— Но мы-то целы, tovarishch, и даже можем выпить немного «Гленфиддиша»[8] за удачное открытие. Знали бы вы, чего мне стоило сохранять эту бутылку, когда я был вынужден пить мексиканскую мочу под видом пива и чертов кактусовый самогон с червями[9].

Роулинсон сокрушенно покачал головой.

— А это что такое? — спросил Леттич, который шустро бродил по залу, невзирая на хромоту, и щелкал фотоаппаратом. Студент указывал на нечто, напоминающее саркофаг с зеленой мраморной крышкой, украшенной резьбой.

— Погребение, — сказал Ломакс, подойдя и рассматривая находку. — Кто бы мог быть этот господин, который тут изображен… Лафонсо, вы оставили свой чудесный ломик снаружи?

— К сожалению, оставил, проф, — развел руками морпех. — Но я попробую обойтись без него.

Ченнинг опустился на колени рядом с постаментом, уперся громадными ладонями в край мраморной зеленой плиты и, крякнув, сдвинул ее с места. Внутри действительно лежал труп, точнее, то, что от него осталось — обломки распавшегося от времени скелета. На груди, на истлевшей ткани из волокон юкки, сохранившей местами цвет индиго, стоял небольшой глиняный кувшин, покрытый окаменевшим воском и испещренный иероглифами. Узкое горлышко кувшина закрывал скарабей размером с серебряный доллар, с изогнутыми передними лапками.

В глазах Нефедова что-то мимолетно сверкнуло, сопение респиратора на миг прервалось — русский задержал дыхание. Впрочем, находка вызвала восторг у всех, так что на Нефедова никто не смотрел.

— И что это за бутылка? — гулко осведомился Лафонсо Ченнинг.

— Какой-то ритуальный сосуд, — предположил профессор. Голос его чуть дрожал от осознания увиденного.

Нефедов протянул руку и попытался снять жука, но тот был приклеен чем-то вроде смолы, не утратившей своих свойств за минувшие века.

Сомкнувшиеся на фигурке пальцы словно пронизал слабый электрический ток. Нефедов как-то в детстве попался на уловку старшего товарища и лизнул электроды плоской батарейки, вынутой из радиоприемника. Язык тогда сильно дернуло, а кислый вкус во рту не проходил с четверть часа. Примерно такое же ощущение он испытал сегодня, но несильный, хоть и неприятный удар только обрадовал Нефедова.

Фигурка оказалась именно тем, что он искал. И что уже отчаялся найти.

— Осторожно, — умоляюще воскликнул Блэки, протягивая руки к кувшинчику. — Давайте вынесем все это наружу!

— Да чего тянуть-то! У нас же не международная экспедиция, которая для музеев бережно каждый черепок хранит. Нужно ведь посмотреть, что там внутри, — сказал Роулинсон. — Снимай пробку, tovarishch. Не тяни. Чувствую, нам за это хорошо заплатят.

Нефедов огляделся — все члены экспедиции выжидающе смотрели на него. Виновато кивнув Ломаксу, русский с усилием сорвал скарабея и положил на плиту.

— Металлическая фигурка… — пробормотал профессор. — А ведь майя — тем более столь древние — с металлами дела вообще не имели. Найденные археологами боевые топоры изготовлялись из сплава меди с оловом или золотом, купленного у южных племен, а наконечники копий и дротиков делали из кремния и обсидиана. Стало быть, фигурка появилась откуда-то со стороны…

Нефедов перевернул кувшин горлышком вниз и осторожно потряс. На ткань высыпалась пригоршня мелкого черного порошка, напоминающего молотый черный перец.

— И все?! — разочарованно спросил Леттич и щелкнул фотоаппаратом. Зажмурившись от яркой вспышки, Нефедов громко чихнул. Движение воздуха взметнуло порошок вверх, и он повис в свете фонарей, как давешняя пыль в коридоре.

— Что это за пакость, проф? — воскликнул негр, отмахиваясь.

— Какие-то органические останки. Возможно, пища… Зерно, вино, да что угодно. Столько веков прошло… Роулинсон, а что написано на кувшине?

— Все то же самое, — сообщил Роулинсон, присмотревшись. — Здесь хранится страшное зло, которое уничтожит тех, кто его выпустит, и весь мир. Обычное дело, дай волю, они бы и на ночных горшках такое писали… Слушайте, если вы закончили, берите свою драгоценную вазу и давайте отсюда выбираться. Мне реально не по себе, плюс в рюкзаке меня ждет тридцатилетний «Гленфиддиш», которым я с радостью поделюсь со всеми желающими, раз уж появился достойный повод. Я лично не вижу тут больше ничего интересного.

— Да, похоже, здесь больше ничего нет. Но потом мы должны все осмотреть более тщательно — возможно, здесь есть какие-то потайные двери или ходы… — аккуратно укладывая кувшин в походную сумку, сказал Ломакс. Металлического скарабея Нефедов спрятал в нагрудный карман куртки, обернув в носовой платок. Фигурка уже ничем не напоминала о своей необычайности, лишь едва заметно вибрировала время от времени — а это вполне могло Нефедову и казаться.

— Завтра, завтра, — поторопил Роулинсон, пробираясь к выходу из склепа. — Скоро уже стемнеет, а мы еще не ужинали.

«Гленфиддиш» в самом деле пришелся весьма кстати. Сидя у костра, археологи ковырялись вилками в банках с тушенкой и передавали бутылку по кругу. Приготовить какой-никакой праздничный ужин Леттич не сподобился — стемнело, к тому же все изрядно проголодались. Подогрели консервы на костре, да и всех делов. В воздухе зудели москиты, не решаясь наброситься на обрызгавшихся репеллентами людей; где-то далеко в чаще сердито и зычно перекрикивались обезьяны-ревуны.

Солнце почти село. Отхлебнув свою порцию виски из пластикового стаканчика, Нефедов поднялся и отошел в сторонку от костра, за корявую и увитую лианами гуайяву, чтобы уединиться по нужде.

Русский сидел на корточках. Прямо над головой, на стволе дерева, трещало какое-то насекомое, вполне удачно имитируя звук бензопилы. Ночная сельва звучала совсем не так, как дневная… В опускающейся темноте сновала, летала, ползала, прыгала, поедала и любила друг друга своя необычная жизнь. Если сейчас из кустов выскочит, к примеру, хищная кошка ягуарунди[10], русскому может прийтись нелегко… Не говоря уже о более крупных когтистых и клыкастых тварях, которые кишели в чаще.

Подумав так, Нефедов потрогал висящий на поясе тяжелый пистолет «Кольт М1911А1», купленный все у того же загорелого немца в числе прочего вооружения. Вытащил из кобуры, повертел в руке, снял с предохранителя.

В тир он ходил регулярно — Нефедову нравилось отношение американцев к оружию, нравилась Национальная стрелковая ассоциация, нравилась нерушимая Вторая поправка («Поскольку для безопасности свободного государства необходимо хорошо организованное народное ополчение, право народа хранить и носить оружие не подлежит ограничениям»). Всего этого не было дома, в России. Нефедов искренне считал, что общество, где преступнику добыть огнестрельное оружие легче, чем законопослушному гражданину, нежизнеспособно. И одиннадцатимиллиметровый пистолет в руке придавал ему уверенность в себе, силу, даже мудрость.

Его товарищи удивились бы, узнав, что их второму врачу не раз приходилось стрелять в людей. Впрочем, с того момента, как Игнат участвовал в настоящем бою, прошло уже много лет, а последнее время он лишь дырявил ростовые мишени в тире под одобрительные отзывы инструктора. Когда-то он был готов, не раздумывая, применить оружие при первой необходимости, но жизнь в благополучной Америке сделала его благодушным и расслабленным. Поэтому, когда в звенящей ночи сельвы раздался сухой винтовочный выстрел, и Фрэнсис Леттич упал лицом в костер, Нефедов растерялся.

Одежда Леттича вспыхнула, отчаянно завоняло паленым волосом. Судя по всему, несчастный студент был мертв; остальные залегли за камнями, бывший морпех наудачу выпустил очередь в темноту.

— Tovarishch! — заорал невидимый Роулинсон. — Ты там живой?!

— Да! — крикнул в ответ Нефедов, хотя кричать, конечно же, не следовало, ведь нападавшие могли притаиться совсем рядом. Подтянув штаны и не разгибаясь, он бросился к костру, с разбегу грохнулся ничком на каменистую почву и подполз к чернокожему здоровяку. Запах горелых тряпок сменился отвратительным смрадом горящего мяса, и Ломакс, не выдержав, поволок труп из костра за ноги. Ченнинг схватил пластиковую канистру с водой и вылил на тело и в огонь, подняв клубы пара и пепла. Костер погас, стало практически темно. Перепуганные выстрелами обезьяны завопили еще пуще прежнего, к ним присоединились разбуженные птицы.