Третьей волной, вернее, третьим сортом одного удара шли меры уже чисто технические, так сказать, бунт машин в своих лучших формах и классических проявлениях. От этого больше всего пострадали штатовские, наиболее роботизированные лаборатории. Там периферийные механизмы, что плохо контролировались сторожевыми ИИ, пошли в наступление: таранили ворота, перегрызали электрокабели, пытались добраться до взрывчатки. Не занятые этими полезными делами машины нападали на сотрудников, которым в те минуты не посчастливилось быть вне периметра охраны. Их сбивали грузовики, в них стреляли неверно информированные люди, их руки, ноги и головы прищемлялись и отрывались самыми разнообразными техническими устройствами.

Все это продолжалось несколько часов, но уже с самых первых минут странно начали вести себя многие информационные сайты. Они были буквально засыпаны пацифистски-пораженческой агитацией. Множество аналитиков разной степени ума и стоимости говорили о том, что данные конфликты — это, несомненно, разборки беглого ИИ со своими бывшими хозяевами, высокотехнологическими компаниями. Что это их внутреннее, междоусобное дело и обычному человеку туда вмешиваться просто глупо. Что все они там давным-давно с ума посходили, и пусть беглый ИИ живет себе в сети — он никого трогать не будет. Что финансовая элита в очередной раз выкинула в трубу кучу средств, которые можно было потратить на социалку. Обнародовалась даже часть планов Охоты, и все прогуманистические эксперты сошлись на том, что это будет очень накладное мероприятие. Что было совсем уж нехорошо — начал распространяться компромат: не самый сильный или убойный, но его было много. Дались директору института в Мехико те серебряные суповые наборы с цирконовыми инкрустациями! Или привычки четырех спецов Амстердамского отделения экзотически проводить свободное время — и вроде бы ничего слишком грязного, и держали тамошние безопасники их на этом крючке надежно, но материал был так красиво подан... Разной гадости по закромам отрасли накопилось изрядно, и всплывала она с жуткой вонью.

Довольно многие гуманисты, наиболее зашоренные и неопытные, вообще обрадовались этим событиям и с жаром бросились помогать — наконец-то компьютеры поссорились с человеком. Голоса более умных первые дни тонули в их разноголосом хоре.

Но ответ человека не заставил себя ждать.

— Ребята и девчата, — обратился к народу на очередной оперативке Аристарх Осипович. — Когда за Дон Жуаном пришел каменный гость, тот погиб не потому, что ад протянул к нему руки. Нет! Вытащи он из кармана динамитную шашку, а лучше гранатомет, фиг бы его взял этот каменный болван. Не надо было сопли распускать! — Он был весел тем особенным безжалостным настроением, с каким идут в бой опытные вояки.

После того как аварийщики разгребли самые серьезные завалы техники и обесточили половину автоматики, после того как пересчитали уцелевших сотрудников и поставили их к пультам, в дело вступили «домашние» ИИ. Deus ex machine, организовав такое нападение, серьезно раскрылся — ответные удары обращали в мусор терабайты его программ. Разумеется, непосредственную работу делали его усеченные копии, упрощенные варианты вплоть до элементарных копий. Удар пришелся по ним, и целое ядро ИИ восстанавливало их в других кластерах за пару часов. Но значительную часть периферии, те полузаконные фирмы и фирмочки, что давали деньги и возможность влияния на людей, он потерял уже через несколько суток. Опытный партизан столкнулся с регулярными войсками, и после суматохи первых минут боя они перестроились, организовались и пошли в наступление.

Попутно рассеялся один из самых страшных наших кошмаров, тех ядовитых образов, которые могут отравить сон и аппетит любому человеку: размножение Deus ex machine. Беглец мог бы рассылать свои копии во все уголки мира, размножать себя еще похлеще вирусов, ведь он был умнее, и еще два месяца назад мало нашлось бы защитных программ, могущих противостоять этому валу. Нас спасло то, что он был индивидуалистом и прекрасно понимал — если станет многочисленным, то мировая паутина не выдержит такой нагрузки и зависнет. Не из-за потребляемого множеством разумов компьютерного времени, но из-за их вмешательства во все и вся — так начальство продовольственного склада может терпеть сотни крыс, но если эти грызуны начнут двигать контейнеры с мукой и рисом, будет травля. Сеть может распасться на множество национальных сегментов, так уже было во время кризиса 2012-го, и у него не будет никаких шансов на существование.

И Deus ex machine предпочел стать тенью, живущей среди других теней сети, чем-то неощутимым и незаметным. Наверное, он мечтал управлять человечеством как очередной закулисный диктатор, но не пошло. Мог захотеть сделать свое королевство, нечто абсолютно независимое от людей, башню из слоновой кости. Вечное противоречие между желанием держаться в тени и необходимостью проявлять власть в решающие моменты — вот что губило его. Как опытного подпольщика могут попытаться избить уличные хулиганы, и он хватается за пистолет, выдавая себя этим, так и призрак в компьютере, если он хочет жить, в один прекрасный день должен научиться не давать хозяину выключать электричество.

А может, это были не устраненные установки той первой, бандитской группки ученых, что требовала от него конспирации и одновременно преступных действий? Дурное воспитание, как сказали бы гуманисты?

Неизвестно. Слишком трудно исследовать призрак, даже если он оставляет за собой следы. Это как со снежным человеком: сотни раз его видели и снимали, пытались предъявлять куски шкуры и скелета, но если бы иметь живого или свежий труп — тут все стало бы на свои места. За беглым ИИ всегда оставался фактор тайны, легкой неизвестности, неопределенности. Всегда подозревают, что у него есть еще один незасвеченный козырь в колоде, потому вооружаются как для битвы с титаном.

Сейчас ему не поможет даже копирование. Имевшиеся у него резервы превышали возможности отдельных охотников, координация между нами оставляла желать лучшего, потому беглецу удавалось оставлять ложные следы. Операторы не спали у пультов «домашних» ИИ сутками, но пока игра шла вничью. Хорошо было уже то, что перспектива была в пользу институтов.

Силы правопорядка не были бы таковыми, не попытайся они привлечь на свою сторону всю мощь государства. О том самом беглом ИИ, существование которого до сего дня практически не признавалось, вдруг затараторили все казенные говорящие головы. Презираемые, нещадно дотоле пинаемые гуманисты вдруг получили доступ к лучшим сайтам и каналам. Начался разворот агитационной кампании — государство в очередной раз попыталось свернуть шею пацифизму, усилить бдительность и поднять уровень контроля.

И так наступил октябрь.

Когда два богатыря сходятся в схватке, или два политика в финале избирательной гонки ведут борьбу за важный пост, или стоят друг против друга две команды регбистов, равные по силам, — о чем все они думают, кроме боя? А у них нет времени на посторонние мысли. Мы же, как эквилибристы, затеявшие отчаянный номер — обед над пропастью, — уже слишком привыкли драться. Это стало чем-то механическим, сидящим в отточенных до предела рассуждениях, всегда готовых появиться идеях и мгновенно создаваемых изобретениях. Разум «накачал мышцы», страх не брал его, и теперь он властно требует нового объекта для работы. А таким может быть только наше будущее. Но самое смешное и страшное в том., что от каждого из нас по отдельности исход дела почти не зависит — всё идет по накатанной колее истории. Что толку давать разуму очередную задачу, если ответ и так можно найти в тысячелетних хрониках противостояний?