Женщин, сидевших в комнате, до того рассмешила эта выходка двоих воинов, что Танис нервно оглянулся на дверь — уж не заподозрили ли чего стражники-дракониды?
От Маритты не укрылся его встревоженный взгляд.
— Насчет них можно не волноваться, — сказала она ему. — На нашем этаже стражников всего двое, да и те большей частью пьянствуют, особенно теперь, когда армия выступила в поход… — Подняв голову от шитья, она обвела глазами подруг и тихо сказала: — Пускай посмеются, бедняжки. Последнее время нам не часто удавалось повеселиться…
В камере обитало тридцать четыре женщины, и, по словам Маритты, в соседнем помещении содержалось еще шестьдесят. Условия здесь были таковы, что закаленные трудностями путешественники и те содрогнулись. Пол покрывали грубые соломенные циновки. Женщины не располагали никаким имуществом, кроме одежды. Раз в день, по утрам, их выпускали наружу для короткой прогулки, а все остальное время заставляли шить военную форму для драконидов. Еда же была такова, что всего за несколько недель заточения женщины превратились в худые и бледные тени.
Слова Маритты несколько успокоили Таниса. Он познакомился с нею всего несколько часов назад, но уже привык доверять ее мнению. Это ведь она сумела мигом утихомирить перепуганных подруг, когда спутники ввалились к ним в камеру. А потом, узнав об их намерениях, первая согласилась, что все может получиться.
— Наши мужики будут с вами заодно, — сказала она Танису. — Если кто и напакостит, так разве только Высокие Искатели…
— Высокие Искатели? — переспросил Танис изумленно. — Ты говоришь о Совете? Они тоже в плену?..
Маритта, хмурясь, кивнула:
— Они поверили черному жрецу и поплатились за это. И они нипочем не захотят бежать — и то сказать, для чего бы? В шахту их не посылают — сам драконий Повелитель об этом распорядился. Но мы — с вами! — И она обвела взглядом подруг те твердо кивнули. — Только при одном условии: дети должны быть вне опасности…
— Этого я, к сожалению, обещать не могу, — сказал Танис. — Чтобы вызволить их, возможно, придется биться с драконицей и…
— С Пламенеющей? Фу ты! — Маритта смотрела на него с искренним недоумением. — Да зачем же обижать нашу бедняжечку? Скажу тебе даже больше: только троньте ее, и сейчас же на вас налетит половина детей. Они так ее любят!
— Любят? Драконицу?.. — спросила Золотая Луна. — Она что, заколдовала их?
— Нет. Я думаю, Пламенеющая давным-давно разучилась колдовать, если когда и умела. — Маритта грустно улыбнулась. — Она, понимаете ли, не шибко нынче соображает. Ее выводок некогда погиб в какой-то ужасной войне, и теперь она путает наших ребятишек со своими. Не знаю уж, где выискал старушку Повелитель, да только жестоко это — так с нею поступать, и, надеюсь, он когда-нибудь за это ответит! — И она сердито оборвала нитку, а потом, видя беспокойство полуэльфа, добавила: — Детей выпустить будет не трудно — Пламенеющая всегда допоздна спит по утрам. Мы кормим детей завтраком, выводим их погулять — а она и ухом себе не ведет. Она ничего не заметит, пока не проснется…
Впервые обретя надежду, женщины принялись перекраивать старую одежду для мужчин, и все шло хорошо, пока не добрались до примерки.
— Что? Бриться?!. — взревел Стурм с такой яростью, что женщины шарахнулись прочь. Гордый рыцарь был отнюдь не в восторге от затеи с переодеванием; если он вообще на это пошел, то лишь потому, что обширное открытое пространство между крепостью и рудником иначе было не пересечь. Однако он скорее согласился бы принять от руки Повелителя сотню жутких смертей, нежели расстаться с усами. Он успокоился лишь после того, как Танис предложил ему закутать лицо шарфом.
Стоило, впрочем, преодолеть эту загвоздку, как тотчас же возникла другая. Речной Ветер наотрез отказался рядиться женщиной и никаких доводов слушать не желал. В конце концов Золотая Луна отозвала Таниса в сторону и объяснила: в их племени было принято, чтобы воин, запятнавший себя трусостью в битве, ходил в женском платье, покамест не искупит вины. Танису осталось только развести руками; что до Маритты, она и так не знала, во что одевать рослого варвара.
После жарких споров было решено, что Речной Ветер закутается в широкий плащ, сгорбится и обопрется на клюку, изображая древнюю бабку.
Лорана подошла к Танису — тот примерял платок, надеясь спрятать в нем бороду.
— А ты почему не побреешься? — спросила она. — Или в самом деле кичишься своей человеческой половиной, как говорит Гилтанас?
— Зачем же кичиться, — ответил он ровным голосом. — Просто надоело делать вид, будто ее нет, — вот и все… — Набрал полную грудь воздуха и решительно произнес: — Лорана, я должен попросить у тебя прощения за те мои слова… в Сла-Мори. Я не имел никакого права…
— Ты имел полное право, — перебила Лорана. — То, что я совершила, было поступком глупенькой девочки, одуревшей от любви. Я самым дурацким образом подвергла ваши жизни опасности… — Ее голос дрогнул, но она тут же овладела собой. — Больше подобного не случится. Я докажу, что и от меня может быть толк.
Вот только как она этого добьется, она и сама толком не ведала. Сколько бы ни рассуждала она о своей бойцовской сноровке, она ни разу в жизни не убила даже и кролика. Ей и теперь было до того страшно, что она сцепила руки за спиной — лишь бы Танис не заметил, как они дрожали. Всего же больше она боялась, что не совладает с собой и бросится ему на грудь, ища утешения и поддержки… Поспешно отойдя прочь, она стала помогать Гилтанасу переодеваться.
«Кажется, и в самом деле начинает взрослеть», — подумал Танис. Он ни за что не желал сознаться даже себе самому, что душа его замирала, стоило только взглянуть в ее огромные лучащиеся глаза…
День миновал быстро; подошел вечер, и женщинам настало время нести еду в рудники. Спутники забыли обо всяком веселье, напряженно ожидая появления стражей. Судьба все-таки подставила им еще одну подножку: Рейстлин, доведенный кашлем до полного изнеможения, заявил, что слишком ослаб и не сможет с ними идти. Брат хотел было остаться с ним, но Рейстлин велел ему не сходить с ума.
— Сегодня я вам не пригожусь, — прошептал маг. — Оставьте меня в покое. Дайте поспать.
— Не хотелось бы покидать его здесь, — начал Гилтанас, но тут за дверью послышался топот когтистых лап и перестук горшков. Дверь отворилась; в комнату вступило двое стражников-драконидов. От обоих разило прокисшим вином. Один из них, слегка покачиваясь, мутными глазами обвел женщин и сипло сказал:
— Шевелитесь!..
Выйдя гуськом в коридор, переодетые друзья увидели там шестерых овражных гномов, тащивших огромные горшки с неведомым варевом. Голодный Карамон принюхался и с отвращением сморщил нос. Дракониды захлопнули решетчатую дверь. Карамон в последний раз оглянулся на брата, лежавшего под одеялами в темном углу…
* * *
— Молодчина, сынок!.. — захлопал в ладоши старый волшебник, восторженно глядя, как отъезжает в сторону часть стены Механической Комнаты.
— Пустяки, — с подобающей скромностью ответствовал Тас. — Право же, разыскать потайную дверь было гораздо сложнее, чем открыть. И как только ты умудрился? Я-то думал, что уже во все уголки заглянул…
И кендер пополз в открывающийся лаз, но неожиданная мысль заставила его приостановиться:
— Послушай, Фисбен! Ты случайно не мог бы как-нибудь уговорить свой огонек побыть здесь? Хотя бы до тех пор, пока мы выясним, нет ли там кого. А то я чувствую себя такой отличной мишенью, да и Верминаардовы хоромы совсем рядом…
— Боюсь, что нет. — Фисбен покачал головой. — Уж больно он не любит оставаться один в темноте!
Тассельхоф только кивнул: примерно такого ответа он и ожидал. Ну что ж, оставалось только смириться. Коли уж молоко пролито, так нечего гнать от него кошку, — как, бывало, говаривала его мама. По счастью, в узком коридоре, в который он выполз, не было ни души.
Огонек висел у его плеча. Кендер помог вылезти Фисбену и начал оглядываться кругом.