Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Был в тюрьме один заключенный по имени Фавзи, осужденный за казнокрадство, которого все величали Фавзи-бей — важная птица. Целыми днями он слонялся без дела по кабинетам тюремщиков, длинный, тощий, в костюме, сшитом здешним портным, в огромных роговых очках. У него было столь вытянутое лицо, напоминающее лошадиную морду, что улыбка, казалось, вот-вот растянется вертикально.

Раз в неделю «бея» посещали родственники. Обычно тюремное свидание происходило в кабинете начальника, любившего встревать в беседу, даже самую интимную, и не упускавшего случая ущипнуть шестнадцатилетнюю старшую дочь Фавзи-бея за щечку, этакое яблочко.

И вот однажды семья «бея» привела с собой огромного пса породы «вольф», действительно похожего на волка. Стоило только начальнику тюрьмы бросить на него взгляд, как он понял, что судьба Риты решена: наконец-то нашелся ее принц. Забавно, что имя пса и в самом деле оказалось Принц.

Если можно говорить о собачьем обаянии, то Принц, бесспорно, был щедро им наделен. Как только начальник тюрьмы изложил Фавзи-бею суть дела, тот начал благодарить за высокую честь, оказанную его недостойному псу.

Сразу после свидания Принца отвели на склад и послали за Ритой. Помещение склада было забито самой разнообразной одеждой: новой, но уже использованной, и совсем ветхой, превратившейся в лохмотья. Естественно, пес принялся развлекаться, прыгая на грудах тряпья и заглядывая в высокие окна склада. Однако через некоторое время заключенные и охранники, оглохшие от страшного лая, увидели, что пес норовит просунуть голову между оконными прутьями и вырваться наружу…

До сих пор неясно, что так возбудило пса и вывело его из себя, из-за чего он взбесился.

Окна склада выходили на тюремный двор. Быть может, и в самом деле сотни арестантов, выстроенные на прогулку, облаченные в синие куртки и шаровары, короткие, доходящие до колен, или непомерно длинные, волочащиеся по земле, выглядели отвратительно и смехотворно?

А сама тюрьма? Прямо-таки кишит арестантами. Кто распростерт на земле, кто бьет кирпич, кто, привязавшись к стене, что-то красит, кто чистит сточную канаву, кто бредет, неся воду, похлебку или парашу.

А может, его взволновало «свидание через проволоку»? Толпа родственников по одну сторону и толпа заключенных — по другую, и каждый, надрывая глотку, пытается докричаться до своих. Отчаянная жестикуляция, мольбы и плач. Сборище безумцев!

Ну а «предварилка»? Люди сидят прямо на земле или на корточках в одинаковых серых балахонах, сливающихся друг с другом и с серой пылью тюремного двора.

Скорее всего, Принца привели в неистовство решетки. Решетки — везде и на всем. Он почувствовал себя в ловушке. Правда, некоторые уверяют, что пес пришел в бешенство от тюремных лепешек…

Как бы то ни было, пес лаял все отчаяннее, силясь просунуться в любую щель, и наконец, пролез-таки через вентиляционное отверстие склада. С верхнего этажа он метнулся на стену мечети и кинулся на волю.

Это случилось столь быстро, что никто и не заметил. Побег обнаружился лишь тогда, когда пошли отпирать дверь, чтобы впустить туда Риту.

Начальник тюрьмы пришел в ярость. Родинка на его щеке запрыгала так, что, казалось, вот-вот отскочит в глаза надзирателю, который пришел доложить о случившемся. Фавзи-бей принес свои извинения, обещал примерно наказать пса и велел домашним лишить его пищи.

Фавзи-бей оправдывался перед начальником при каждой встрече всю неделю — до очередного свидания с семьей.

На свидание привели и Принца. Было приказано усилить меры предосторожности и посадить пса в одиночный карцер, где держали особо опасных преступников, бунтарей. Стеречь его назначили самого свирепого тюремщика. А Риту поместили в эту камеру заранее, чтобы потом не терять времени на ее поиски.

Когда родственники Фавзи-бея собрались уходить, пса обманом завлекли в карцер. Тотчас же за ним захлопнулась дверь, а надсмотрщик приник к глазку. Как только пес понял, что снова попал в ловушку, он поднял отчаянный лай, не обратив на Риту ни малейшего внимания, словно ее вовсе и не было. Лай перешел в вой, и пес словно взбесился: он бросался на окно, вонзал клыки в дверной косяк и царапал стену. Бедная Рита, поджав хвост, забилась в дальний угол.

Сержант наблюдал, надеясь, что пес наконец образумится, но тщетно: чем дольше он оставался в карцере, тем больше впадал в бешенство, исходя пеной. Тюремщик побежал с докладом к начальнику. Разразившись бранью, начальник заметил, что пес наверняка голоден, и распорядился дать ему три больших куска мяса из котла заключенных. Сержант кинулся выполнять распоряжение. Но едва он приоткрыл дверь, чтобы бросить мясо, как пес гигантским прыжком вскочил ему на плечи и сбил с ног. Вторым прыжком пес вылетел из здания, а третьим — перемахнул через тюремную стену и понесся дальше.

Сержант пришел в ужас. Начальник тюрьмы поклялся усами своего отца, что ни за что не простит ему этого и при первом же удобном случае переведет его в другую тюрьму, в глушь, в район оазисов. Гнев его обрушился и на Фавзи-бея. Тот смиренно все выслушал и начал было вновь лепетать свои извинения, но они были отвергнуты. Начальник оставил ему единственную возможность вернуть свое расположение — немедленно послать за псом! В противном случае… берегись!

Один из надзирателей был послан в дом Фавзи-бея с требованием немедленно выдать дезертира, но пес так и не явился домой. Начальник вновь отправил надзирателя с приказом тотчас же привести пса, как только тот объявится — в любое время, хоть ночью!

Беглец возвратился домой только через два дня. Повинуясь приказу, его опять отвели в тюрьму. На этот раз встреча была подготовлена наилучшим образом. Пса поместили вместе с Ритой на внутреннем дворе исправительной тюрьмы.

Со всех сторон двор был окружен казематами, а сверху покрыт решеткой из железных прутьев. Попасть туда можно было только через окованную железом дверь. А уж вырваться — никакой возможности. Тут-то и должен был оставаться Принц до тех пор, пока не исполнит того, что от него требовалось. Кстати, пищу и воду должны были подсовывать под решетку три вооруженных солдата во главе с сержантом, который славился своей жестокостью и отвагой.

Все было обставлено так, как повелел начальник тюрьмы. Однако на этот раз пес окончательно осатанел; он лаял целые сутки напролет, так что никто не мог даже заснуть. А на заре часовой, услышав какой-то шорох на крыше, едва вскричал: «Стой! Кто идет?», как пес, сверхъестественным усилием пролезший в узенькую щель между двумя железными прутьями, в мгновение ока перелетел с одной крыши на другую и выбрался на волю…

Он не вернулся домой ни в эту ночь, ни на следующий день… Его искали повсюду, но безуспешно. Наверное, он покинул город совсем, навсегда.

Заключенные, как обычно, перед прогулкой выходили из камер строиться на перекличку. Им предстояло в течение часа слоняться по тюремному двору под наблюдением сержанта Абд аль-Кадера, добродушного толстяка, пучеглазого и широколицего.

Сержант принялся скороговоркой выкрикивать имена, отрывая глаза от списка при каждом новом имени, чтобы проверить очередное «да» или «здесь».

— Саид аль-Бармави!..

В ответ не последовало ни «да», ни «здесь». В рядах начали оглядываться, и какой-то доброволец громко позвал:

— Саид! Саид!..

— Это вы нарочно подстроили! — строго произнес Абд аль-Кадер, оглядываясь по сторонам. Строй нарушился, заключенные обступили сержанта, стараясь успокоить его, некоторые бросились в камеры восьмой секции искать Саида. Наконец его нашли и притащили к сержанту. Рассерженный Абд аль-Кадер с упреком посмотрел на него и возобновил перекличку:

— Саид аль-Бармави!

— Д-д-д… да… — заикаясь, словно пьяный, пробормотал Саид.