Самым главным обязательством короля было «всести на конь за Велики Новъгород и со всею своею радою литовскою против великого князя и оборонити Велики Новъгород». Эта статья и составляла фактическую основу нового докончания. Господин Великий Новгород не только признавал над собой власть польского короля, но и заключал с ним прямой военно-политический союз против Русского государства. В этом — принципиальное отличие договора 1471 г. от всех предыдущих докончаний Великого Новгорода: целовав крест «новгородцкою душею к честному королю», посланцы господы, поименно перечисленные восемь человек, в том числе посадники Офонас Остафьевич и Дмитрий Исакович (Борецкий), сын посадничий Иван Кузьмин и пятеро от житьих (среди них — уже ездивший к королю Панфилий Селифонтович), формально выводили боярскую республику из состава Русской земли и вводили ее в состав другого политического организма — державы польского короля и великого князя Литовского.

Отдавшись под власть Казимира, новгородские верхи избрали свою судьбу: сохранение мира с великим князем стало невозможным. Можно было только надеяться на некоторую отсрочку вооруженного столкновения. К весне 1471 г. проявились контуры политической (если не военной) коалиции Литвы, Ордена и Новгорода. Известно и о переговорах Казимира с Ордой. В одном из своих писем магистр фон Герзе прямо указывал на необходимость помочь Новгороду, чтобы он не был «покорен московским королем и псковичами»²².

Зима 1470/71 г. — важный рубеж в истории нашей страны. Великий князь Московский впервые официально выступает как государь всея Руси, рассматривая русские земли как единое государство под своей «крепкой рукой». Впервые четко обосновывается тезис об исконном единстве Русской земли, о непрерывности ее политической традиции. Княжеская идеология впервые уступает место государственной. Предстоявшая война против Новгорода не очередной московский поход «за обиды и неисправления», а дело всей Русской земли, выступавшей за сохранение своего единства в политическом и конфессиональном плане. Московскому правительству действительно удается противопоставить Новгороду общерусскую коалицию во главе с великим князем.

В отличие от Москвы новгородские верхи не смогли достигнуть достаточной степени политической стабильности в своей земле. При всей неполноте сведений о политических событиях в Новгороде в последние месяцы перед войной, не подлежит сомнению основной факт: правящей литовской партии не удалось до биться прочной общественной поддержки. «Антимосковская по своему духу боярская политика располагала лишь шаткими средствами дипломатии и социальной демагогии. Лишенная поддержки со стороны широких народных масс, она балансировала на тугом канате…» — справедливо заметил по этому поводу В. Л. Янин²³. В Новгороде существовала умеренная партия, связанная с архиепископом Феофилом. Перспектива войны не могла быть популярной в широких массах новгородского общества. Захват фактической власти Борецкими и их сторонниками носил, видимо, характер верхушечного переворота, что не могло не отразиться на ходе дальнейших событий.

Московско-новгородский конфликт 1470—1471 гг. носил отнюдь не случайный конъюнктурный характер. Открытое противоборство двух «старин» — великокняжеской и новгородской — отражало столкновение новой и старой тенденций политического развития: сторонников объединения страны и сторонников ее дальнейшего разобщения. От исхода этого столкновения зависело будущее не только Господина Великого Новгорода, но и Русской земли в целом.

Итак, к весне 1471 г. мирные средства разрешения московско-новгородского конфликта были исчерпаны. Независимо от того, знали ли в Москве о новом договоре новгородцев с Казимиром, отдававшим Новгород под власть «честного короля», великокняжеское правительство не могло не прийти к выводу, что новгородское боярство отвергает все и всякие соглашения, поэтому дальнейшие переговоры беспредметны. Не могло быть сомнения и в резко выраженной литовской ориентации правящих кругов феодальной республики — переход их под власть Казимира был только вопросом времени. Весной 1471 г. великому князю стало ясно, что войны с Новгородом не избежать.

Наиболее обстоятельное и конкретное изложение событий похода московских войск на Новгород в июне — июле 1471 г. дано в великокняжеской летописи. «Словеса избранные» также подробно описывают поход и включают некоторые детали, отсутствующие в великокняжеской летописи (например, рассказ об обнаружении на поле Шелонской битвы текста договора Новгорода с Казимиром). Это делает изложение «Словес» ценным фактическим источником, несмотря на его витийство, велеречивость, пропуск ряда известий и точных дат.

Псковские летописи подробно описывают действия псковских войск, сообщая о других событиях в кратком виде. Новгородская IV летопись (Строевский список) приводит самостоятельное описание событий. Несмотря на краткость, это описание представляет значительную ценность, отражая точку зрения новгородцев. В совокупности летописные известия позволяют воссоздать более или менее связную картину летней войны 1471 г.

Судя по Московской летописи, походу на Новгород непосредственно предшествовало совещание у великого князя: «Князь великий разослал по всю братию свою, и по вся епископы… и по князи, и по бояре, и по воеводы, и по вся воя своя». На совещании, таким образом, должны были присутствовать: 1) удельные князья Московского дома; 2) Освященный собор; 3) удельные князья, служившие великому князю, т.е., очевидно, ростовские, ярославские, белозерские, оболенские и другие мелкие княжата; 4) боярская дума; 5) высший командный состав — воеводы; 6) «вой» — вероятно, двор великого князя. Это было представительное собрание верхушки господствующего класса всей Московской земли. Поход на Новгород — дело не только великого князя и его ближайшего окружения. На совещании в Москве если и не обсуждался в собственном смысле слова вопрос о походе, то во всяком случае говорилось о намерениях и планах правительства¹.

Перед Москвой весной 1471 г. стояла сложная дилемма. Наиболее осторожным и традиционным решением было бы дождаться, когда замерзнут реки, озера и болота, которыми густо насыщена Новгородская земля, и двинуться в поход зимними дорогами, как это было сделано в 1386 и 1456 гг. Однако это означало бы перенесение срока похода по крайней мере до ноября, т.е. на 5—6 месяцев. На такую отсрочку, видимо, и рассчитывали новгородские сепаратисты и их союзники. За этот срок новгородские власти могли бы реализовать свои политические планы: пригласить на стол Казимира, оформить союз с Литвой и Орденом, провести мобилизацию, изготовиться к обороне. Откладывание сроков похода резко увеличивало опасность перерастания московско-новгородской войны в войну с несколькими сильными противниками на разных стратегических направлениях. Именно к этому году (1470/71—6979) относится первое в Московской летописи известие о прямых переговорах короля Казимира с ханом Большой Орды Ахматом. Король послал к хану своего посла Кирея Амуратовича с «многими дарами» и с предложением совместно напасть на Русскую землю. Темир и другие ордынские князья поддержали эти планы. Но Ахмат не решился немедленно напасть на Русь «иных ради зацепок своих»².

Сложившаяся ситуация требовала от великокняжеского правительства организации похода в кратчайший срок, до того, как оформится антимосковская коалиция. В этих условиях военно-политическое руководство Московской земли во главе с великим князем принимает смелое стратегическое решение провести поход не откладывая, в летнее время, хотя «прежние великие князи на них (новгородцев. — Ю. А.) о то время не хаживали, а хто хаживал, тот люди многи истерял»³. Это решение и было объявлено на совещании, после которого было сделано официальное объявление войны Новгороду (посылка разметных грамот) и отправлены послы в Тверь, Псков и Вятку с призывом выступить в поход.