— Причины этого? — холодно осведомилась пепельноволосая дама.

— Вероятнее всего, раскол в банде или новый этап в ее действиях. Невероятнее всего — вмешательство высших сил. — Последнюю фразу сопровождал одобрительный хохоток остальных. Брови председательствовавшей опасно сошлись у переносицы.

— Бросьте, мэм, — вмешался чернобородый, — у них мы всё и узнаем. Надо действовать.

— Хорошо. Работайте. Подтверждаю приказ.

Волна действия выплеснулась из кабинета и рухнула тяжелым прибоем в городе Провиденсе, что на атлантическом побережье. На одной из тихих улочек, созданной специально для постройки на ней уютных двухэтажных домиков, наметилось обычное в тот час движение. Несколько супружеских пар, молодых компаний приличного облика и отдельных прохожих двигались от спортзала к кинотеатру. Расстояние тут было в два квартала, многие предпочитали проходить его пешком — закономерный итог хорошего воздуха и приятной архитектуры. В этот раз все шло как обычно вплоть до того момента, как несколько крупных авиамоделей (полицейский робот, после посадки блокирует все электронные цепи и обездвиживает преступников) не спланировали на коттедж. Не успели они приземлиться, как и с улицы, и из соседних домиков, и с тылового забора посыпались собакообразные тени, которые бросались в окна, вышибали двери.

Сообщение о непорядках возникло почти сразу же. Оно пришло в скрипах, доносившихся из наушника. Тут же пошла картинка.

— Когда повесились эти двое, черт побери?

Риторический вопрос повис в воздухе.

— Чисто, доступ разрешен, — чирикнул услужливый голос системы.

Люди немедленно бросились к дому, небрежно оправляя каски. Особой надобности в бронежилетах, дробовиках и пуленепробиваемых шлемах, этой дани перестраховке и традиции, не было — всех уже обработали.

Когда чернобородый охотник прошел в комнаты, его натренированный нюх поразил тот запах отчаяния, что стоял там. Немытая посуда на столе, потеки сизого дыма в воздухе. Плевки на полу. А ведь это образованные и аккуратные люди. И почему они не запустили хотя бы уборщика? У них, конечно, были горячие денечки, но почему такой разор?

Первый схваченный бандит был небрит, глаза блестели так лихорадочно, что сразу на ум приходили мысли о наркотиках, вдобавок улыбка загнанного и сдавшегося зверя, безнадежность в глазах. Почему он мгновенно сдался, расслабился, он же еще должен куда-то рваться, у него адреналина в крови предельная концентрация?!

— Майкл Шурког, вы арестованы!

За этой фразой шел стандартный набор полицейских выражений.

— Когда и почему они вышли из игры? — Сыскарь предъявил задержанному картинку тел, будто замерших в прыжке к балкам, перегораживавшим потолок подвала.

— Сегодня вечером. Полчаса назад, если быть точным. — Какой ровный голос, какое спокойствие в лапах фиксаторов.

— Вы не знаете почему?

— Третьего дня Он вышел из-под контроля.

Теперь небритый арестованный даже улыбался.

— Это точно?

— Спросите у остальных. Мы пытались что-то делать, как-то прорваться к нему. Без толку. Он исчез, сорвался с крючка. Надежды уже не осталось, и было понятно, что вы скоро за нами придете. Теперь ловите Его сами. — Он закрыл глаза.

— Ларс! — заорал чернобородый в микрофон. — Что с кластером? Быстро информацию.

Уши его наполнились скороговоркой штабистов, а из дисплея на него глянули растерянные глаза, кружившиеся в сумасшедшем хороводе.

— Пусто! Он ушел! Совсем! Нет, это копия. Оказывает сопротивление? Оно уже подавлено. Почему такое слабое? В чем дело?

Арестованный засмеялся тем циничным и равнодушным смехом, каким смеются люди из-за гробовой доски. Чернобородый бешено глянул на него, но бить было нельзя — вокруг слишком много аппаратуры. Он только схватил его за мятый воротничок, посмотрел со всей яростью в эти отрешенные глаза и процедил:

— Ты ведь не любитель комиксов? Мне всегда хотелось посадить кого-то за измену даже не моей стране, а всему человечеству. Мы не воюем с пришельцами, шпионаж в пользу дьявола почти забыт — у тебя есть шанс стать первым осужденным по этой статье. Я постараюсь.

— А ты уверен, что через пять лет меня не выпустят по амнистии? Ведь грядут перемены, офицер, и какие! — Он продолжал смеяться, и перед мысленным взором чернобородого предстала неприятнейшая картина: чтение андроидом акта об амнистии в пустом зале суда над головой этого субъекта.

Беглый разум растворился в нетях, обретая все большее могущество. В рамках этой картины получило объяснение даже это «идиотское» покушение: тех нескольких минут, когда почти все контрольные ресурсы были брошены на самооборону системы, оказалось достаточно для смены логова. Еще через несколько дней даже свой, выдрессированный ИИ не мог поймать следов этого призрака. Да и компьютерным привидением это называть было уже нельзя: имелось в его могуществе что-то демоническое или божественное, но никак не призрачное.

Аппаратное бюро в отделе архитектоники всегда оживало за полчаса до начала рабочего дня. Большой зал, в котором помещались все десять его сотрудников, был почти до отказа заполнен аппаратами, установками, приборами, экранами и тому подобным добром, совершенно непонятным постороннему человеку. В центре оставался пятачок незанятого пространства, на котором они и обсуждали последние новости.

— А как Фрагонара в Берлине взорвали!! — вспоминал молодой человек, недавно принятый в штат.

— Ничего интересного, обыкновенное дело. Бронированный «мерседес», бронированный «мерседес» — а монументы кто проверять будет? — возражала ему пожилая особа, на памяти которой покушались на стольких политических деятелей, что очередное могло поразить ее только своей оригинальностью.

Всех действительно очень занимало покушение на богатейшего чиновника от футбола: его недоброжелатели, не став нанимать роту головорезов, потратились только на ремонт одной танковой пушки, пять кумулятивных снарядов и покупку одного андроида. Стоял неподалеку от дома Фрагонара такой памятник, тяжелый советский танк времен Великой Отечественной, уже почти проржавевший. Его косметически отреставрировали. И когда автомобиль, защищенный от всех мыслимых и немыслимых террористических гадостей, въехал в зону прямого огня, андроид исправно выполнил роль танкового экипажа. Охране осталось только ловить убегающие колеса.

— Добр-рое утро! — приветствовал в своей обычной манере собравшихся начальник бюро, резко взмахнув рукой и пробежав к себе.

Павел Иванович Круглецов занимал самый длинный, узкий и высокий отросток свободного пространства. Между двумя большими вакуумными камерами, на сваренном из уголков помосте, за штабелем упаковок с просроченными материнками, которые никак не могли спихнуть подшефным заводикам, и помещалось его рабочее место. Обычный офисный стол нейтральной расцветки, напичканный электроникой, как гусь — яблоками. Груда экранов, экранчиков, микрофонов и слабенький нейрошунт. Набросок лица какой-то девушки, выполненный гелевой еще ручкой в жуткой спешке, запаянный в пластик и повешенный на видное место. Постороннему наблюдателю он ничего не говорил, но Павел Иванович иногда с легкой грустью вглядывался в одному ему понятное выражение этого лица. Фигурка восточного бога удачи и процветания, добродушного толстяка, собственноручно вырезанная хозяином рабочего места из корня груши и поставленная на выступ корпуса камеры. Фигурку пришлось приклеить, иначе во время работы насосов она норовила свалиться под помост.

Простым глазом своих сотрудников начальник бюро видеть не мог — они забирались в точно такие же норы, только поменьше и потемнее, все жаждали относительного психологического комфорта и уединенности. В поддержании уважения перед начальством приходилось полагаться на внезапные звонки и знание технологических тонкостей. Трудовую дисциплину поддерживала служба безопасности в лице массы проверяющих и анализирующих программ. Но сейчас Павел Иванович не был так уж рьяно настроен на рабочий лад, его мысли занимали другие комбинации.