Для подтверждения показаний Левина о Менжинском с места вызвали Казакова. В отличие от Левина и Плетнева, Казаков не пользовался высокой медицинской репутацией, но в своих эксцентричных идеях о новых средствах лечения был, очевидно, искренен. Он применял (как в дальнейшем заметил Буланов) «такие мудреные лекарства, которые не только неизвестны медицине, но слабо известны самому Казакову».[630]
Это, к слову сказать, один из примеров того, как советские руководители хватались за идеи, отвергнутые специалистами в соответствующей области науки. То же было с лингвистикой Mappa и биологией Лысенко. Последний пример из области медицины относится к началу шестидесятых годов, когда ленинградское партийное руководство с энтузиазмом проталкивало метод лечения рака, изобретенный неким Качугиным и отвергнутый профессиональными врачами.
Менжинский безгранично верил казаковскому методу лечения «лизатами». В показаниях доктора Левина есть ироническое упоминание всяких толков о чудотворных лекарствах, разработанных профессором Шварцманом, который в свое время произвел хорошее впечатление на Менжинского. Затем наступило разочарование. А «затем была другая реклама, начали шуметь вокруг Игнатия Николаевича Казакова, и тогда он (Менжинский) обратился к Казакову… он был одним из небольшой группы крупных людей в то время, которым казалось, что он чрезвычайно им помогает».[631] Было даже специальное заседание Совнаркома, обсуждавшее казаковские методы лечения.
Казаков подтвердил показания Левина и сказал, что был вызван лично к Ягоде. Он, дескать, подчинился, испугавшись таких слов Ягоды: «Имейте в виду, что если вы попытаетесь не подчиниться мне, то я сумею вас быстро уничтожить».[632]
Вызвали Ягоду. По Маклину, он выглядел совсем иначе, чем в дни своей власти. Волосы поседели, недавнее самодовольство исчезло.[633] Но он все-таки излучал определенную мрачную энергию. Его показания были необычны и их следует считать многозначительными, несмотря на то, что позднее в тот же день Ягода взял их обратно.
Вышинский: Подсудимый Ягода, давали вы поручение Левину о вызове к вам Казакова для разговора?
Ягода: Я этого человека вижу первый раз здесь.
Вышинский; Значит, такого поручения вы Левину не давали?
Ягода; Я давал поручение Левину переговорить… Вышинский: С кем?
Ягода: С Казаковым, но сам лично его не принимал.
Вышинский: Я вас не спрашиваю, принимали вы его или нет, а я спрашиваю, давали вы поручение Левину переговорить с Казаковым?
Ягода: Поручения переговорить с Казаковым я не давал.
Вышинский: Вы только что сказали, что давали Левину такое поручение.
Ягода: Я давал Левину поручение об умерщвлении Алексея Максимовича Горького и Куйбышева, и только.
Вышинский: А насчет Менжинского?
Ягода: Ни Менжинского, ни Макса Пешкова я не умерщвлял.[634]
Вышинский поднял с места Крючкова, и тот подтвердил свою роль в убийстве Пешкова по приказам Ягоды. Прокурор снова обратился к Ягоде и прочел то место из его показаний на предварительном следствии, где Ягода признавался в умерщвлении Менжинского и Максима Пешкова.
Вышинский: Вы это показывали, обвиняемый Ягода?
Ягода: Я сказал, что показывал, но это неверно.
Вышинский: Почему вы это показывали, если это неверно?
Ягода: Не знаю, почему.
Вышинский: Садитесь. «Я вызвал Казакова к себе, подтвердил ему мое распоряжение… Он сделал свое дело, Менжинский умер». Показывали это, обвиняемый Ягода?
Ягода: Показывал.
Вышинский: Значит, зы встречали Казакова? Ягода: Нет.
Вышинский: Почему вы показывали неправду? Ягода: Разрешите на этот вопрос не ответить.
Вышинский: Вы отрицаете, что вы организовали убийство Менжинского? Ягода; Отрицаю.
Вышинский: В этом показании вы это признали? Ягода: Да.
Вышинский: Когда вас допрашивал Прокурор Союза, то вы как ответили на этот вопрос о своем отношении к убийству Менжинского?
Ягода: Тоже подтвердил,
Вышинский: Подтвердили. Почему вы подтвердили? Ягода: Разрешите на этот вопрос не ответить.
Вышинский: Тогда ответьте на мой последний вопрос. Вы заявляли какие-нибудь претензии или жалобы по поводу предварительного следствия?
Ягода: Никаких.
Вышинский: Сейчас тоже не заявляете? Ягода: Нет.[635]
Вышинский перешел затем к умерщвлению Максима Пешкова и продолжал допрос так:
Вышинский: Так что все, что говорит Крючков… Ягода: Все ложь.
Вышинский: Вы ему такого поручения о Максиме Пешкове не девали?
Ягода: Я заявлял, гражданин Прокурор, что в отношении Максима Пешкова никаких поручений не давал, никакого смысла в его убийстве не вижу.
Вышинский: Так что Левин врет?
Ягода: Врет.
Вышинский: Казаков говорит ложь? Ягода: Ложь. Вышинский: Крючков? Ягода: Ложь.
Вышинский: Крючкову по поводу смерти Максима Пешкова поручений не давали? Вы на предварительном следствии…
Ягода: Лгал.
Вышинский: А сейчас?
Ягода: Говорю правду.
Вышинский: Почему вы врали на предварительном следствии?
Ягода: Я вам сказал. Разрешите на этот вопрос вам не ответить.[636]
Американский наблюдатель на процессе отмечал, что Ягода говорил «с такой концентрированной злобой и яростью», что все присутствующие затаили дыхание «в тревоге и ужасе». Когда в допрос вмешался Ульрих, Ягода повернулся к нему и сказал (эта фраза не вошла ни в один официальный отчет); «Вы на меня можете давить, но не заходите слишком далеко. Я скажу все, что хочу сказать… Но… слишком далеко не заходите».[637] Все были вновь потрясены. Маклин пишет, что на процессе тайно присутствовал Сталин, сидя в помещении на хорах и наблюдая через окно. По его словам, был момент, когда многие увидели Сталина при переключении света.[638] Если это так, то, вероятно, при этой фразе Ягоды Сталин подумал, не проваливается ли весь его план.
Ягода имел больше причин сопротивляться процессу, чем кто-либо другой из подсудимых. Он помогал Сталину вернее всех, он сослужил ему незаменимую службу. Арест так подействовал на Ягоду, что он долго не мог ни спать, ни есть, и Ежов опасался за его психику. К нему послали для переговоров начальника иностранного отдела НКВД, вкрадчивого и льстивого Слуцкого. В ходе их разговора Ягода горько жаловался, что разрушен аппарат безопасности, который он создавал пятнадцать лет. А однажды сказал Слуцкому, что Бог, наверно, все-таки есть: от Сталина он, дескать, получал только благодарности, а от Бога получил то, что его теперь постигло.[639]
Но на процессе демонический взрыв Ягоды повис в воздухе. Вышинский перестал задавать ему вопросы и вновь обратился к Левину. Тот рассказал детали умерщвления Куйбышева и Горького, после чего Ягода эти детали подтвердил.
К концу утреннего заседания, когда Левин излагал подробности умерщвления Горького, Ягода вдруг спросил, может ли он задать Левину вопрос. Хотя подобные вопросы одного подсудимого другому были обычной практикой в предыдущие дни процесса, Ульрих поспешно ответил, что только после того, как Левин закончит показания. Ягода, желая подчеркнуть неотложность вопроса, сказал тогда, что он касается смерти Максима Горького.
Ульрих, явно опасаясь худшего, обрезал его, повторив, что Ягода сможет задать свой вопрос после дачи показаний Левина. Вскоре он объявил тридцатиминутный перерыв. После перерыва Вышинский объявил, что подсудимый Ягода хотел задать вопрос подсудимому Левину.
