— Святые Небеса, что у тебя с лицом?

— Кто тебя так? — шепнула хранительница.

— Тварь болотная, — отвернулся Марк.

Повалившись вслед за епископом и хранительницей в повозку, он почувствовал себя таким обессиленным, что и говорить ему было тяжко. Предаваться же отдыху оказалось рано. Хранительница начала промывать целебным елеем его лицо и вдруг громко ахнула, заметив на его шее след от сильного ожога.

— А это что?

Марк молчал. Возможно, он бы рассказал епископу правду, как на исповеди, но не ей.

— Маркос, что с тобой произошло? Ты можешь ответить? — ее голос стал строже.

Оставалось говорить полуправду.

— Я потерял вас из виду и сбился с дороги. А потом меня околдовало болотное страшилище. Сильное колдовство… я не мог противостоять.

— Это была ламия? — спросила хранительница с укорительной вкрадчивостью.

Голова поплыла в горячем стыде, который не мог заглушить ни яд, ни общее недомогание.

— Я не знаю, что это за тварь, — соврал Марк.

— Верхняя часть тела — женщины, нижняя — змеи? — метко уточнила хранительница.

— Ну… — Марк больше не мог отговариваться, — что-то вроде того.

— Ламия, — повторила хранительница с уверенностью. — Они часто увлекали людей из моего селения, хоть и слыли не слишком смышлеными. Но здесь, усиленные чарами Белого забвения, они могут обольстить кого угодно. Как тебе удалось вырваться?

Об этом Марк заговорил искренней, радуясь, что не проговорился о Меллине. Хранительница слушала внимательно, попутно задавая уточняющие вопросы, но их было легко обойти.

— Мы оба показали себя не с лучшей стороны, — только и сказала она.

Епископ слушал рассеянно, видимо, не до конца очнувшись от крепкого болотного сна. Лицо ему удалось отереть от грязи носовым платком, но все его одежды покрывал толстый слой грязи. Когда Марк в своем рассказе дошел до встречи с женщиной, спасшей его от болотных хмырей, епископ пробудился, воскликнув:

— Сильвира! Королева Южного оплота! Ты встречался с королевой Сильвирой! Почему же ты не спросил ее о миссии Седьмого миротворца?

— Да, мне как-то было не до того… и ей тоже, она искала своих людей.

Епископ охнул, сожалея, что Седьмой миротворец упустил такую возможность. Марк же ничуть не огорчился, сейчас ему было все равно. Жив, это главное. А с королевой он еще свидится.

Он начал засыпать, погружаясь в глубокий сон, как вдруг в душу ворвалась новая тревога. Вдали нарастали страшные необъяснимые голоса. Это был и плач, и хохот, и вопли отчаянья, образовывающие жуткую какофонию звуков, сравнимую, наверное, лишь со стоном обреченных грешников в преисподней.

Марк, не открывая глаз, сжал рукоять меча. Она оставалась горячей.

— Брат Ортос! — позвал Марк.

Епископ молчал.

— Ортос, скажите, что там? — настойчиво попросил Марк.

— Нам ничего не угрожает.

— Но что там? — настаивал Марк, чувствуя, как беспокойство начинает его трясти.

— Тебе лучше не видеть этого, Маркос.

Последнее окончательно его встревожило. С трудом разлепив слипшиеся веки, он поднял голову и судорожно вздрогнул.

Отовсюду несло могильной сыростью. В нос ударила головокружительная трупная вонь. Поначалу можно было подумать, что здесь лежат погибшие в схватке с болотной нечистью, но…

Вокруг лежали живые люди! Сквозь мрачный туман, направо и налево, далеко, насколько мог охватить глаз, виднелись человеческие тела. И эти тела жили: стонали, вопили, рыдали, а некоторые заливались истерическим смехом. Все эти страдания создавали такой адский звук, что хотелось вскочить и бежать, бежать, бежать…

Марк тряхнул головой, надеясь проснуться. Но нет, это не сон. Когда разум прояснился, он увидел детали и его объял ужас.

Лиц он не видел, тела покрывали гнилые щупальца болотных водорослей, и казалось, росли сквозь них. На ком-то поблескивала дорогая золотистая кольчуга, сохранившая свой блеск, рядом лежало оружие: мечи, копья, кинжалы, все покрывала грязно-зеленая жижа. В глубоком шоке, не желая верить увиденному, Марк заметил прямоугольный рыцарский щит с символикой.

— Аделиане… — прошептал Марк, и невидимые петли мучительно стянули его грудь.

— Нет! — жестко ответил епископ, но в тоне его послышалась горькая печаль. — Это лежат отступившие адельфы и те, кто имел шанс примириться с Творцом и обрести Вечную Жизнь. Но они избрали иной путь.

Мелкие змееподобные твари ползали по живым трупам, впивались, сосали кровь.

Марк резко перегнулся через край, и его чуть не вырвало наизнанку. Рвотные спазмы схватили горло, но рвать было нечем.

Густой белый туман плыл по людям, входил в их тела, клубился над их лицами, исходил из ртов. В призрачной пелене мелькали тени прочей нечисти. На одном из полуживых людей сидели отвратительные безглазые птицы, со змеиными шеями и кожистыми крыльями. Они клевали тело, живое и безвольное.

— Теперь мы знаем, что такое Белое забвение, — заговорил епископ спокойным повествовательным тоном. — Любой человек, вошедший в него, неизбежно сталкивается со своим потаенным «я». Оно окутано туманом. Даже если идти всем вместе, все равно каждый останется один на один с собой.

Упав на спину, Марк уставился в плывший над ними туман. Хотелось зажать уши, чтобы не слышать многоголосых стонов, плача и хохота, но силы окончательно покинули его. Слабость охватила его тело, как полный паралич, не позволяя пошевелить и пальцем.

— В Белое забвение уходят, чтобы найти себя, — продолжал епископ. — Люди думают, что, заглянув в свою душу, они познают, как достичь своей мечты. Но в Белом забвении человек встречается не просто с собой, а со своим темным «я». Это земля, где все подчинено вожделенной силе греха. Потому чары болот и дают нечистым существам небывалую силу.

— Не надо, не рассказывайте… — прошептал Марк, но тот его не услышал.

— Люди ищут мечту, а находят свой грех, который в действительности и был их мечтой. Тайный грех, о котором человек мог и не подозревать, обретает здесь силу и форму. Вся мораль, совесть, честность срываются как маска. Человек предстает перед соблазном таким, каким есть на самом деле. И начинает покоряться темной воле своего греха. Так рождаются самые страшные чудовища…

— Прекратите!!!

Епископ обернул к нему лицо, наполненное какой-то безумной добротой.

— Но ведь мы вырвались. Значит, Белое забвение можно победить… стой, дочка!

Епископ крепко схватил за руку хранительницу, сорвавшуюся с обнаженным мечом к живому кладбищу.

— Пустите!

— Сядь на место, дочь Сельвана!

— Там живые люди!

— Уже нет, сядь! Туман Белого забвения — и есть его чары греха. Пока ты в тумане, ты можешь спастись, но когда туман в тебе — спасения нет.

Никта в отчаянье бросила меч под ноги и села. По ее лицу, охваченному скорбью, текли слезы. Уткнувшись лицом в колени, она приглушенно зарыдала.

Марк, медленно теряя сознание, будто под действием дурмана, размыто представлял себя лежащим среди этих людей. Мерзкие твари копошились в его теле, руки и ноги цепко обвивали водоросли.

«Мучительная, долгая смерть живого трупа, вот что ожидало меня. Что меня спасло? Чудо? И спасло ли?»

Страх исчез. Марк начал убеждать себя, что все это сон, кошмарный сон и ничего более.

Снов было много, очень много. Кошмарные и восхитительные, мучительные и приятные, но Марк не запомнил ни одного. Помнил только, что просыпался несколько раз, что-то шептал, его сильно тошнило, хранительница давала ему воды, а он жадно пил.

Он не знал, сколько времени проспал в трясущейся старой повозке. Чистое небо, озаренное неярким солнцем и сырая прохлада, подсказывали, что сейчас утро.

«Мы уже выехали из болот? — спросил себя в мыслях Марк. Смутный, отдаленный ужас, пережитый в Белом забвении, угрожал вернуться снова. — Нужно забыть о проклятых болотах. Забыть. Пусть все пережитое окажется сном».