– Трудно представить, насколько велика Вселенная. Несправедливо думать, что, кроме как на Земле, в ней больше нет жизни. Далеко, близко – другой вопрос. В сущности, что есть расстояние? Говорить, о невозможности перепрыгнуть из Солнечной системы в другую, полагаясь на скромный научный опыт сегодняшнего человечества, просто невежливо. Вселенная удивительнее, чем её сегодня представляют люди, и она скрывает много потаенных возможностей, «кротовых нор», «червоточин» и прочего. Нужно только время, чтобы все это нам открылось. Между тем, кому-то уже повезло. И этот кто-то находится теперь совсем близко, – высказался мужчина аристократически-профессорского вида. В свете камина, благодаря седой бороде и длинным густым волосам, его можно принять хоть за Дмитрия Менделеева, хоть за Карла Маркса, однако он далек от этих людей и имя его не известно. По крайней мере, настоящее. В узком кругу его знают под именем Клосс.

– Впервые сталкиваюсь с такими воззрениями. Это очень интересно. Но у меня другой вопрос: можно ли считать представителей иных цивилизаций, которые попадали или попадут на Землю, враждебными? – спрашивает второй человек в кресле напротив. Мерцающий свет камина превосходно освещает его. Первое, что бросается в глаза, – мужчина шикарно одет. На нем роскошный серый костюм, дорогие туфли. Плюс – он гораздо моложе своего бородатого собеседника, и его выбритое лицо блестит в свете огня. Своего имени он не скрывает: его зовут Лабберт. Лабберт Голдхабер.

– Если рассматривать художественный пласт информации, который создал и создаст для себя человек, то, несомненно, такое впечатление создается, – отвечает Клосс. – Что ни пришелец, то разрушитель. Большинство так думает, потому что именно так люди и поступили бы, прилетев на другую, более отсталую планету.

– Значит, существуют и «добрые пришельцы»? – Лабберт достает сигарету.

– А вы сомневаетесь? И для того, чтобы быть добрыми по отношению к нам, им вовсе не обязательно быть на нас похожими. Для них доброта – это норма. Так же, как для большинства людей – агрессия и разрушение. Я бывал в разных странах, перемещался во времени, и мне хорошо знакома типичная человеческая натура. Из века в век она мало отличается. Мы все те же первобытные дикари, только теперь на автомобилях, самолетах и танках. Но так не может продолжаться вечно. Пришло время открыть секрет: наше Тайное Общество намерено выстроить совершенно иную мировую концепцию. Примерно за триста лет мы должны поменять природу человека и ментально сделать его похожим на тех, кто сейчас живет в Антарктиде. Если этого не произойдет, мы обречены на гибель. Мне дали возможность увидеть, каким будет мир, если мы этого не предпримем: сплошная пустыня и кучки вымирающих видов, дерущихся друг с другом за еду. Вот что ждет человечество, если оно не станет похожим на Них.

– Сложность в том, что мало какая идея живет дольше поколения своих создателей. То, о чем мы сейчас говорим, скорее всего, превратится в песок, разгоняемый ветром времени… Давайте смотреть правде в лицо: даже нашему Клубу не суждено просуществовать вечно. – Лабберт подносит к сигарете спичку. – И воплотить концепцию, которая в основе своей посягнет на такую глубокую человеческую черту, сложно даже за триста лет. Что-то похожее, я имею в виду стремление к свободе, борьбу за права человека, уже не одну сотню лет пытаются воплотить потомки отцов-основателей Соединенных Штатов Америки. Что из этого получается, вы видите сами. Про коммунистов с их материалистическим представлением о мире я вовсе промолчу. Они не брезгуют строить счастье, закладывая его фундамент на костях и крови.

Поскольку Лабберт являлся гражданином Германии и перед ним сидел человек, вхожий в нацистское правительство, он не рискнул осуждать сегодняшний гитлеровский строй. Хотя его бы за это никто не наказал: члены закрытого Клуба могут говорить между собой о чем угодно. Он лишь опустил взгляд и замолчал. Но спустя некоторое время печально добавил:

– Жизнь человека слишком непродолжительна для воплощения таких идей. И вряд ли с тем, что сейчас обсуждаем мы, согласятся наши потомки.

– Вот поэтому мы, старики, – Клосс показывает на свою бороду, – и нуждаемся в таких молодых людях, как ты, Лабберт. Молодой специалист, обладаешь знаниями в областях физики, математики. У тебя большие перспективы, скажу я. Но молодости свойственны творческие поиски и метания. Мы тебя от этого убережём. План твоих действий на ближайшие десять лет уже нами составлен. Ты будешь просто выполнять задания и ни о чем не думать.

Лабберт приподнимает брови и смотрит на Клосса сквозь густой сигаретный дым.

– Через несколько лет в нашей стране начнет существовать общество, которое будет называться «Аненербе», – объявляет Клосс. – Оно не заменит наше, просто станет одной из его ветвей. Тебе обеспечено высокое место. И это станет первым твоим заданием. Остальные напутствия получишь по мере необходимости.

Перспектива стать куклой не очень-то прельщает Лабберта, но, вступав в тайный Клуб, он знал, на что шел – члены этого общества клянутся делать всё, что потребует большинство. А раз Клосс так вольно распоряжается жизнью Лабберта, то мнением большинства он уже заручился.

– Пойми, мы будем за тебя все решать, однако это не означает, что твоя жизнь превратится в киносценарий. Ты проживешь очень яркую и насыщенную жизнь. Возможно, даже более интересную, чем прожил я, а я, друг мой, отведал многого. Да и то, так будет не всегда – десять, в крайнем случае, двадцать лет.

Лабберт быстро прикидывает: через двадцать лет ему исполнится 57. В принципе, хороший возраст, для некоторых это только расцвет.

Клосс извинился, покинул кресло и проскользнул в соседнюю комнату. Этот человек вообще обладал какой-то дьявольской особенностью «проскальзывать». Он мог пройти мимо вас, и уже через минуту вы бы не вспомнили, было это на самом деле или только привиделось. На него можно смотреть часами, но стоит отвернуться, то вспомнить его лицо или общие черты почти невозможно. Единственное, что припомнится – борода. Будто кроме нее у него и нет ничего. Говорят, он мог затеряться в пустом тупиковом переулке. Также говорили, его часто видели в двух местах одновременно. Вот такой загадочный Клосс, «отведавший многого». Человек вне времени, вне пространства.

Он вернулся через минуту. Принес картонную папку, завязанную белым шнурком, и протянул её Лабберту.

– Это тебе. Здесь расписан каждый твой шаг. На первых порах не вздумай проявлять самодеятельность. Над картой твоей жизни трудилось много людей, и не только людей, – проскользнула таинственность. – Не запори их труд.

Лабберт поспешно затушил сигарету и поднялся.

– Будьте уверены, я сделаю, как здесь написано.

Какое-то время беседа продолжается, затем Лабберт прощается, идет в прихожую. Пальто, шляпа, темный подъезд. Ночной ноябрьский ветер трогает лицо. Дом его в двадцати минутах ходьбы отсюда. По улице на медленной скорости двигается автомобиль с «шашечками», водитель через стекло смотрит на одинокого пешехода. Но такси ему сегодня не нужно, ибо он летит на крыльях подаренного энтузиазма. Он подает водителю отрицательный знак и идет дальше. Начинается дождь. Странное ощущение заставляет его обернуться на окна покинутой квартиры. Свет погашен. В это мгновение в комнате на втором этаже, где он только что сидел у камина, что-то сверкает. Синхронно со вспышкой раздается приглушенный хлопок. Лабберт опрометью устремляется обратно. Темный подъезд, лестница, дверь. Толкает – не заперто. В квартире темно. Это странно, ведь когда он уходил, в прихожей горел светильник. Вряд ли Клосс стал бы его гасить, поскольку это своего рода ночник.