По всем критериям Мустанг — бедная страна, пригодных земель в гималайском высокогорье мало. По этой причине женатый сын не может отделиться. Работать на чужих наделах бессмысленно, ибо обрести землю он все равно не сможет. Из этого положения семья находит следующий выход.

Если у человека три сына, он передает по наследству все имущество — дом и надел — старшему; второй сын идет в монахи; младший живет со своим старшим братом либо поступает на королевскую службу.

Множество молодых людей делят со старшими братьями не только кров, но и жену; у женщины бывает по два, три, а то и четыре супруга — родных братьев, ведущих одно хозяйство. Многомужество вызвано исключительно экономической необходимостью — сохранить в неприкосновенности земельный надел. Подобные браки никогда не заключаются без согласия сторон. Когда старший сын и наследник намеревается жениться, он консультируется перед этим с младшими братьями и невестой.

Полиандрия наделяет женщину большим престижем. Ее роль хозяйки в доме никем не оспаривается. При полиандрии практически не бывает вдов. Хлеб насущный, естественно, легче заработать, когда в семье не один муж, а два или три, поэтому достаток в таких семьях выше. А такие чувства, как братская любовь, очень развиты в стране Ло.

Внешне поведение супругов очень сдержанно. Редко можно увидеть, чтобы муж целовал жену на людях. Вообще, любовь и ненависть не выражают публично.

Зато дети окружены поразительной любовью. Я не видел ни в одной стране, чтобы к детям относились с таким вниманием и лаской, вне зависимости, свои ли это дети или чужие. На взгляд европейца, малыши могут показаться неухоженными, «замурзанными». Но в действительности детская смертность в Мустанге невысока. Это объясняется «естественным отбором» и климатом, не способствующим распространению микробов. Я не видел, чтобы дети чихали или кашляли, бегая босиком по холодной земле. Никто не кричит на них, им предоставлена полная свобода.

Лоба обожают детей, берут их с собой повсюду — и в поле, и в путешествие. А уж на любом празднике или церемонии детей всегда полным-полно. Их можно видеть даже на общественных собраниях рядом с высокими могучими отцами.

Есть случаи, когда ребенку оказывают особые знаки внимания,— например, если оракул предсказывает, что из него вырастет великий лама. Согласно верованию тантристского буддизма, когда умирает знаменитый лама или святой, его воплощения ищут в ком-нибудь из новорожденных. Именно так «находят» далай-ламу и настоятелей больших монастырей. Какая же мать не мечтает, чтобы в ее сыне обнаружили знаки будущего мудреца!

Окончание следует Мишель Пессель

Перевел с французского М. Беленький

Сухая земля с россыпью оглаженных камней. Белесое небо, желто-красные склоны и коричневые камни, покрытые сверху крепкой и блестящей коркой пустынного загара. Если пнуть ногой такой камень, он перевернется, обнажая серое «брюхо». Наверно, весь наш маршрут можно проследить по цепочке этих перевертышей.

Третий день мы с Ахмедом прокладываем на карте тоненькую нитку маршрута от лесистых окраин Курайской степи через горы к устью Ак-каи. В начале алтайской весны, когда быстро тают худосочные снега в степи, по ее руслу скачет бурный поток, но силы ему хватает на две-три недели. А затем жизнь в неширокой плоской долине замирает, и колючие ветры нещадно треплют чахлые кустики, не дающие ни зелени, ни тени. Вот эта еще мало обследованная долина и была нашей целью: мы искали ртуть.

Когда-то по склону лесистого хребта прошел верховой пал и оставил выгоревшие поляны с серыми сухими стволами, куртинами лилового кипрея и непролазными зарослями колючей малины. Зверье протоптало свои пути-дороги, кой-где помеченные пометом и отпечатками копыт. Мы всецело доверяли звериным тропам. Вот только клочья густой светлой шерсти, застрявшие в нижних сучьях кедров, нас беспокоили. Что за зверь такой?

— Послушай, он совсем голый останется, — удивлялся Ахмед.

Всего полгода назад Ахмед вместе с товарищем, тоже молодым геологом, приехал в Горный Алтай из Азербайджана и попал в стылую зиму. Товарищ Ахмеда сник. Он как-то без интереса делал свою работу, а все свободное время сидел, ссутулясь, у печки и молча смотрел на огонь. А Ахмед ничего. Он тоже скучал, вспоминал Баку, изъяснялся на смешном русском, но жил... Шел с охотой в маршруты и даже начал поговаривать об оставленной невесте.

— Вот получу комнату — привезу...

Весь следующий день, сложив рюкзаки на берегу еще журчащей Ак-каи, мы бродили по россыпям и распадкам и пугали стуком молотков пищух и рогатых, мохнатых зверей, которые убегали на полсотни шагов и с подозрением смотрели на нас, отставив лошадиный хвост. Это были яки, или, как их тут называли, сарлыки — полудикие существа, запущенные сюда с ранней весны и на все лето. Длинная мохнатая бахрома болталась у них на животе, словно юбка, позволяя лежать на снежных завалах, где было меньше оводов и гнуса. Так вот чья шерсть висела на сучьях!

На перевале мы не нашли ни алых зерен ртутоносной киновари, ни измененных горячими водами серпентинитов, и новое утро застало нас бредущими вниз по выгоревшим склонам в сторону лиловой Чуйской пустыни, почему-то именуемой степью. За эти дни мы с Ахмедом уже переговорили обо всем и пошли по второму кругу, поглядывая на дальнюю темную полоску. Там текла Чуя, и на ее берегах были лагерь, вода и тень.

Мы спустились в пологий сухой распадок, бросили на горячую землю выгоревшие брезентухи и долго, лежа, рассматривали в лупы горсти сухого песка — не блеснет ли красная искра киновари...

— Ну и жара... — сказал Ахмед. — Африка...

— А раньше и в Сахаре вода была, — буркнул я, и мы пошли дальше по плоской междуречной равнине, согнувшись под рюкзаками и переворачивая загоревшие камни длинными ручками молотков. Впрочем, никаких рек поблизости не было, и я записал в полевой книжке, что ,правильнее было бы называть эти места поверхностями выравнивания...

— И люди жили? — не унимался Ахмед, обдумывая мои слова о Сахаре.

— Жили, — ответил я сухими губами. — Там и рисунки есть на скалах. Кстати, пойдите посмотрите на киноварь вон те скалы...

Ахмед сбросил рюкзак и не спеша пошел к развалу крупных черных глыб. Я тоже скинул рюкзак и стал доставать полевую книжку...

— Алексей Борисович!!!

На плоских гранях черных камней отчетливо были видны... рисунки. Мы забыли про жару и манящий лагерь — зарисовали, сфотографировали и даже сняли копии рисунков, покрыв их калькой и протерев графитовым порошком. Не берусь судить о породе изображенных зверей с прямыми и закрученными рогами. Одни похожи на козлов, другие — на зайцев с торчащими ушами. Кто и когда высекал эти рисунки? Почему они оказались в пустыне, вдали от дорог и жилых мест? Может быть, как и в Африке, они говорят о более влажном климате прошедших времен? Ведь назван же поселок, лежащий в середине этой Чуйской степи-пустыни, — Кош-Агач, что в переводе значит «прощай, лес». Может, и тут, на склонах Чаган-Усуна, был лес и были звери? Кажется, никто из историков в этих местах не был, возможно, что здесь найдутся и другие рисунки. Поискать бы...

Знакомые геологи недавно передавали, что Ахмед прижился на Алтае. Стал начальником партии и ищет ртуть где-то на склонах Белухи.

А. Русанов, геолог

В Хабаровске наш корреспондент познакомился с инженером Управления гражданской авиации Владимиром Федоровичем Даниленко. В течение ряда лет Даниленко собирает документальные истории из жизни летчиков Дальнего Востока и Приморья. Одну из таких историй мы предлагаем вниманию читателей.