Сестан с сомнением оглянулся на Тассельхофа, но тут сквозь трещину в стене показался коготь дракона. Овражный гном и кендер разом повернулись и ринулись следом за Фисбеном.

Когда они подбежали к огромному колесу, Фисбен уже переполз на него по цепи и, подоткнув полы одежд, проворно спускался с зубца на зубец. Не теряя времени, кендер с гномом поползли следом за ним. И Тас уже стал подумывать о том, почему бы, в конце концов, им и не спастись, особенно если темный эльф там, внизу, решил устроить себе выходной… когда Пирос вломился в колодец, где висела исполинская цепь.

Целые глыбы вываливались вокруг него из стены и гулко рушились вниз. Вся шахта затряслась, и даже цепь задрожала. Дракон молчал, лишь смотрел на них красными огненными глазами. Потом вобрал в себя столько воздуха, сколько, по мнению Таса, могло бы поместиться в целой долине. Кендер инстинктивно зажмурился, но сразу же открыл глаза снова: он еще не видел, как драконы выдыхают огонь, и не собирался упускать возможности. Тем более, что другой, скорее всего, уже не будет.

Свирепое пламя вырвалось из ноздрей и пасти дракона… Волна жара едва не сбросила Таса с цепи. Но и в этот раз огонь не коснулся его. Фисбен хихикнул, очень довольный собой.

— Неплохо, старик, — зло сказал дракон. — Но я тоже маг и чувствую, что ты слабеешь. Так что смейся, пока будешь лететь!..

Вновь ударило пламя… Теперь дракон метил не в три ничтожные фигурки, прильнувшие к цепи, а в саму цепь. Едва соприкоснувшись с его огнем, железные звенья засветились вишневым накалом. Пирос дохнул еще раз, и они раскалились добела. Третья вспышка — и они расплавились. Тяжко вздрогнув, оборванная цепь понеслась вниз, в непроглядную тьму.

Пирос проследил за ней взглядом. Теперь шпионы никому ничего не расскажут. Это было хорошо. Удовлетворенный, он слетел назад в свое логово, где его с нетерпением ждал Верминаард.

Между тем во тьме башни гигантское зубчатое колесо, освобожденное от цепи, столетиями удерживавшей его в одном положении, застонало и начало вращаться.

Свет факела в руке Маритты озарил большую голую комнату, лишенную окон. В комнате была только большая бочка с водой, лохань, из которой воняло несвежим мясом… и драконица.

У Таниса екнуло сердце. Он-то думал, что нет чудовищ громадней той черной из Кзак Царота, но эта!.. Ее логово было обширно, не менее сотни футов в поперечнике, однако драконице едва хватало места улечься — кончик длинного хвоста касался дальней стены. На какой-то миг спутники замерли, воочию представляя, как она поднимает голову и обрушивает на них гудящее пламя, такое же, как то, что уничтожило Утеху…

Маритта, однако, ничуть не казалась обеспокоенной. Ровным шагом вошла она в комнату, и друзья, чуть помедлив, последовали за ней. Подойдя поближе, они разглядели, что Маритта была права — драконица действительно пребывала в плачевном состоянии. Громадную голову, лежавшую на холодном каменном полу, покрывали старческие морщины, ярко-алая кожа потускнела и покрылась пятнами. Драконица шумно дышала во сне, приоткрыв пасть, так что виднелись зубы — когда-то острые, как мечи, но теперь — поломанные и пожелтевшие. Длинные шрамы пролегли по бокам, кожистые крылья иссохли и потрескались…

И Танису сделалась понятна жалость, которую испытывала к ней Маритта. С драконицей обращались и впрямь из рук вон скверно. Полуэльф почувствовал, как уходит настороженность, уступая место жалости. Впрочем, он тут же пожалел об этом, ибо драконица, потревоженная светом, шевельнулась во сне, и Танис поспешно напомнил себе, что ее когти и огненное дыхание были по-прежнему не менее смертоносны, чем у любого другого алого дракона на Кринне.

Тут она приоткрыла глаза, блеснувшие в свете факела двумя алыми щелками. Друзья замерли, нашаривая оружие…

— Что, Маритта? Уже пора завтракать?.. — сонно проговорила Матафлер, которую простые смертные называли Пламенеющей.

— Сегодня мы чуть-чуть раньше обычного, милочка, — успокаивающе отозвалась женщина. — Видишь ли, в горах собирается гроза, вот мы и решили выпустить детей погулять, пока не пошел дождь. Спи, пожалуйста. Я им скажу, чтобы не шумели…

— Пусти их. — Драконица зевнула и открыла глаза немного пошире, и Танис разглядел на одном из них бельмо. Она была в самом деле полуслепа.

— Надеюсь, нам не придется драться с ней, Танис, — прошептал Стурм. — С этакой бабушкой…

Танис заставил себя сохранить суровый вид:

— Это очень опасная «бабушка», Стурм. Не забывай об этом!

— Малыши хорошо спали ночью, — пробормотала драконица, по-видимому, вновь засыпая. — Ты уж проследи, Маритта, чтобы они не промокли, если пойдет дождь. Особенно маленький Эрик. У него и так на прошлой неделе был насморк…

Ее веки сомкнулись.

Обернувшись к спутникам, Маритта поманила их за собой, одновременно прикладывая палец к губам. Стурм и Танис шли последними, пряча оружие под плащами и наспех сшитыми юбками. Танис был уже футах в тридцати от драконицы, когда…

Сперва он решил, что у него разыгралось воображение, что странный звон лишь померещился ему от волнения. Но звук становился все громче и громче, и вот уже Стурм встревоженно оглянулся на полуэльфа. Звон превратился в жужжание, как если бы где-то рядом клубился тысячный рой саранчи. Теперь на Таниса смотрел не только Стурм — все! Танис же беспомощно озирался и был в эту минуту почти смешон.

Драконица всхрапнула и раздраженно завозилась во сне.

Неожиданно Рейстлин сорвался с места и подбежал к Танису.

— Меч!.. — прошипел он. И разом распахнул плащ полуэльфа. Танис посмотрел на ножны, хранившие древний клинок, и понял, что догадка мага была верна. Меч жужжал, словно желая предупредить хозяина о величайшей опасности. Теперь Танис даже телом ощущал его дрожь.

— Волшебство, — сказал маг, с интересом присматриваясь к мечу.

— Можешь ты это прекратить? — крикнул Танис, перекрывая звон.

— Нет, — сказал Рейстлин. — Кажется, я припоминаю: это Губитель Червей, прославленный волшебный меч Кит-Канана. Он чувствует присутствие драконицы…

— Неподходящее время для воспоминаний! — отозвался Танис.

— Или, наоборот, очень даже подходящее, — зарычал Стурм.

Драконица, сонно моргая, медленно приподняла голову. Струйка дыма вылетела из ноздрей. В мутном взгляде, устремленном на Таниса, была боль.

— Кого ты привела, Маритта? — Голос Матафлер был полон угрозы. — Я слышу звук, которого не слыхала столетиями! Я чувствую мерзкий запах стали!.. Это не женщины, Маритта, это воины!

— Только не трогайте ее… — запричитала Маритта.

— Если смогу! — сказал Танис, выхватывая Губителя Червей из ножен. — Речной Ветер, Золотая Луна, уведите Маритту!

Обнаженный клинок ярко запылал белым огнем, гневное жужжание стало еще громче. Матафлер попятилась прочь… Неистовый блеск меча причинял боль ее здоровому глазу; ужасный звук впивался в мозг, точно копье. Жалобно всхлипывая, она скорчилась у противоположной стены…

— Живо! Выводите детей! — крикнул Танис, сообразив, что им нет нужды драться — во всяком случае, пока. Высоко подняв сверкающий меч, он осторожно шагнул вперед, прижимая плачущую драконицу к стене.

Маритта тем часом провела Золотую Луну в спальню детей. Ребятишки, числом около сотни, были уже на ногах и встревоженно прислушивались к странным звукам снаружи. При виде Маритты и Золотой Луны они сразу приободрились. Когда же в комнату, путаясь в юбках, влетел Карамон, кое-кто даже засмеялся. Однако вид вооруженных воинов заставил всех вновь присмиреть.

— Что там, Маритта? — спросила старшая девочка. — Что случилось? Снова сражение?

— Будем надеяться, родненькая, что сражения не будет, — тихо отвечала Маритта. — Но и врать тебе не буду: может и до этого дойти. А теперь давайте-ка собирайтесь. Одевайтесь потеплее — и быстрехонько за нами. Старшие пусть возьмут на руки младшеньких…

Стурм ожидал смятения, всеобщего рева и, конечно, кучи вопросов. Ничуть не бывало! Дети молча и быстро принялись одеваться, натягивая теплые курточки и помогая одевать младших. Они держались внешне спокойно, ну, может, лишь чуть побледнели. Дети войны…