— Что я прав. Потому и иронизируете.
Вхдох.
— Сеньор Шимановский! У нас — научный предмет! История! А история, как вам известно, несмотря на гуманитарный характер, оперирует четкими достоверными фактами! Или вы можете документально подтвердить свои… Тезисы?
— Документально нет, — улыбнулся я, чувствуя, что меня несет. В хорошем смысле. Я контролировал ситуацию, а не пытался бросаться аргументами вслепую, как раньше. — Но я могу рассказать, как это работает. На простом, но доступном примере. После чего каждый может сделать выводы — ведь несмотря ни на что история — все-таки гуманитарный предмет… Мне попробовать, или вы боитесь?
— Боюсь чего? — повторился он, и в его голосе вновь появилось раздражение.
— Что мозги сидящих здесь заработают, — не моргнул я.
Снова картинный вздох уставшего от глупого спора человека. Насквозь фальшивый, и это почувствовали, наверное, даже подруги Эммы.
— Сеньор Шимановский! У нас занятие. И вы со своей ненаучной конспирологией…
— Вы — историк! — патетически воскликнул я, вкладывая в голос всю возможную энергию. — Вы поставлены сюда учить этих детей! Делать так, чтобы они думали в будущем своей головой! Вы же год за годом далдоните им одно и то же, генеральную линию, одобренную министерством культуры, словно не понимая, чем это закончится для государства. Это менеджеры, сеньор! — окинул я рукой аудиторию. — Будущие менеджеры! А не работяги, шахтеры или монтажники куполов, которым плевать на все, что выходит за рамки их мира. Они должны уметь ДУМАТЬ, а не ЗНАТЬ.
Мы снова встретились взглядом. В его глазах я прочел… Бурю чувств, бурю эмоций. И лучшее, что было в нем, побеждало. В свое время это был бунтарь, как и я, просто теперь он стоял по ту сторону барьера и был вынужден делать то, что делает, чтобы не быть спрессованным по эту. Что ж, у каждого своя дорога. Он выбрал свою, я — свою.
Но сегодня, глядя на меня, как в зеркало, он карт-бланш мне дал. Все остальное зависит только от мозгов тех, кто в моей лекции что-то понял, но тут властны только высшие силы.
— Информационная бомба, — начал я, — это технология манипулирования сознанием масс с помощью информации. Самая обычная, без всяких лучей, скрытых надписей и тому подобных грязных приемов. Причем любой информации — вплоть до надписях на заборе. Процесс это небыстрый, на него требуется жизнь минимум поколения, но, как правило, это время окупается.
Рассмотрим на примере… Пусть будет гипотетического вытеснения одних продуктов другими в отдельно взятой стране.
Дано: никто в стране V не ест кукурузные булочки, и ваша задача сделать так, чтобы ели. Для этого вы делаете информационный вброс. Во всех СМИ страны регулярно начинают мелькать невинные заметки о том, что кукурузные булочки — это очень вкусно. Обыватель не обращает на них внимания, пробегает глазами и покупает привычную еду, но с течением времени в его сознание прочно впечатывается слово: "Кукурузные булочки"! Это первый, начальный этап.
Через несколько лет начинается второй этап. В стране V начинают создаваться партии придурков, пропагандирующих эти булочки среди населения. Они устраивают невинные акции, вроде развешивания баннеров на высотках, "летучек" на улицах, глупые митинги со скандированием лозунгов. Люди проходят мимо, мило улыбаются — чудики же. День за днем, год за годом. Но каждый из обывателей постепенно привыкает к мысли, что кукурузные булочки — это вкусно! Да, конкретно ты их не ешь, но в том, что их есть сосед — нет ничего предосудительного!
Дальше третий этап, переход от смешного к серьезному. Любители кукурузных булочек начинают организовывать политические партии, отстаивающие интересы тех, кто эти булочки ест, от притеснений тех, кто не ест. Начинаются погромы, акции протеста, спровоцированные теми, кто финансирует информационное внедрение. СМИ единогласно трубят о том, что "эти люди имеют право на свое мнение", и вообще "каждый может есть то, что ему нравится, нельзя никого осуждать"! Все это делается только одним фронтом, о тех, кто булочки не ест, что у них тоже есть права, не произносится ни слова.
После — апофеоз. Благодаря простой и понятной программе, красивым кричалкам, движение едоков этих булочек привлекает на свою сторону много молодежи, так называемый актив. Подросшее поколение вообще относятся к движению спокойно, как к самому собой разумеющемуся феномену, и актив сопротивления почти не встречает. Люди же, которые помнят, что этих гадских булочек еще совсем недавно никто не ел, постепенно выходят из политически активного возраста, и любые слова против начинают восприниматься брюзжанием пенсионеров.
В итоге партия любителей кукурузных булочек, опираясь на молодежь, приходит к власти, начиная постепенно, подчеркну это слово, выдавливать ВСЕ продукты своими булочками. С расчетом минимум еще на поколение. И еще через двадцать лет те, кто финансировал проект, контролируют страну V снизу до верху.
Я вновь сделал паузу, осмотрел зал. Аудитория слушала. Кто-то мало что понял, вроде подруг Эмммы и им подобным, для кого-то это было интересно лишь по факту "прикола", что учащийся нагло спорит с преподавателем, не углубляясь в суть, но кто-то отнесся к проблеме серьезно. Для них я сказал мало что нового (надеюсь), но одно дело прочесть о подобном в сети, и другое — слушать от человека, учащегося на государственные деньги, в подконтрольном государству образовательном учреждении в эпоху тотального контроля над образовательной программой. Попадание в списки неблагонадежных пятого управления омрачит любую карьеру, титуляру же это смерти подобно.
— Таким образом, — продолжил я, — можно запросто внедрить идею о том, что педерастия — это нормально. Что это соответствует нормам морали. Или что религия — зло и мракобесие, способ отъема денег у верующих, а кто верит в бога (или во что-то свое) — достоин лишь потешания.
Можно убедить народ, что власть олигархии, правящего народом класса сверхбуржуев, есть предел мечтаний этого народа, и что такая форма правления — истинная демократия, несмотря на то, что не имеет с народовластием ничего общего.
Можно рассказать всем, какая хорошая у нас королева, — сузил я пространство для мышления. — Или какой хороший президент. Или что без кланов, без суперкрупного бизнеса, страна погибнет, и потому мы должны прощать этому бизнесу всё.
А еще лучше — что страна в кольце врагов, "все против нас", и потому "нам надо сплотиться для противостояния", "простив" некоторых одиозных представителей элиты "за заслуги" перед обираемым им "отечеством".
Можно сделать много, сеньор, — повернулся я к преподавателю в пол-оборота. — Но к теме нашего предмета назову лишь два момента. Первый — переформатирование Венеры, начатое Алисией Мануэлой под давлением магнатов туристического бизнеса, и объединение латиноамериканского континента в пусть и аморфное, но устойчивое образование через четверть века после окончания последних боев Третьей мировой. У меня всё, — откланялся я. Вздохнул, только теперь почувствовав дрожь в теле.
— Вы сами верите во все сказанное, сеньор Шимановский? — выдавил препод после паузы.
— А почему я должен в это не верить? — парировал я нахальной улыбкой.
— Потому, что это бред сивой кобылы!
— Аргументируйте! — сверкнули мои глаза. Нагло, но Рубикон перейден.
— Оставим объединение континента, — задумчиво хмыкнул он после паузы. — Это была жесточайшая борьба интеграторов и националистов, здесь вы правы, сеньор Шимановский. Не правы вы в том, что сейчас можно приплести туда все, что угодно, какую угодно конспирологическую концепцию. Но тем не менее, это был ИСТОРИЧЕСКИЙ процесс, а значит, объективный!
Он зыркнул на меня, и я решил не спорить.
— Но Венера — это другое, — продолжил он. — Это территория переселенцев. Суровая планета, жесткие условия жизни, отсутствие контроля со стороны привычных институтов, включая церковь и центральную власть. Это был культурный феномен, сеньор всезнайка, и он так же был естественного происхождения. Принцесса Алисия Мануэла лишь только поддерживала его в нужном русле.
