— Ты используешь слова истины для поддержки мирянских игрищ. Даже если ты победишь, ты ничего не докажешь. Толпа желает развлечений, а ты потакаешь ее желаниям.
— Я несу истину тем, кто не знает ее. Тем, кто не сможет принять ее в признанный тобою способ.
— Прощай, Автолик!
— До скорого, Ортос! Храни Спаситель вас всех!
Автолик долго смотрел им вслед и вдруг, словно о чем-то вспомнив, сорвался с места. Догнав повозку, он сунул Марку маленький пастуший рожок.
— Возьми на память. Это рог дружбы, сделанный мелисскими пастухами-аделианами. Если будешь в беде — труби, друзья придут на помощь.
— Спасибо, Автолик! — получив подарок, Марк согрелся от вспыхнувшего внутри тепла. — Спасибо, надеюсь, свидимся. Успехов в софрогонии!
— Держись, было приятно встретить честного и смелого искателя!
Как только Автолик, ставший неожиданно таким близким другом, исчез из виду, Марк тщательно изучил темно-коричневый рожок и, обнаружив тоненький ремень, повесил через плечо. «Дай тебе Бог победить в следующем состязании, — от души пожелал Марк в мыслях. — И дай мне, Господи, такое рвение как у тебя».
Харис и Марк получили по длинной белой повязке — мужчины в этих краях покрывали ими голову от палящего солнца. Флоя и Никта прикрывались накидками, а епископ — самодельной чалмой из длинного полотенца.
Хранительница, казалось, была рада, что они покидают Мелис. Она даже улыбнулась, вглядываясь вдаль, где виднелись бескрайние Желтые пески.
— Как твоя вчерашняя прогулка? — спросила она настолько просто, что Марк насторожился. — Ты пришел поздно.
— Да так, загулялся…
— С кем же ты так долго гулял?
Марк почувствовал, как учащается пульс. Неужели она что-то знает о Меллине?! «Немедленно, немедленно измени разговор!» — заговорил он себе.
— Со стариной Яннесом, — сострил Марк.
Харис и Флоя прыснули со смеху. Хранительница усмехнулась.
— Какому еще нехорошему слову он обучил тебя?
— Кроме «полубрата» в его словарном запасе и ругательств-то нет.
Марк весело хмыкнул, радуясь смене разговора.
— Какое дело Яннесу до того, настоящий я аделианин или нет? Он же вообще колдун, не признающий никакой морали!
— Он не родился серым магом, — ответила хранительница, обернувшись к епископу. — Он ведь был одним из наших, брат Ортос?
Епископ ответил, не оборачивая головы:
— Яннес, а это его не настоящее имя, родился в благочестивой семье хранителей традиций. Его погубило воспитание, основанное на одних запретах: «Не прикасайся!», «Не смотри!», «Не трогай!», «Не спрашивай!». Все эти предписания создавали лишь видимость благочестия, но были не в силах обуздать нечестивые желания. Желая вырваться из сети родительских запретов, Яннес ушел из дома еще в детстве, посвятив себя изучению разных направлений колдовства. Он остановился на серой магии, избрав ее как учение, не предписывающее никаких запретов. Внушаемое его родителями «нет» никаким удовольствиям, превратилось в «да» любым удовольствиям. Навязчивая мораль привела к отрицанию всякой морали. Уча Яннеса разделять все на черное и белое и делая это весьма невежественно, родители подтолкнули его к учению, утверждающему, что в мире не существует ни черного, ни белого — ни добра, ни зла, а есть только сила.
— Почему вы мне раньше не говорили? — оживился Марк.
— Зачем?
— Я бы знал, что ответить серым магам на Светлой арене…
Тут он смущенно умолк и, вспомнив о своем поражении, погрустнел. Епископ обернулся, почувствовав это.
— Ты извлек урок из своей ошибки, миротворец Маркос?
— Он прекрасно сражался! — возмущенно вставила Флоя, но Марк поспешил поднять руку в знак того, что в защите не нуждается.
— Вы хотите напомнить, что у меня иное призвание? А если я его не понимаю?
— Примирение людей сложно для твоего понимания? Значит, прежде всего, тебе нужно примириться с Творцом.
— Я верующий.
— Так говорят и миряне.
— Я пытаюсь измениться.
— И какие ты делаешь шаги к изменению?
Марк опустил голову, и стараясь изо всех сил не чувствовать себя виноватым, ответил то, что уже отвечал хранительнице:
— Я учусь сражаться.
— И многому тебя научила Светлая арена? — мгновенно отреагировал епископ.
— Не знаю… мне просто нужно было утвердиться, поверить в свои силы, да и потом… Автолику я пообещал. Он говорил, что для владения мечом нужно научиться владеть словом. Я и пытался. Вы же не учили меня боевому искусству!
Епископ сурово смотрел в глаза. В белой самодельной чалме он меньше всего был похож на священника. Марк стал рассматривать колючие кусты пустыни, которая все отчетливей вырисовывалась вокруг.
— Примирение не требует владения оружием, — неожиданно сказал епископ. — Первый миротворец примирил враждующие племена юга. Благодаря ему сотни мирян встали на Путь истины. А меч он поднял всего один раз в жизни. Вернее, не меч, а книгу, ставшую мечом.
— Логос? — оживленно приподнялся Марк. — Это был Логос?
— Да. Тот самый Логос, что достался тебе от предшественников.
— Расскажите, откуда он. Как он попал к Первому миротворцу?
Епископ уселся поудобнее.
— Никто точно не знает, откуда возник этот меч. Никто из оружейников не смог разгадать, что за удивительный сплав металлов стал материалом для Логоса. Известно только, что до прихода Первого миротворца он был простой книгой с учением о Пути истины, какая есть в каждом храме адельфов. Сорок лет назад, когда Первый миротворец пришел в один из храмов на южном побережье, он увидел страшное злодеяние. Легионеры Хадамарта согнали беззащитные семьи адельфов в храм и принуждали их дать обет своему божеству Амартеосу. Каждого, кто отказывался, бросали толпе хаймаров — кровавых даймонов, что рождаются от пролития человеческой крови. У Первого не было оружия. Он схватил храмовую книгу о Пути истины и начал вразумлять легионеров. Но сердца этих людей были холоднее льда. Когда они, насмехаясь над словами Первого о милосердии, швырнули к хаймарам молодую мать с девочкой, что-то случилось в его душе. Он слыл чудотворцем и, может быть, чудодейственная сила сделала то, чего он желал в этот миг сильнее жизни. Книга превратилась в меч. Глаза Первого затуманились. Что произошло в последующие минуты, никто не мог пересказать. Сам миротворец ничего не помнил после. Творилось нечто страшное и необъяснимое. Когда все стихло, Первый стоял с залитым черной кровью мечом, а вокруг истлевали в песке порубленные хаймары. Его меч не тронул ни одного легионера. Иные бежали, иные стояли на коленях и просили прощения. Плененные семьи адельфов были спасены. На том месте сейчас стоит прекрасный Храм примирения. Кто-то из тех обращенных легионеров и по сей день служит в нем. Меч Логос стал знаком силы Слова, умноженной на силу любящего сердца.
— Логос сохранил эту силу? — спросил Марк.
— Его сила зависит только от силы твоей. Логос такой же меч, как и все остальные. Превращение книги в оружие — всего лишь символ, оставленный Первым миротворцем, как я верю, для напоминания нам о могущественной силе Слова.
Епископ смолк и начал говорить Харис, сильно воодушевленный легендой о Логосе. Он рассказывал о каких-то походах и сражениях на юге, где никогда не бывал, но говорил так, будто сам стоял в первых рядах южного войска. Харис так завелся, что еще в течение часа рассказывал истории о себе и своем коне. Увлеченно повествовал о том, как преследовал на Скороноге удирающих арпаков, как вывозил раненого воеводу. Его почти не слушали, несмотря на красочно преувеличенное повествование. А сам Скороног грустно внимал его словам, понурив голову и невесело шевеля ушами. Он вез под палящим солнцем пятерых людей — любому было ясно, что к таким перевозкам боевой конь не привык.
Марк улегся на овес, с наслаждением думая о Меллине. Он вспоминал все, что было связано с ней, начиная с самой первой встречи у Светлой арены. Он не упускал ничего. Медленно проплывали в памяти приятные картины: вот она осыпает его лепестками роз, нежно прикасается к его щеке. Вот они встретились на мелисском базаре, вот он осмелел перед Яннесом под действием ее взгляда, вот он, сильно волнуясь, договаривается с ней о встрече. Вот он томится ожиданием, вот они снова вместе в Роще дриад, вот он стесняется, не зная, что говорить и делать. Вот она хватает его за руку, вот она рядом, вот шепчет «Ты мне очень нравишься» и, да, она целует его!
