Итак, в ночь с 1 на 2 июля после недолгого осмотра и заполнения участниками экспедиции таможенных деклараций за кормой «Помора» остался Чижовский рейд архангельского пригорода Экономия. Как-то вдруг ливанул крупный сильный дождь, засверкали молнии. Но никто не ушел в кубрик: возбужденные и радостные, мы в суматохе убирали оставленные на палубе вещи, укрывали брезентом лодку-кижанку, сшитую для клуба онежскими мастерами, прятали в трюм припасенные заранее дрова. Надо сказать, что не только сам коч, но и его внутреннее обустройство по мере возможности соответствуют поморским меркам. Мы не стали устанавливать в кухарне плиту с газовым баллоном, а для приготовления пищи и обогрева пользовались печкой. Отказались бы и от консервов с концентратами, но в наше время намного труднее вместо этих тоже дефицитных продуктов достать хоть пару бочек моченой морошки и ящик-другой вяленой дичи. Впрочем, поморы делали запасы, охотясь и рыбача в ходе самого плавания. Но попробуй сейчас пострелять или поставить сети в Кандалакшском заповеднике…

Как и начался, ливень внезапно кончился. Если верить приметам, то дождь в начале пути сулит добрую дорогу. Дай-то Бог, ведь теперь надеяться можно лишь на везение и попутный ветер. А ими, как известно, заведует небесная канцелярия, которая пока что к нам благосклонна. И мы при каждом удобном случае пытаемся поддерживать с ней хорошие отношения. В общем кубрике висит иконка Николая угодника — дар петрозаводского епископа Мануила, освятившего впервые спущенную на воду лодью «Грумант» и благословившего всех мореходов. На радость собравшихся на морском вокзале зевак церковнослужители прошлись с кадилом по палубе, окропили суда святой водой, стараясь обязательно тряхнуть метелочкой на лица и нацеленные объективы фото-кинооператоров…

Есть иконка Божьей матери и во втором жилом помещении коча — казенке, предназначенной для капитана-кормщика и его помощника — штурмана экспедиции московского журналиста Галенко. Но бывалому моряку-североморцу не оформили визу для захода в Норвегию, что, кстати, крайне возмутило всех нас — и освободившееся в Архангельске «командирское» место занял я: не по должности в судовой роли, а по желанию капитана коча и председателя клуба «Полярный Одиссей» Виктора Дмитриева, с которым нас связывает многолетняя дружба. Занял с удовольствием, так как казенка комфортабельнее, если можно так сказать о тесном пенале с двумя дощатыми нарами-банками. Преимущество в одном — есть возможность регулярно вести дневник, ловя свет из узкого кормового оконца в изголовье. Надеюсь, что товарищи по экипажу после прочтения моих путевых заметок простят автору этих строк и матросу коча «Помор» такую маленькую слабость.

Кстати, назову тех, кто вышел в плавание на «Поморе». Это Александр Скворцов — заместитель начальника экспедиции по науке, сотрудник НИИ культуры Министерства культуры РСФСР; Владимир Королев — краевед из Сыктывкара, ходивший много лет капитаном тральщика по Печоре; петрозаводчанин Юрий Колышков — боцман коча, профессиональный шофер; Владимир Панков — матрос, преподаватель Мурманского высшего инженерного морского училища; Владимир Вешняков — кок, кинооператор Архангельской студии телевидения. И, конечно, работник карельского клуба юных моряков кормщик Виктор Дмитриев, возглавивший экспедицию.

Все члены экипажа, за исключением отлично вписавшегося затем в команду Вешнякова, знали Друг друга и раньше. До этого дважды коч выходил на морской простор. Первый раз, поставив перед собой сверхзадачу — достичь легендарной Мангазеи в русле Оби, экспедиция из-за сложной ледовой обстановки в море и распрей внутри команды, не выдержавшей моральных и физических нагрузок, закончилась на полпути. В 1988 году, практически обновив состав современных кочманов (извините за неологизм, но как еще назвать плывущих на старинном коче людей?), мы планировали дойти до Мурманска. И вновь неудача — после трех безуспешных попыток пересечь беломорское Горло повернули назад. Но за это время успели сдружиться, «притереться» друг к другу. Так что костяк экипажа сохранился, а это, согласитесь, немаловажно. Особенно если учесть, что перед началом экспедиции предусмотрительные спонсоры из «Спутника» любезно попросили каждого расписаться под необычной «грамоткой». Из ее текста следовало, что я, имярек, прошу в случае чего никого не винить… мол, иду в экспедицию добровольно, находясь в здравом уме и твердой памяти… И мы расписались, не забыв перед выходом из Архангельска поставить свечку в местной церкви. А что оставалось делать после. подобных «грамоток»?

…В первую ночь на буксире у «Груманта» прошли остров Мудьюг, на траверзе мыс Инцы Зимнего берега. Волнение небольшое, ветер попутный, слишком «многолюдный» фарватер двинского русла позади — можно ставить паруса. Для начала подняли фок, и качка заметно уменьшилась, парус заработал, потянул яйцевидный корпус вперед. Румпель приятно подрагивает в руке, словно приложил ладонь к крупу породистого скакуна. Хотя со скакуном «Помор» сравнивать трудно — в предыдущих походах он развивал максимальную скорость до семи узлов. Так ведь не для состязаний гоночных строили наши предки эти суда, а для плавания в ледовых морях, где в первую очередь нужны не скорость, а надежность конструкции и простота управления. И пусть на прямых парусах не пойдешь против ветра — значит, надо знать четкие сроки выхода в плавание, чтобы оседлать попутный обедник и бежать на северо-запад или поймать полуденник для северного хода. Не за год-другой постигал древний мореход и знания морских течений. Иной раз падет ветер с горы, а навстречу ему приливная волна — столкнутся, схватятся промеж собой силы подводные и небесные, застучат по кораблю злым и жестким сувоем — уж лучше отстояться — пожировать в укромной бухте, чем плыть таким морем…

По радиостанции «Причал» с идущей впереди лодьи сообщают о курьезном случае: попробовали определить координаты по навигационному бую «Сарсат-Коспар» (на борту «Груманта» находятся два радиста Петр Стрезев и Василий Заушицин — опытные коротковолновики, не раз работавшие в международных экспедициях Шпаро), так американский спутник дает незначительное отклонение к западу, а советский вообще указывает на наземную точку, будто мы не на кораблях идем, а на оленях скачем по берегу…

«Собачья вахта» — с 0 до 4 часов утра — по традиции, заведенной на коче, у капитана. Значит, и у меня. Стоим по двое — всего три вахты, а кок работает по индивидуальному графику. Такой экипаж из семи человек для коча минимальный:

при управлении двумя парусами — фоком и гротом, общая площадь которых 80 квадратных метров — приходится звать на подмогу подвахту. Всего же на «Поморе» можно разместить 12 человек — для дюжины кочманов есть и спальные места, и спасжилеты;

На второй день пути, ближе к полуночи, задул устойчивый норд. Теперь вся надежда на сорокасильный движок «Груманта», который упрямо держит курс на север. Все ребята отдыхают, на палубе мы с Дмитриевым. Обсуждаем варианты: если не сумеем пройти беломорское Горло, то остается одно из двух — или возвращаться к Зимнему архангельскому берегу, к Канину мысу, или бежать на юг до острова Сосновец, а может до Умбы, так как по Терскому берегу надежных укрытий нет.

Северный ветер крепчает, заходит на норд-ост, заставляет держаться носом на волну. Идем милях в двенадцати от берега: ближе подходить опасно, а вдруг повернет «роза ветров», бросит суда на скалы? Трудяга «Грумант» практически стоит на месте, зря жжет топливо, борясь с катящимися из морской горловины длинными, с белыми гребнями, волнами. Объявляем общий аврал.

…Облачившись в роканы, ребята занимают свои места на палубе. Отпущены шкоты, чтобы враз., обрубив буксир, поднять паруса. Кормщик до упора оттягивает румпель в сторону — начали! Волна, чуть замешкавшись, раз-другой запоздало перехлестывает через борт. Но уже поднатужился поднятый на двенадцатиметровую высоту грот, взвился фок. И словно почувствовав шпоры опытного наездника, наш «Помор», сделав разворот, набирает скорость. Волны, шипя, гаснут за кормой, белой пеной изливают по бортам свою бессильную ярость, мерно прокатываясь под днищем коча. Курс на Сосновец…