– Школа? – переспросила удивленная женщина.

– Там когда-то была школа, – пояснил ее собеседник. – Сейчас это просто дом, в котором сдаются комнаты, причем очень дешево. Олли уезжает, и одна комната освобождается. Я поговорил с хозяином, он совершенно не против, чтобы ты заняла кабинет директора.

– Интересный будет адрес! – рассмеялась Алиса.

– Скажи, что ты согласна.

– Не приставай к ней, – одернул приятеля Олли. – Пусть сама решит. Сначала она должна посмотреть.

– Ну, конечно, она все посмотрит, мы поедем туда прямо сейчас.

Кабинет директора находился на втором этаже, рядом с помещением четвертого класса. Пока они ехали в метро, Алиса несколько раз поймала восхищенный взгляд Тома. У нее никак не выходило из головы то, как он протягивал ей руку во время исполнения арии. Она спросила себя, действительно ли это хорошая идея – поселиться в соседней с ним комнате? Но больше свободных комнат все равно не было. Джарвис пока не хотел сдавать помещения на третьем этаже. Скрипачка опасалась, что шум поездов может помешать ей спать по ночам, но решила все-таки переехать. Благодаря смешной арендной плате, сто фунтов, которыми она располагала, представлялись ей теперь куда более внушительной суммой. Особенно в сравнении с платой за номер в отеле миссис Арчер.

Том настоял на том, чтобы поехать с ней на Стретхэм-стрит и помочь перевезти чемодан и пальто. На обратном пути он рассказал о себе и показал свою искалеченную левую руку. На взгляд Алисы, рука выглядела точно так же, как и правая, за исключением того, что сустав мизинца был чуть увеличен, а сам палец не так хорошо гнулся.

– По-моему, твоя бабушка права, – сказала она. – Ты должен вернуться в университет.

– И ты туда же?

– Это то, ради чего я приехала в Лондон, – хочу продолжить обучение, собираюсь перебраться в Брюссель, там лучше всего. У нас, к сожалению, нет государственной музыкальной консерватории, а должна бы быть.

– В один прекрасный день я вернусь в университет. Когда? Решу сам. Нужно будет платить за обучение, но я справлюсь. Только торопиться мне некуда.

Скрипачка согласно кивала, не особенно прислушиваясь к тому, что он говорил. Алису пугало ожидавшее ее одиночество в кабинете директора «Школы». Как пить дать, она опять начнет анализировать случившееся. В первый раз после побега женщина осознала, что родила всего месяц назад – ей даже почудилась тянущая боль там, где были наложены швы. Она чувствовала усталость, и все ее тело ныло – возможно, потому, что пришлось несколько часов простоять на ногах, а потом долго идти пешком. Если бы Алиса была одна, она, наверное, заплакала бы.

Ей совершенно не улыбалось, чтобы Том взял ее под опеку и начал думать о ней как о собственном приобретении. Он сказал, что они увидятся позже, что Алиса просто обязана пообедать с ним в его комнате и что он только принесет бутылку вина, после чего ушел. Она осталась одна.

Пытаясь отвлечься от мыслей, молодая женщина начала разглядывать свое новое жилище. В нем не было ничего, говорящего о том, что это – кабинет директора школы, который, наверное, беседовал здесь с отстающими ученицами и награждал отличниц. Не было письменного стола, зато стояла большая кровать, застланная какими-то сомнительного вида простынями, а также кресло, столик и шкаф. Окно выходило на железнодорожные пути, по которым то и дело проносились поезда подземки и вагоны легкого метро или электрички, отправляющиеся в Чилтернс. Скрипачка вспомнила, что в большом холле, который здесь называли вестибюлем, заметила телефон.

В голове была пустота. Алиса села на кровать, и вдруг осознание реальной жизни обрушилось на нее, заполнив этот вакуум. Она вспомнила, что с сегодняшнего дня у Майка начинается отпуск. Наверняка сейчас он вместе с Кэтрин сидит у своей матери. Они разговаривают о ней, об Алисе. О чем же другом им сейчас говорить? Рассуждают о том, что она точно спятила и ее поведение совершенно недопустимо. Свекровь обязательно добавит, что ее невестка не только сумасшедшая, но и безнравственная. А потом они позвонят ее родителям и расскажут им все – если, конечно, уже этого не сделали.

Алиса решила ничего никому не говорить и держать все в себе, так как рядом с ней не было никого, кто бы знал их семью и смог бы понять ее обстоятельства. Решить-то она решила, но три часа спустя, обедая с Томом купленной на вынос индийской едой и выпив немного вина, все ему выложила.

– Зачем же ты вышла замуж? – спросил Мюррей. – И почему не сделала аборт?

Он не понимал, что рассуждать сейчас о том, что нужно было прервать беременность, – это все равно что хладнокровно планировать убийство, ведь Кэтрин была уже живым ребенком, настоящим человеческим существом. Впрочем, раньше Алиса и сама об этом подумывала.

– На меня все давили, – ответила она. – Трудно объяснить. С чего ты взял, что у меня твердый характер?

Именно так ее новый знакомый сказал, когда услышал ее историю: «У тебя, должно быть, очень твердый характер, раз ты решилась воплотить свои планы в жизнь».

– Я тогда только что закончила Королевскую академию и получила результаты последних экзаменов. Майк обрадовался, узнав, что я беременна. Он очень хотел жениться, создать семью. Сказал, что теперь мы с ним должны быть вместе, – попыталась объяснить скрипачка.

– Ты специально забеременела?

– Нет, конечно. Это была просто моя ошибка. Случайность. Я никогда не собиралась выходить за него замуж, считала его просто своим приятелем. А когда забеременела, он меня вообще перестал привлекать. Но на меня насели наши родители. Моя мать сказала, что мир точно сошел с ума, если девушку надо заставлять выходить замуж. В ее время принуждать приходилось парней.

Алиса боялась, что Том снова начнет болтать об аборте, но он сказал только одно:

– Ты не обязана была поступать так, как хотелось им.

– Я сдалась. Знаю, это было малодушно, – развела руками молодая женщина. – Но я оказалась из тех, кто плохо переносит беременность. Меня тошнило не только по утрам, мне было плохо все время, и день ото дня становилось все хуже. Я не могла никуда пойти, не могла ничего делать. А Майк постоянно находился рядом, он был добр со мной и говорил, чтобы я ни о чем не волновалась. Нашел нам квартиру, его мать ее обставила, они начали готовиться к свадьбе. Тогда я сдалась. У меня больше не было сил сопротивляться. За неделю до церемонии мне стало лучше, тошнота прошла, и моя мать сказала, что все это было лишь на нервной почве. Цитирую ее: «В глубине души ты мечтала выйти замуж, поэтому, как только дело со свадьбой решилось, ты и успокоилась».

– А если бы ты не забеременела?

– Я собиралась стать концертирующей скрипачкой, – Алиса посмотрела на собеседника, – и я все еще этого хочу. Именно по этой причине я и сбежала, бросив своего ребенка.

Ее глаза наполнились слезами. Мюррей поднялся, сел рядом, взял ее за руку и прижал к себе. Казалось, скрипачка этого не заметила. Она продолжала всхлипывать.

Линия Метрополитен обозначена на схеме цветом бургундского вина; линия Дистрикт – зеленым; Кольцевая – желтым; Бейкерлоо – коричневым; Пикадилли – синим; Северная – черным. Именно эти цвета использовал Бек, и в них же окрашены стены и скамейки на станциях.

Линия Виктория на схеме голубая. Когда заканчивалось строительство Юбилейной, многие спорили о том, какой цвет для нее выберут: розовый, лимонный, оранжевый или лиловый.

Но компания Лондонских Подземных Перевозок выбрала серый.

В розовый совершенно неожиданно для всех окрасилась линия Хаммерсмит, одна из веток линии Метрополитен.

Шли дни, а Алиса все никак не могла решиться позвонить матери. Каждое утро они с Питером и Томом, а иногда только с Томом ходили в подземку, где она играла на скрипке. Если честно, женщине не слишком это нравилось. Она боялась, что исполнение популярной классики под гул поездов, шарканье ног и болтовню прохожих, да еще под вопли и свист конкурентов унижает ее в собственных глазах.