Я должен. И значит, сделаю. В конце концов, это сеньор Манзони вышел на войну и пытается победить, а не я…

— Вы что, совсем осел? — не выдержал я и перешел на крик. — Школа оцеплена! В любой момент сюда могут ворваться громилы с армейскими штурмовыми иглометами и начнут палить! И тогда и вы, и эти дети, которых вы так бережете, окажетесь под ударом, на линии огня! Или думаете, бойцы сеньоров олигархов будут щадить каких-то простолюдинов-школьников?

Только тут до моего собеседника, того самого рослого охранника с зачатками мозгов, дошло. Я же продолжил разоряться:

— Я вообще не спрашиваю вас, можно ли мне пройти! Если надо, всех вас тут всех уработаю и пройду! И мои девочки из охраны помогут! Я именно пекусь, и именно о ребятах!

Быстро, ноги в руки и гоните всех по аудиториям! А кто не может — того в актовый зал тащите, наверх! Пусть ходячие орлы берут своих неходячих и дуют! А вы проконтролируйте! Это не шутки, это межклановые разборки, мать вашу!

— А-а-а-а…

— Выполнять! — закончил я рыком, которого охранник не посмел ослушаться.

Само собой, в моем тоне что-то было. Но и аргументы я привел грамотные. Детина развернулся и начал отдавать приказы как своим, так и толпящимся в вестибюле, словно бараны, бежавшим с поля боя "выродкам", которые, дезорганизованные, сидели, непонимания, что же делать дальше. Здесь была охрана, они чувствовали себя в безопасности и не спешили расходиться, хотя по лицам видно, понятия не имели относительно перспектив дальнейшей судьбы.

Видя, что процесс закрутился, я снова направился к шлюзу, но теперь, по знаку старшего, остальные охранники меня пропустили.

Актовый зал… Это хорошее решение. Одно из самых безопасных мест школы, так как находится в ее самом углу, на втором наземном этаже, в тупике. Там гориллам сеньора Манзони делать нечего, их цель будет намного ближе. Вопрос в том, как спровоцировать сеньора Умберто на их рывок, и по этому поводу ощущалась здоровая дрожь в коленках. Я — сосунок, он — прожженный дьявол, а крыша высоток после покушения намекала, что нехорошо переоценивать силы.

— Кассандра, давай на исходную, — вымученно произнес я, после чего обернулся и вновь крикнул старшему из охранников, вдогонку:

— Да, и это, распорядитесь, чтоб туда тоже доставили несколько аптечек! Там тоже полно пострадавших!

Меня услышали. Выполнят, нет — неважно, большего сделать я не мог.

— Роза, вхожу в переход. Закрывай гермозатворы!

Пока я проходил камеру перехода шлюза, с обратной стороны школьного двора произошло интересное и нечастое для наблюдения событие — опускание огромных атмосферных защитных плит, которые отгородили школьный двор от главного входа, со стороны турникетов. Теоретически шаг для находящейся там охраны неприятный, но не смертельный — этот гермозатвор внутренний, и его при желании можно обойти по техническим коридорам. Было бы хуже, опусти мы створки внешние — тогда да, школа оказалась бы изолирована. Но как тогда люди Манзони сюда проникнут?

Однако я мог чувствовать себя в безопасности, ибо меня и людей враждующего клана, находящихся всего в нескольких десятках метров, теперь разделяла металлоуглеродная стена, способная выдержать три сотни атмосфер при почти тысяче градусах Цельсия. Охране же, чтоб оббежать стену, во-первых, нужно время, во-вторых, по дороге их встретят мои девочки, которым я только что дал команду подтягиваться на позицию. Этот наш шаг просчитывался, но проблема в том, что аварийные гермозатворы закрываются легко, массой способов, и предотвратить их закрытие невозможно в принципе, тогда как открыть — потребуется время. А начни люди сеньора Манзони действовать на упреждение, то есть проникни они в школьный двор ранее… Это выглядело бы как вмешательство, на которое могли бы отреагировать наши оперативные группы "за воротами", что так же просчитывается.

То есть, я мог смело идти в школьный двор только потому, что шеф СБ клана Манзони соответствует квалификации и не отправил людей в просчитываемую ловушку, которую мы готовим ему на более поздней стадии операции. Вот такая ирония!

— А, вот ты где! — встретил меня вопросом Бенито, отчего-то чувствовавший себя здесь если не главным, то самым сильным и влиятельным. Потому, что пока я поднимался, угар боя утих, и титуляры представляли собой жалкое зрелище. Растерянные, злые и не менее дезорганизованные, чем "выродки" в вестибюле. Следуя полученной установке, они не давали высунуться из фонтана недобиткам "выродков" местных, "добитки" же были милосердно оттащены в сторону, где вокруг них ходили наши девочки, оказывая, под мудрым руководством моей огненноволосой спутницы, первую помощь. Рядом лежали и сидели и пострадавшие титуляры, "выродкам" помогали наравне с ними, и это дополнительно стирало грань противостояния.

Селеста и четверо ее самых здоровых парней стояли в сторонке, под нужной мне камерой. Двое держали под руки не пытающего сопротивляться полностью раздавленного Адриано, двое зыркали глазами с грозным видом, блюдя приказ о недопущении расправы над Манзони-младшим со стороны остальных титуляров, не входящих в "Сопротивление".

— Пошли! — махнул я Бенито. Тот с гордым видом засеменил следом.

— Хуан, наконец! — облегченно вздохнула Селеста, показывая парням расступиться. Я подошел ближе.

— Отпустите его.

Парни разжали руки, и Адриано плюхнулся на четвереньки.

— Ничего ему не отбили?

— Ну, если только не специально, — криво усмехнулся один из них.

— Идите к фонтану. Все, — мягко приказал я. Парни послушались. — Бенито, разверни сеньора Манзони-младшего вон в ту сторону.

— На камеру, да? — ухмыльнулся Толстый.

— Да, — не стал спорить я и встал в "мертвую зону". — Скажи своим, чтобы подняли его.

— Почему мы? — напрягся он.

— Потому, что вы круче, — пронзил я его подавляющим взглядом. — И за себя постоите. А они — стадо, за которым никого нет.

Аргументация убойная, хотя стоящая невдалеке Селеста скривилась. Впрочем, как и Кампос, видно, только сейчас, во дворе, осознавший, как далеко всё зашло, и что обратной дороги нет.

Когда двое молодчиков Толстого вновь подняли Адриано и повернули к толпе у фонтана, я обратился к нему так, чтобы меня слышал весь притихший двор:

— Адриано Манзони! Ты виновен в проявлении крайнего высокомерия! Высокомерия к нам, людям, не принадлежащим к "высшей касте" государства, то есть аристократии! И особенно по отношению к титулярам, выходцам из наименее обеспеченных семей общества, обучающихся в этой школе за государственный счет!

Пауза. Во дворе установилась тишина — исчезли даже перешептывания. Более того, все еще пытающиеся выбраться из фонтана насквозь мокрые недобитки "выродков" так же затихли, вслушиваясь в мои слова сквозь шелест падающей воды.

— Это высокомерие неоднократно проявлялось в виде унижений и побоев не нравящихся тебе людей, — продолжил я, — а так же в принуждении забрать из школы документы откровенно неугодных, как лично тебе, так и твоим друзьям-аристократам. Мы, простые учащиеся школы имени генерала Хуареса, заявляем о неприемлемости такого отношения, а так же, что отныне подобное будем пресекать всеми доступными, в том числе и очень жестокими способами. Ввиду попустительства и лояльного отношения к вам администрации, мы, простые учащиеся, заявляем, что отныне сами будем решать вопросы своей защиты, любыми мерами, какие посчитаем приемлемыми! Отныне и навсегда!

Со стороны фонтана раздался оглушительный поддерживающий рев. И главное, картинка шла сразу в несколько камер, которые дадут просто обалденную запись действа.

— Мы, титуляры и обычные учащиеся, — продолжил я, — требуем от тебя, чтобы ты извинился перед всеми, кого бил и унижал! Перед всеми, кто терпел от тебя и твоих дружков! И за себя и за них! И если увидим в твоих словах искреннее раскаяние, обещаем, что не тронем больше пальцем никого из вас! Начинай.