И рассоединилась. Обожаю эту стервочку!

Перевел глаза на директора.

— Вы все еще настаиваете на расследовании и моем отстранении? Или подумаете?

— Это была угроза? — Директор покраснел, его только не затрясло от злости. Я отрицательно покачал головой.

— Никак нет, сеньор. Демонстрация. Всего лишь демонстрация. Что вам не стоит лезть туда, где не ваш уровень. Если вы испортите игру клану Веласкес, последствия могут быть не хуже, чем гнев Манзони. Причем не для абстрактных акционеров, а лично для вас. Хотя и для них тоже, и догадайтесь, кого они назначат виновным?

Я помолчал, давая ему переварить и принять неизбежное.

— Потому мой вам совет, просто не лезьте. Никуда.

Встал, прошелся к двери.

— Могу еще дать совет, по дружбе. Слишком уж вы гармонируете с предшественником. Увольте нерадивых охранников прямо сейчас, а посторонних в лице службы безопасности сеньора Манзони, вышвырните за территорию школы. Если хотите уцелеть на месте директора, конечно. Пошли!

Это я Пауле. Та молча поднялась, сделала реверанс, достойный королевского дворца, и вышла вслед за мной наружу.

— Ну и что дальше? — спросила Паула, когда мы спустились на этаж ниже. Я решил идти назад, в столовую. Кто как, а я так и не поел толком, и собирался этот пробел восполнить. Ну и что, что была драка; война-войной, а обед по расписанию! Главное, чтоб саму столовую не закрыли, а то с них станется!..

— Дальше?.. — Я задумался. — Дальше ждем. Теперь ход Адриано. Он должен совершить ошибку. И как только совершит — будем его добивать.

— А поподробнее можно? — недовольно хмыкнула спутница. Я покачал головой.

— Нет. В столовой всё получилось не так, как я планировал. Общий вектор тот же, все прошло лучше, но не так, как было задумано изначально. Всё и сейчас может измениться.

Главное — общий вектор. Адриано должен совершить ошибку. Глупость. И не совершить ее он не может, иначе потеряет авторитет.

— Я бы не стала недооценивать этого парня, — покачала головой Паула. — Он умнее, чем представлялся изначально.

С последним высказыванием было трудно спорить, но только с ним.

— Он бастард, — парировал я. — И его за это унижали. Он бросил школу, проучившись всего три месяца. Три месяца, Паулита! — повысил я голос. — Затем он пошел в школу для богатых, но не знатных. "Всадников", хотя по рождению входит в круг "нобилей". Но и эта школа закрылась. Пусть не из-за него, но ты можешь себе представить, чтобы сам Умберто Манзони, пятый человек среди глав кланов, не смог сделать так, чтоб школу его сына не трогали? Из-за каких-то титуляров? Это удар, mia cara, и Адриано этот удар задел даже больше, чем сеньора Умберто.

Я сделал вдох, судорожно ища в мыслях изъяны плана. Ибо я — человек, а все люди могут ошибаться.

— Теперь здесь. — Я усмехнулся. — Я выгоняю его, и открыто об этом говорю при свидетелях. После чего поясняю серьезность намерений кулаками слушающихся меня друзей, плевав на его охрану и статус.

Пауза.

— Нет, Паулита, если он хоть капельки себя уважает, если имеет хотя бы небольшое намерение бороться за то, чтобы стать наследником отца, он не может свернуть. Заберет документы — и прощай репутация, навсегда. Уж кто, но его сестры, законные дочери сеньора Умберто, сделают всё, чтобы о его позоре узнало как можно больше людей. Это клоака, змеиное гнездо… Ну, да не тебе мне рассказывать, — махнул я рукой.

— Сейчас решается его будущее, и потому Адриано должен действовать, — подвел итог я. — Не важно, что он сделает, главное, скорость. Если не придумает ничего до конца дня, максимум до завтрашнего обеда, ему не останется иного, кроме как уйти. Совсем и отовсюду. Он станет посмешищем, а у посмешища нет будущего.

— Так что да, моя дорогая, — усмехнулся я, — я уверен на все сто. Он сделает ошибку. И сделает сейчас, в ближайшую пару часов.

— А если он перехитрит тебя? — не соглашалась рыжеволосая. — Если придумает что-то? Ты же придумываешь! Ты у нас мастер на выдумки!

— Да, придумываю, — согласился я. — И огребаю за свои придумки по полной программе.

Из груди вырвался тяжелый вздох — вспомнилось количество граблей, на которые пришлось наступить, пока не пришел к тому, что имею.

— Нет, в такой ситуации ничего умного придумать невозможно, — покачал я головой. — Для этого нужно время. Нужно сбросить напряжение, унять эмоции. А времени у него нет.

Разговор наш прервала знакомая фигура в конце коридора. Настолько знакомая, что я скривился, а Паула напряглась.

— Привет, — помахал нам рукой Толстый, делая шаг вперед. — Разговор есть. Отойдем?

Руки мне не подал, но я бы ее и не пожал. Поговорить? Поговорить можно, чего ж нет!

Мы как раз вышли в вестибюль перед главным входом — широкое пространство, со стендами с официальной информацией, заставленное по периметру кадками с пальмами и другими миниатюрными деревьями.

— Слушаю? — хмыкнул я, когда мы отошли за самую дальнюю пальму, подальше от чужих глаз и ушей — на большой перемене людно даже здесь.

Бенито замялся, видно, собираясь с духом. Искоса посмотрел на мою спутницу, и в глазах его читалась нешуточная опаска. Наконец, решился:

— У меня пять человек. Пять вместе со мной. Мы пойдем с вами.

— Пойдем куда? — не понял я. Точнее, понял, но только после того, как с языка сорвался глупый вопрос. Передо мной Толстый, он знает мою тактику и мой образ мышления лучше, чем кто бы то ни было. Стоило принять в расчет, что он раскусит мой план.

— Чико, не прикидывайся, — довольно оскалился он. — Тебя ж ЭТИ так прозвали, Чико? Малыш? — новый косой взгляд на Паулу. На губах его заиграла веселая улыбка.

Я закатил глаза к потолку — господи, все вокруг всё знают! Стоило ли городить такие барьеры секретности, если каждый сын хефе в городе владеет о корпусе самой полной информацией?

— Допустим, — кивнул я. — Почему ты думаешь, что мы не справимся без вас?

— Потому, что мы умеем драться. — В его глазах промелькнул огонек гордости, превосходства над титулярами. Хотя бы физического.

— Не аргумент, — покачал я головой. — Будет сложно, но мы справимся.

Он глубоко вздохнул и попробовал зайти с другой стороны:

— Шимановский, смотри, — активировал он перед глазами козырек. — Через два часа после вашего приезда в школе неожиданно появилось три новых ученика. ТРИ! — сделал он акцент на этой цифре. — Кто это — думай сам, но в девять утра этими учениками и не пахло, а в одиннадцать на них уже были готовы приказы о зачислении

Он последовательно вывел на вихрь изображения трех молодых парней лет двадцати брутальной внешности. — Это мне прислал отец, приказав и от них тоже держаться подальше.

— И от них тоже? — усмехнулся я. Бенито не моргнул глазом.

— Ну, на вас он прислал еще утром…

— На нас — это на меня и нее?

Он покачал головой

— Нет, только на нее, — кивок на мою спутницу. — И еще на четверых. Там две близняшки, гостья с Востока и латинос. Наверное, те, кто мог пойти с тобой вместо нее. С категорическим приказом не приближаться ни к кому из них ближе пятидесяти метров.

— Не особо ты соблюдаешь приказы… — покачал я головой. Вот оно как.

Отчего-то вспомнился сеньор Козлов, пришедший проведать вашего покорного слугу в подвале имения Кампосов перед обменом. И игольник, переданный от его имени Амарантой-Мамочкой в обход сеньорин офицеров перед расстрелом на Плацу. Как же тесен мир!

— Ну, так я ж не в армии, чтоб слушаться приказов! — улыбнулся Бенито. — А отец… Он меня любит. И заботится, как может. Но он многого не понимает, хотя на моем месте поступил бы точно так же.

— В общем, — подвел он итог, — это какие-то бойцы. Поддержка. — Рука его протянула Пауле капсулу с только что озвученной информацией. — Мокрухи не будет — мокруху в частной школе не простят даже Умберто Манзони, а значит, у вас на счету каждый боец, Шимановский. Тем более, такой, как мы. — Он улыбнулся и расправил плечи, явно оценивая себя как хорошего бойца.