— Сюда! — шепнула хранительница, свернув с тропы в глухую чащу.

Плач приближался. Приближался со всех сторон, куда бы они ни свернули. Марк почувствовал на спине колкую дрожь. Ноги затряслись, сковывая шаг. Плач стал явственен. «Это не человек и не зверь», — ужаснулся Марк.

Это был плач неведомых существ, стекающихся со всего леса.

— Кто это? — прошептал Марк, стараясь не впадать в панику.

Хранительница тревожно переводила взгляд от дерева к дереву.

— Ночные призраки. Их называют духами уныния.

Холодный, мистический плач, словно, исходящий из глубин преисподней, где уже нет надежды, окружал их плотным кольцом. Существ нигде не было. «Невидимки!» — в страхе подумал Марк. Он ощутил, как рвутся в груди все душевные струны, как страх и отчаяние медленно и неотвратимо охватывают тело. Бежать? Куда бежать? Сильно захотелось закричать и броситься лицом в землю.

— Что они могут нам сделать?

— Они вытягивают душевные силы. За ночь могут довести до сумасшествия. Или до смерти.

— У нас есть оружие, — шепнул Марк, и к своему страху вспомнил, что так и не научился пользоваться Логосом.

— Меч бессилен против них. Они не имеют плоти.

— Должен быть какой-то способ!

— Да, желание жить. Не пойму, почему они чувствуют нас?

— Чувствуют?

— Ночные призраки издалека чувствуют того, кто пребывает в унынии. Из таких людей они пьют силы.

Сделав шаг назад, Марк уперся спиной в шершавую кору древнего дерева. Сквозь мрак густых ветвей он увидел луну, бегущую в прозрачном облачке. Луна. Почему его взгляд приковался к одинокой луне? Почему чем дольше он смотрит, тем сильнее его охватывают страх и безнадежное одиночество?

Плач стал невыносим. Холодея, Марк разглядел сквозь высокие ветви папоротников темные, полупрозрачные тени призраков. Бесформенные, аморфные существа кружили вокруг, отравляя душу преисподним плачем. Страх и одиночество в кошмарном дуэте запели глубоко в груди. Марк почувствовал: еще немного и он не выдержит и пронзительно закричит.

— Что делать? — сделав над собой усилие, спросил Марк.

— Противостоять, — приглушенно шепнула хранительница и вдруг, решительно шагнув навстречу призрачным теням, громко заговорила. — Убирайтесь прочь! Вы не имеете над нами никакой власти!

Призраки зарыдали еще кошмарнее, взвинчивая все нервы до критического предела. Зажимая уши, Марк завалился на бок, мечтая оглохнуть. Но убийственный, навевающий смертельную тоску плач проникал в душу без посредства ушей.

Хранительница тяжело дышала, как будто что-то сдавливало легкие и, попятившись назад, тоже уткнулась спиной в дерево и опустилась рядом.

— Бесполезно. Они сильнее. С восходом солнца они уйдут. Нужно держаться, — она стукнула себя по колену. — Проклятая печаль! Они черпают силу из нас…

— Из меня, — шепотом отозвался Марк. Ясная догадка внезапно вспыхнула в разуме. — Это из-за меня.

Чувствуя на себе изумленный взгляд хранительницы, Марк ожидал обличительной реплики, но она всего лишь измученно шепнула:

— Дай руку.

Сжав ее теплую ладонь, Марк воспрянул: он должен быть тверд и мужественен! Не для того он пришел в этот мир, чтобы оплакивать себя и скорбеть над несчастной судьбой.

— Мы не ваши, слышите, вы, духи уныния! — раздались громкие слова хранительницы. — Мы довольны своей жизнью. У нас есть призвание! У нас все впереди! И мы счастливы, поглоти вас хаос!

Они поднялись на ноги, не разжимая рук. Тени призраков кружили вокруг, не умолкая в угнетающем плаче.

— Вам не поработить нас нашими воспоминаниями! Все наши беды остались в прошлом! — возгласила хранительница.

Марк вторил ей, воодушевленно вскинув голову. Сейчас он стоял с этой девушкой плечо к плечу, рука в руке, и его обида уходила, уступая место отваге. Плач призраков больше не пугал его, угнетающее давление испарилось как легкий пар.

— Прочь! — громко прикрикнул Марк.

Тени призраков попятились, захлебываясь жалобным плачем, оставляя двух людей, внезапно воспрянувших духом. Плач отдалялся, уступая лесное пространство ночной тишине, а вскоре исчез совсем.

— Пойдем, — сказала хранительница с прежним спокойствием, будто и не было никаких призраков.

Вскоре они подошли к тайнику хранительницы — хорошо замаскированному маленькому шалашу. Из вещей там была только небольшая походная сумка.

— Что там? — поинтересовался Марк.

— Мои вещи, — ответила девушка, не желая продолжать разговор.

В дом хранительницы они пришли около полуночи. Бедное, но ухоженное жилище состояло всего из одной комнаты с кроватью, печью и маленьким столом у окна. Масляная лампада тускло освещала нахмуренного епископа, склонившегося над кроватью, где неподвижно лежала Флоя. Харис нервно теребил рукоять меча и ходил от кровати к окну.

— Как она? — спросил Марк с порога.

— Вся надежда на милость Всевышнего, — ответил после длинной и неприятной паузы епископ.

Помрачнев, поскольку такой ответ не означал ничего хорошего, Марк подошел к кровати. Вид у Флои был не из лучших. Зеленые пятна на лице не исчезли, а слились в одно, и теперь все лицо девушки приобрело зеленоватый оттенок.

— Состояние не улучшается, — раздраженно проговорил Харис. — Ей только хуже. Болезнь не опасна для жизни, но может тянуться недели, а то и месяцы.

— Ты же говорил, что, став аделианкой, она будет исцелена.

— Исцелена от заклятия, но не от болезни. С болезнью придется разбираться по-другому, — пояснил Харис, негодуя. — Проклятый колдун! О Небеса, подарите мне с ним встречу, чтобы обломать его поганый посох об его голову!

— Помолчи, Харис, — шепотом приказал епископ.

Хранительница небрежно бросила сумку и меч на стол и каким-то странным стремительным движением оказалась у изголовья Флои, будто на ее глазах тонула жертва морской стихии. Взяв ее руку, хранительница приложила ее с своей щеке и так просидела несколько минут в каменном молчании. Когда она подняла голову, Марк заметил, что ее глаза заблестели от слез. «Она же совсем не знает ее. Не слишком ли эмоционально для человека, живущего в одиночестве?» — задумался Марк.

— Брат Ортос, давайте молиться, — предложила хранительница с такой дикой решительностью, что возразить ей не посмел бы никто.

Епископ охотно кивнул головой, будто только и ждал этого предложения. Его руки сжали другую ладонь Флои, а губы зашептали слова молитвы. Хранительница твердо вторила, но в ее голосе Марк с удивлением уловил надлом плача. Твердость и нежность, воинственность и сокрушенность, осуждение и понимание — абсолютно разные, даже противоборствующие чувства сплелись в ее молитве, слов которой Марк не расслышал, уловив лишь вихрь ее переживаний.

Хранительница неожиданно обняла Флою за шею и прижала к себе, продолжая что-то шептать в том же стремительном животворящем русле.

Почувствовав себя неудобно, Марк отошел к окну, стараясь не вслушиваться в слова молитвы: что-то глубоко личное, очень глубокое и сокровенное лилось из сердца хранительницы. Эта необычная молитва его и вдохновляла, и смущала.

— Да свершится милость Твоя, — прошептали вскоре епископ и хранительница, а Флоя глубоко и отрывисто задышала.

— Она исцелена, — уверенно сказала хранительница. — К утру исчезнут все признаки болезни.

Почувствовав прилив надежды, Марк взглянул на лицо Флои: оно по-прежнему было зеленовато-мертвым, но кое-где уже пробивался розоватый оттенок. Правда, ему могло и показаться в тусклом свете лампады, но уверенность в счастливом исходе, появившаяся после молитвы, подсказывала, что хранительница права.

— Тебе раньше приходилось исцелять больных? — спросил Марк хранительницу, когда она накрывала на стол, а Флоя спокойно спала в ее кровати.

— Приходилось.

— Как у тебя это получается?

— Я просто молюсь. Исцеляет воля Спасителя, а не моя.

— Но ведь нужна какая-то сила, какой-то дар…

— Этот дар может получить каждый.