— Здесь можно хотя бы переночевать с комфортом, — сказала Атика, осматриваясь. Ростислав обнял уставшую жену и засмеялся:

— Интересно, пару лет назад ты могла бы назвать комфортом дом без окон и дверей, продуваемый всеми ветрами?

Однако, вопреки словам Шибанова, им посчастливилось найти довольно надежный дом с дверью и практически без окон — здесь когда-то находился маленький бар, судя по уцелевшей стойке и руинам древнего музыкального автомата «Вурлитцер». На стенах висели выцветшие рекламные плакаты — «Кэмел» без фильтра, какие-то давно почившие в бозе сорта пива, автомобили АМС «Гремлин», которые, если Ростислав не ошибался, не выпускались аж с 1978 года. На узком подоконнике стояла оловянная пепельница в виде раковины, забитая окурками, тянущими на археологические экспонаты.

Старичок облазил все углы и выгнал пару притаившихся там гремучек, сообщив, что «эти суки меня не кусают, видать, знают, что я уже полвека женат и яд на меня не действует». Оливия комментировать слова супруга не стала, но сердито надулась.

На ночлег расположились, кто где мог. Ростислав сел у закрытой двери, которая исполняла весьма условные функции при наличии витрины с почти полностью выбитыми стеклами. Но врагов в этом месте ожидать не следовало — диким зверям здесь просто нечего делать, рейдерам — и подавно, а полулегендарные мутанты обитали дальше к северо-востоку. Тем не менее запертая на засов дверь давала ощущение спокойствия, и Ростислав сам не заметил, как задремал.

Проснулся он от кошачьего воя.

Крыс стоял перед дверью, почти рядом с Шибановым, вытянув шею и подняв правую лапу, словно собака, учуявшая дичь. Хвост был задран трубой, а из широко раскрытого розового рта вырывался угрожающий вопль.

Мидори и Атика тоже проснулись, только старички продолжали безмятежно похрапывать.

— Он что-то чует… — прошептала Атика, подтаскивая к себе лежавшую на присыпанном песочной пудрой дощатом полу винтовку М-16.

Кот прислушался, потом взвыл пуще прежнего. Так делали коты, когда вызывали на бой себе подобных, Ростислав много раз такое видел, когда жил пацаном в Кирове. Чего-чего, а уж бездомных и дворовых кошек там хватало. Но Крыс не просто злился. Он был испуган.

— Может, пума? — предположил Шибанов, снимая с предохранителя автомат. — Или койот…

— Сейчас я выгляну и скажу.

Никто ничего не успел предпринять, как Мидори встала, перешагнула через спящего Ромео и осторожно выглянула через мутное, чудом уцелевшее стекло витрины.

— Ничего, — сказала она, продолжая вглядываться в темноту. — Темно очень… Расти, брось мне фонарик.

— Я сейчас сам выйду и посмотрю, — проворчал Ростислав, сердясь на себя за то, что уснул.

— Ты что, не смотрел фильмы ужасов? — уставилась на него Мидори. — Там всегда фигня начинается с того, что один из героев говорит, что он сходит и посмотрит. Его, само собой, по сюжету съедают.

— Мы не в кино. И вообще, прекрати мерить все своей киношной линейкой! — неожиданно для себя окрысился Шибанов. — Тоже мне, Эдит Пиаф!

— Эдит Пиаф была певицей, милый, — попыталась успокоить его Атика, но Шибанов не слушал и рявкнул:

— Хорошо, Мэрилин Монро! Анжелина Джоли! Джулия Роберте!

Мидори вопреки ожиданиям не обиделась. Она отошла от витрины и села на свое место, снова перешагнув через храпящего старичка.

— Иди, — сказала она. — Но лучше бы ты этого не делал.

Ростислав осторожно отодвинул засов и вышел на крыльцо. Под ногами скрипнули доски, и Шибанову показалось, что на этот звук ответил другой, где-то за углом дома, который он еле-еле мог разглядеть в темноте. Звездное небо было закрыто клочковатыми тучами, а включить фонарик значило сделать себя мишенью. Поэтому Ростислав спустился с крыльца и огляделся.

Мертвый шахтерский городок молчал. На легком ветерке покачивалась жестяная табличка возле водонапорной башни, на которой уже ничего нельзя было прочесть из-за облезшей краски. Поскрипывал флюгер на здании конторы.

Стоп.

Когда Ростислав вышел, ветерка еще не было.

Неожиданно налетевший порыв поднял песчаную пыль и бросил ее в лицо Шибанову. Успев зажмурить глаза, он принялся отплевываться. Что-то это все напоминало…

Два года назад. Недалеко от Лас-Вегаса. Тогда все только началось, они были растеряны, они не знали, что делать… Именно тогда они услышали это отвратительное хихиканье. Все четверо — Ростислав, Джей-Ти, Атика и Мидори — стояли возле брошенного «лэндкрузера». Точно так же начиналась песчаная буря, песок взмывал с обочины и кружился, ограничивая видимость несколькими футами. Тут-то из желто-коричневой кутерьмы и раздалось внезапно вкрадчивое хихиканье, пугающее и потустороннее. И точно такое же хихиканье Шибанов услышал сейчас.

Или ему показалось?

Два года назад Шибанову помог скорпион. В последний раз он показывал его Мастеру, и талисман, похоже, снова помог. А сейчас? Может быть, скорпион поможет и сейчас?!

Ростислав отступил к крыльцу, снова огляделся, прикрывая глаза от летящего песка. Все новые и новые песчаные заряды летели из темноты, рассыпались, ударяясь о деревянные стены домика. Никого не было видно, но отдаленное хихиканье по-прежнему звенело у Шибанова в ушах.

Не раздумывая более, он юркнул внутрь и быстро захлопнул дверь. Лязгнул засов. Шибанов включил фонарик.

— Что там?! — испуганно спросила Атика. Старички тоже проснулись и тревожно смотрели на Ростислава.

— Старый знакомый, — сказал Шибанов. — Помните обезьяну возле Вегаса? Два года назад?

— Эта тварь?! Но она же…

— Нет, она не сбежала из зоопарка, как полагал Джей-Ти. И это вообще не обезьяна.

Крыс взвыл, словно подтверждая слова Ростислава.

— Тогда у нас было мало оружия, а сегодня — достаточно. Отобьемся, — уверенно заявила Мидори.

— Вы вообще о чем? — спросил Ромео. — Нас неплохо бы ввести в курс дела.

— Кого-то надо застрелить, — пояснила ему супруга, сжимая в руках дробовик.

— Сидите и ничего не делайте, — сурово приказал Шибанов. Он расстегнул заветный чехольчик на поясе. Скорпион удобно лег в левую ладонь, наполнив ее успокоительным теплом. Похоже, эта тварь его чувствует. Может быть, она уйдет с миром, как в прошлый раз?

Кот снова завыл, мелко дрожа. Выпущенные когти глубоко впились в пол. И в этот момент в дверь постучали. Вежливо, тихо — тук-тук-тук! Подождали немного и снова постучали.

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да прийдет Царствие Твое; Да будет воля Твоя и на земле, как на небе, — забормотала старуха, одновременно целясь в дверь из дробовика. Муж схватил оружие за ствол и нагнул вниз, прошипев:

— Дура, ты же выбьешь дверь к чертям собачьим!!!

— Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого… — продолжала бормотать Оливия, и чтение «Отче наш» поддерживалось ритмом постукиваний в дверь. Казалось, непрошеный гость издевался.

Когда замолкла молитва, прекратился и стук. А потом послышалось знакомое хихиканье. Атика в ужасе зажала уши ладонями, а Ромео поднялся и, пошатываясь и оступаясь, двинулся к двери. Шибанов остановил его, но старик, глядя перед собой невидящими глазами, попытался обойти Ростислава. Проклятый гипноз начинал действовать.

Шибанову ничего не оставалось, как отвесить старику изрядную пощечину. Оливия ахнула, но отшатнувшийся и едва не упавший Ромео затряс головой и вполне осмысленно воскликнул:

— Какого хрена?!

— Отступаем, — сказал Шибанов. — Там сзади была еще одна дверь.

Действительно, за стойкой бара находилась «Г»-образная подсобка, в которой имелась еще одна дверь. Когда Ростислав проверял ее перед тем, как заселиться на ночь в заброшенный бар, она была заперта на огромный ржавый висячий замок.

Хихиканье возобновилось, глаза Ромео снова стали затуманиваться. Шибанов решительно схватил старика за плечо и подтолкнул к двери. За ним последовала супруга. Атика и Мидори быстро собирали разбросанные по полу вещи.