Я спросил Сейида: «Кто научил тебя этой песне?» Он, улыбаясь, ответил, что мелодия пришла сама, а слова родились «из сердца». Мне всегда делается грустно от их пения, а вибрирующие голоса певцов пронзают мое сердце. Я не могу теперь слушать песен, которые поют по радио, — они кажутся мне пошлыми и фальшивыми.

Вот и снова получилось письмо о Сейиде, правда, на этот раз и о его товарищах. Но, дорогая, как же иначе! Это удивительные люди, и я невольно преклоняюсь перед их благородством, их добротой и сердечностью. Меня они называют довольно странно: «Набиль-сопроводитель». Видимо, так у них принято. Помнишь, я писал тебе, что одну машину они прозвали «великаном»; это так привилось, что я даже забыл ее настоящее название, а советские специалисты официально признали это наименование.

Прежде, если иностранные туристы спрашивали меня о каком-нибудь механизме, заграничный ли он, я всегда отвечал «да». Но теперь мой ответ будет другим… Знаешь, здешние люди, преобразующие все вокруг, могут изменить даже течение Нила… Только одно остается неизменным — моя любовь к тебе. Она стала еще крепче и глубже…

Сейид передает тебе привет. Ему очень понравилась твоя фотография, он увидел ее, когда был у меня в гостях… Кончаю письмо и хочу поделиться с тобой своей сокровенной мечтой… Вчера я думал о тебе, о нас, о нашем сыне… У нас обязательно будет сын! Чудесный, милый малыш… Давай назовем его Сейидом…

Старые стенные часы гулко пробили семь. Звук их напоминал звон церковного колокола. Беременная женщина проснулась и принялась будить мужа, который храпел рядом, как в предсмертной агонии. Сейид Амин Уфаша поднялся с головной болью. Он провел бессонную ночь. А все из-за письма, которое он получил вчера от «искреннего доброжелателя». Мол, присмотрите за своей дочерью Несмой Лутфи и запретите ей встречаться с неким Шемс-ад-Дином. «Джеймс Дин» — так прозвали его студенты — обычно преследовал девушек на своей машине, предлагая подвезти в часы «пик», когда весь транспорт переполнен.

Сейид Амин поспешно оделся. От завтрака он отказался.

— Оставь, дай мне хоть сегодня добраться вовремя, — бросил он жене и хлопнул дверью.

Он устремился вниз по лестнице, на ходу завязывая галстук. Однако пришлось вернуться — забыл бумажник.

— Что приготовить на обед? — спросила жена.

— Свари мулухию[25].

Сточные канавы с грязной водой преграждали дорогу. Зажимая нос от зловония, он осторожно перешагивал через них. Вот наконец и улица Шубры. Знакомая остановка. Но автобусы, забитые до отказа, проносились мимо него: один, другой, третий… Пришлось отправиться пешком до площади Рамзеса, чтобы сесть там на трамвай, идущий в Гизу.

Он вытащил из кармана письмо и перечитал его, наверное, в сотый раз. Ну как уберечь дочь от этого обманщика! Почему шайтан в образе Шемс-ад-Дина подкрался к сердцу такой невинной девушки? Чем прельстил он ее?

Несма — свет его очей. На нее он возлагал все надежды, обманувшись в своих сыновьях — Мунире Фахми и Самире Хусни.

Поначалу Мунир был прилежным учеником. Но потом запустил занятия, постоянно проваливался на экзаменах, и младшая сестра без труда обогнала его. Он увлекся было футболом, мечтая стать чемпионом, но ему не повезло. А теперь он ступил на плохую дорожку: отнимает деньги и сигареты даже у своего брата.

И у Самира странная история. Каждое утро он уходит в школу, а возвращается поздно вечером, заявляя, что учит уроки у друзей, — дескать, подальше от злополучного братца. Несомненно, тут виновато кино — это орудие дьявола! Челка у Самира по самые брови, ходит развинченной походкой и смотрит как-то томно. И бил его, и денег карманных лишал — ничего не помогло. У него всегда есть на что купить билет в кино или сигареты. Интересно, откуда он берет деньги? Может, ворует?! Или… стал артистом? Или… что там еще? Нечего сказать, хорошенькая судьба ожидает его детей! Какой позор для благородной семьи Уфаша![26] И вдруг это слово предстало перед ним в своем буквальном отвратительном смысле: свалка, грязь. И эта мысль пронзила его, как нож убийцы…

У кинотеатра «Долли» прогуливалась разряженная девица. Она подошла к Сейиду Амину и развязно спросила, который час. Его так и передернуло от ее улыбки и липкого взгляда.

Да, Сейид Амин, ты человек порядочный, честно прожил свою жизнь. И ни разу не свернул с прямого пути. Окончил с отличием торговую среднюю школу, рано женился, без греха, на разумной, целомудренной, хотя и не очень красивой соседке. Тебе казалось, что с ней будет спокойнее. А вот она, сама того не зная, причина всех твоих несчастий… Впрочем, утешься, и святой Ганди породил порочного сына.

На площади Рамзеса он кинулся к трамваю, пробивая дорогу своим грузным телом. Трамвай прямо-таки распирало от пассажиров. Вот если бы подвернулась квартира, такая же удобная и просторная, как у него, но только в Гизе и за умеренную плату! Все же жизнь — тяжелая штука. Трамвай, как взбесившийся зверь, рванул с места, и Сейид Амин повис, вцепившись в поручни. Он не мог даже пошевельнуться.

На работу он опоздал на сорок минут! Сотрудники тотчас сообщили ему, что директор уже несколько раз вызывал его. Поспешно приведя в порядок свой костюм, Сейид Амин бросился в директорский кабинет.

— Почему вы опоздали, Сейид Амин?

— Транспорт, господин директор…

— А почему вы не рассчитываете свое время, как ваши коллеги?

— Дети, господин бей!..

— Да какое нам дело до ваших детей?! Так вот, Сейид Амин, мы с инспектором уже больше часа ждем вас, чтобы начать ревизию. Извините, господин Антун, что задержали вас. Сейид Амин получит выговор за свое опоздание!

Господин Антун, маленький, юркий человечек, поднялся с места, а тучный Сейид Амин проследовал к своему столу. Инспектор уже расположился там, покашливая и протирая свои сильно увеличивающие очки — в таких уж ничего не проглядишь! Он достал золотое перо с красными чернилами, которыми одарил его директор за исправление какой-то его собственной ошибки, и приступил к проверке. Господин Антун слыл непререкаемым авторитетом в бухгалтерском деле, не прощающим ни малейшего просчета, хотя совесть его была, между нами, весьма эластичной.

То и дело он что-то записывал, — правда, пометки мелкие, но ведь недаром говорится: курочка по зернышку клюет, а сыта бывает. Всякий раз, когда на бумаге появлялись красные чернила, к лицу Сейида Амина приливала кровь. Наконец инспектор повернулся к кассиру своим желтым веснушчатым лицом и открыл рот, из которого несло гнилью.

— Откуда столько ошибок?

— Это одна и та же. Просто она повторяется на нескольких страницах.

— Зачем же вы ее повторяете?

— Много работы… Только Аллах великий не совершает ошибок…

— Ну-ну, любезный, в нашей работе строгие принципы. Откройте-ка кассу.

Он обнаружил недостачу в девять пиастров и снова приступил с расспросами: где деньги?

— Да это же пустяк при наличии десятков служащих и обороте в сотни гиней! — бормотал Сейид Амин. — Просто капля в море! Помните пословицу: «Сыщешь ли Айшу в базарной толпе?»

— Это не оправдание, «господин Айша»!

Сейид Амин вскипел.

— Послушайте, господин Антун, — закричал он, дрожа от гнева, — я никому не позволю унижать мое достоинство!

Инспектор холодно улыбнулся.

— Вы же сами упомянули «Айшу», не так ли? Ну, не «Айша», так «Уфаша», не все ли равно?

Уфаша снова с ненавистью подумал о своей фамилии, обидный смысл которой всюду преследовал его! Что ж, видимо, напрасно и пытаться оградить своих детей от злосчастной судьбы.

Инспектор опросил чашечку кофе, вытащил половину сигары и щелкнул зажигалкой. Сейид Амин узнал подарок старшего кассира. Тот презентовал зажигалку инспектору за покрытие какого-то просчета. Инспектор маленькими глотками потягивал кофе и, постукивая пером, ехидно вопрошал: