Сели. Слева один боец, справа я. Кто-то в гражданском сел спереди, кто-то сзади. Кольцо. Однако, справа от меня уселся еще один человек в гражданском, и тоже из кольца, но это и понятно. В зале заседаний у меня иная роль, к охране более не относящаяся.

Вошли мы одними из последних. Надо сказать, зал был напичкан охраной и парнями в штатском, коих я вычислял не то, чтобы очень легко, как орешки щелкать, но все же чувствовал. И причина этому не только присутствие главы государства. Настроение у присутствующих было… Мягко говоря возбужденное. Ведь слушалось не простое дело, а важное, слишком важное для будущего Венеры и Марса.

Вошел судья, что-то начал говорить. Появились присяжные. Расселись по своим местам.

— Это не первое заседание, — произнес его превосходительство тихо. Слышно его было плохо, но благодаря гаму, стоявшему в зале, его не услышат за пределами нашего скромного "колечка". — Третье. Народ злой. Далеко не всем нравится то, что я собираюсь сделать.

— А что вы собираетесь сделать? — спросил я.

— Похоронить то, что тебе не по душе. Марсианский национализм, марсианскую вседозволенность.

Или ты думаешь, здесь, наверху, ничего не видно? — Его губы растянулись в злой усмешке. — Все здесь видно, Хуанито. Прекрасно. Но мы стоим перед тяжелым выбором — или так, попуская отморозков, давая им творить беспредел, или же платя совсем иную, гораздо более высокую для наших государств цену.

Заседание началось. Судья просил тишины, стучал молотком, затем кого-то вызвал. Свидетеля. Я узнал его — один из фанатов, стоявших в другом конце вагона. Тех, кого мы отоваривали вместе с Марко и "интеллигентами". Говорили на марсианском диалекте русского, на эдаком общем, смешанном — было заметно, что каждый здесь находящийся прибыл из разных уголков Красной планеты. В слова я не вслушивался, больше ловя настрой по лицам, по эмоциям. И по необъяснимым с точки зрения официальной науки ориентирам сеньоры Лопес, просвечивая людей сверхспособностями.

— Что чувствуешь? — спросил его превосходительство, дав время для наблюдений.

— Раздражение, — лаконично ответил я.

Он согласно кивнул.

— Когда рушатся стереотипы, а они рушатся, это многим не нравится.

— Здесь есть ваши противники? Политические? — кивнул я на зал.

— Разумеется. Но они бессильны, и потому будут гадить по тихому. Не говорю кто, поймешь сам.

— Судья, — усмехнулся я.

Лицо его превосходительства озарила довольная улыбка.

— Правильно. Это ведь так справедливо, чтобы людей, которым втайне симпатезирует весь Марс, судили твои враги, неправда ли? А что можешь сказать о присяжных?

Я вновь всмотрелся. Нет, ничего особого сказать не мог. Все люди мне незнакомые, кроме одного.

— Интеллигенция. Работяг тут нет. Как и военных, — сделал я вывод. — И политиков.

— Правильно, — кивок. — Этих ребят должны осудить, и осудить не политики. И не чиновники от юриспруденции. И не бизнесмены. Их должны осудить простые марсиане, не имеющие к власти никакого отношения. Ведь вместе с обвиняемыми они осудят марсианский национализм, идею превосходства над венерианами. Осудят те дела и поступки, что совершались на этой планете последние десять лет, боевой настрой на безнаказанность.

Их осудят врачи, Хуан. Преподаватели ВУЗов. Спортсмены. Профессора. Уважаемые люди.

Вон, смотри, видишь, кто справа?

Я покачал головой.

— Сеньор, я плохо разбираюсь в выдающихся марсианах. Я как бы… Житель другого государства.

По лицу господина Ноговицына пробежала недовольная тень, но лишь на мгновение.

— Врач офтальмолог с мировым именем. Мировым, Хуан. Дальше профессор, ученый-астрофизик. Автор теории происходящего чего-то там важного в звездах, хоть убей, в подробностях не разбираюсь. Но в мире его считают гением, он — гордость Марса.

А дальше? Снова врач. А эта женщина — преподаватель Новорязанского государственного университета, доцент кафедры… — Он замялся. — Что-то с экономикой. Прилетела к родственникам, лето же, отпуск. Пришлось ее перехватить, заставить сидеть здесь, в качестве присяжной.

Кстати, почти половина присяжных была перехвачена и посажена насильно. Но мы имеем на это право по закону, так что им не отвертеться. А дальше кто?

Мужик. Молодой, но очень-преочень накаченный.

— Спортсмен?

— Чемпион мира по тяжелой атлетике. Из-за гравитации наши олимпийские команды проводят сборы или здесь, на Венере, или на Земле. Так что выбор был. А дальше…

— Ринат Мухамедзянов, трехкратный чемпион мира по контрас, бессменный лидер "красной машины" и самый высокооплачиваемый спортсмен в мире.

Его превосходительство с уважением кивнул.

— Любишь контрас?

— Ну, я же венерианин! — возмутился я.

Вновь кивок — довод признали логичным.

— То же и с остальными, — продолжил господин Ноговицын. — Интеллигенция. Простые люди с Марса, пользующиеся беспрекословным уважением. Именно они должны признать виновников инцидента виновными, как лучшие представители своего народа, чтобы ни у кого не осталось никаких претензий.

И парней расстреляют. По приговору объединенного Марса, который осудит подобное. И даст бог, остальные это поймут. В любом другом случае останутся недовольные, "оппозиция", которая может сказать, дескать, нам "эти люди" не указ. Красные, белые, зеленые, голубые, правые, левые, серо-буро-терракотовые…

Нет, Хуан. Врачи, учителя и спортсмены. Только так, — подвел итог он.

Я уважительно склонил голову — услышанное отдавало… Лекцией, уроком. На мне не было мотиваторов, меня никто не собирался бить током, но это была именно лекция по подготовки к реальной жизни.

"Да, Хуанито, ты хотел начала? Привыкай. Это, действительно, только начало…" — поддел внутренний собеседник.

— Я уже говорил, завтра выступишь ты, — продолжи мой… Теперь уже точно осознаю, наставник. В некой части процесса обучения, которую лучше него никто не преподаст. — Поскольку это процесс не юридический, а скорее политический, ты должен не просто дать показания. Ты должен выступить, как будто с трибуны. У меня есть власть, я позволю тебе это сделать. И обвинить. Обвинить их, — кивок в сторону скамьи подсудимых, в которой я, скрипя сердцем, разглядел старых знакомых — "Колобка", "Дрища" и "Амбала". Последний сидел с перевязанными руками, все парни были изрядно помяты и угнетены. — Обвинить в произошедшем, как зачинщиков бойни. Писать текст тебе не будут, Лея настояла на том, что ты справишься. Потому, собственно, я тебя и привез — чтобы сам понял, что тебе говорить. Так что смотри, Хуан, слушай. И думай. Не знаю, на чем держится ее уверенность в тебе, но я ей доверяю. Для тебя же это будет, так сказать, проверка. В вопросе, стоит ли тебя уважать, о чем мы говорили недавно.

Я сощурился, внимательно рассматривая скамью подсудимых. Семь человек, все, кто начинал ту пресловутую драку, после которой все и началось. За исключением "Урода"-Артема, которого я все-таки замочил. Может не я, это сделал дракон… Но сожаления я не испытывал. В отличие от этих ребят, виновных в гораздо меньшей степени.

— Сеньор, — это обязательно? — Я поймал себя на мысли, что до последнего старался избежать взгляда в сторону этой скамьи. — Не поймите меня неправильно, но эти парни виновны… Постольку поскольку. Все затеял Артем… Фамилии не знаю. И он уже поплатился.

Его превосходительство покачал головой.

— Это не важно. Они могли остановить его.

— А могли не успеть. Они не поддерживали его действия. И в какой-то мере даже пытались блокировать… Может недостаточно, но…

— А что мне делать с сотней погибших, Хуан? — оскалился господин Ноговицын. Не зло, видимо, ждал этих вопросов и этого разговора. — Что делать с остальными отморозками, коих… Совсем не один Артем? Что прикажешь делать с ними, и как прикажешь жить дальше?

Нет, Хуан, — покачал он головой. — Справедливость должна быть для всех. Может быть лично эти парни и не настолько виновны, но они СИМВОЛ. Символ вины Марса. И Марс должен их наказать, наказывая в их лице самого себя, за все те поступки, что совершил.