машкеры, и даже безобразный епископ, сидящий задом наперед на старой кляче, меня позабавил бы.

Здесь жизнь течет так однообразно, что поневоле радуешься даже приготовлениям, в которых вообще-то довольно мало приятного. А теперь предстоит свадьба, которая будет на масленице. Посмотрим, когда о ней известят вас с Боржеком. А пока только я кое-что выдаю.

Помню тебя, и на твой вопрос о том, буду ли я хозяйкой в Страже, могу только сказать, что ты мне по сердцу. Будь здоров, милый рыцарь Ян!»

Над Черной горой пролетели первые перелетные птицы. Ян грустно следил за ними. Близилась весна. Туманы расходились, и в одно прекрасное утро на улицах оказалось столько воды, что пришлось в мокрых сапогах перепрыгивать через ручейки.

Под водой был лед, а где не было воды, там таял грязный и трухлявый снег. С кровель током бежала черная капель, потом сверху начинало журчать, и целые глыбы снега шумно плюхались на землю. В школе шли занятия, но сердце было на улице и за городом, у потока, где трещал лед. Трещал, издавая короткие резкие выстрелы. И можно было видеть, что перезимовавшая под снегом прошлогодняя трава осталась зеленой.

Каждое слово звучало громче, каждый шаг тверже, каждое лицо улыбалось. Регенту Егне хотелось петь.

С масленицей пришли машкеры, танцы, попойки. Купец Куклик, согрев вино, пил его, причмокивая от наслаждения. Ян и Боржек оседлали коней и поехали с Матоушем в лес.

Там было еще пропасть снега, но тоже чувствовалось приближение весны. Деревья стояли еще черные и понурые, но на концах ветвей дрожало тепло. Оттуда должны были брызнуть зеленые почки молодых иголок. А под ногами всюду, где растаял снег, уже зажелтел мох. Езда была веселая, и кони чувствовали себя не хуже всадников.

Палечек стал подзывать синиц. Они прилетали к нему, терпеливые спутницы его зимних прогулок и неприятные певицы серых вечеров, говорящие теперь с ним новым, весенним голосом… И с синицами на плечах он засвистал черному дрозду, еще неумело покрикивавшему на лесной опушке, в голом кусте боярышника.

В город Ян, Боржек и Матоуш вернулись уверенные, что все в мире прекрасно и нет никаких забот и что теперь скоро уж они поедут домой. Боржек — к своей речке, где водятся раки, к своей конюшне и лесочку, где можно стрелять из лука ласок и зайцев, Ян — к Бланчи и к книгам, которые не надо зубрить наизусть, а Матоуш — к замку на вершине, где по вечерам так умильно благовестит колокол Святоянской часовни. Ведь на каникулы можно ехать куда угодно. Только неимущие оставались круглый год, так как помогали при богослужении.

Вернувшись из леса, Ян и Боржек нашли каждый по письму: Боржек от отца, Ян от матери. Там было сказано, что венчанье пана Олдржиха Боржецкого из Врбиц и пани Кунгуты Палечковой из Стража будет совершено в церкви святого Микулаша в Кдыни и назначено оно на 19 марта, когда пану Боржецкому исполнится пятьдесят семь лет. И что свадьба будет самая скромная, без приглашенных, и панна Бланка не будет присутствовать в церкви, а будут только два свидетеля и венчать будет отец Йошт. После этого пани Кунгута переедет на время в Врбице. А летом вернется в Страж вместе с паном Боржецким. И что брак этот заключается главным образом ради детей, которые получат свое имущество приумноженным и улучшенным благодаря объединенным усилиям обоих владельцев. И что в брачном договоре тщательно оговорены права обоих наследников того и другого замка: каждый из них получит то, что ему оставил родной отец. И что пан Олдржих просит молодого рыцаря Яна, чтоб тот с открытым сердцем принял его как отца, а пани Кунгута просит Боржека, чтоб он видел в ней мать.

Мальчики переглянулись и долго молчали. Потом Ян с улыбкой промолвил, обнимая Боржека:

— Прими мой братский поцелуй!

А Боржек, поглядев на Яна, сказал полушутя, полусерьезно:

— Значит, Бланчи станет твоей сестрой!

— Ты думаешь, что мне можно будет перед всеми братски ее целовать? — спросил Ян и опечалился.

Они ответили родителям, что желают им здоровья, радости и благословения божия. Но не выразили удивления, что не приглашены на свадьбу. А 19 марта вспомнили о кдыньском торжестве лишь случайно. И у них даже сердце не сжалось.

Потом пришло письмо от Бланчи. Назвав Яна милым братом, она описывала ему жизнь в Врбицах. Все осталось по-старому и в то же время все — на новый лад. Отец в хорошим настроении, и в руках у пани Кунгуты хозяйство поднимается как тесто в квашне. Челядь довольна и послушна, луга утучнены, у коров хороший удой, и куры лучше несутся. То ли пани Кунгута — волшебница, то ли просто в замке наведен твердый порядок. Скоро — переезд в Страж, и Бланчи радуется, что будет спать в Яновой постели. Так ей обещали… Читая эти слова, Ян покраснел, но Боржек, которому он читал письмо, тотчас отметил:

— Значит, они рассчитывают, что нас там не будет?

И они спросили, как долго намерен отец держать их в Прахатицах. Вот уже почти год, как они здесь, и им тоже хочется побывать дома. В ответ на это было сказано — подождать с приездом до июня. Тогда они приедут на каникулы, а осенью вернутся в Прахатице — учиться дальше.

В июне они приехали в Страж. Там жил и хозяйничал пан Олдржих. Сперва он, так же как и пани Кунгута, встретил их смущенно. Но тут же заговорил с мальчиками, как добрый отец, радующийся их успехам в школе, которые дают им право хорошенько отдохнуть. Пани Кунгута долго и чуть не с мукой целовала сына, шепча ему на ухо, что страшно по нем стосковалась и предпочла бы никуда его больше не отпускать. Она с восторгом смотрела на стройного юношу, и хоть старалась быть такой же ласковой с Боржеком, глаза ее начинали сиять от счастья только при взгляде на Яна.

Боржек скоро ушел на конюшню и к рыболовным снастям. А Ян стал искать Бланчи, которая не вышла их встречать. Он нашел ее в девичьей под башней. Войдя, спросил:

— Ну, Бланчи, как тебе спалось в моей постели?

Но она поглядела на Яна с серьезным выражением, а когда он хотел поцеловать ее, отстранилась и не позволила.

— Ты на меня сердишься, Бланчи? — спросил Ян, испуганный таким обращеньем.

— Я не сержусь, — ответила Бланка, — но мы должны быть благоразумны и не делать того, за что потом пришлось бы стыдиться!

— Как же я могу стыдиться поцелуя, который дала мне сестра? — вырвалось у Яна.

— Именно поэтому, — возразила Бланчи, и на лбу у нее появилась маленькая морщинка.

Так между Яном и Бланчи возник первый спор, и примиренье не изменило новую Бланчину повадку. Но все-таки она сказала ему, что он возмужал и похорошел, что ему к лицу школярский берет, и смотрела на него с восхищеньем, даже с любовью; но прежней непринужденности и веселья как не бывало. Ян не понимал, в чем дело. Он стал спрашивать Бланчи, почему она перестала быть откровенной, отчего не лазает по деревьям и не бегает перед ним, подобрав юбки. На этот вопрос Бланчи ничего не ответила, только густо покраснела по самую шею.