— Мы приехали сюда праздновать, — сказала Луиз, смотря сверху вниз на Бернарда, который вырядился Императором Максимиллианом. — Особый праздник, по очень особому поводу.

Бернард с неохотой поднял глаза.

— А-а? — произнес он; звук получился очень французским.

— Это все мой муж, Джейсон его зовут. Вы должны познакомиться с ним, Бернард. Я уверена, что у вас, как у мужчин, найдется много общего.

Бернард снова сосредоточил свое внимание на соске.

— Да, возможно, как-нибудь…

— Дело в том, что Джейсон собирается заняться политикой. В Нью-Йорк Сити. Обо всем уже договорено. Такие дела, вы конечно понимаете, решаются за закрытыми дверями. Джейсону только двадцать шесть лет, и он собирается стать кандидатом от партии по нашему округу. Естественно, его изберут. Джейсон очень привлекателен, и он выступает за все эти правильные вещи…

Бернард облизнул губы.

— За какие, например?

— Ну как же, за людей, конечно. За бедных, за ущербных. «Черные Пантеры»[111] и все такое.

— А-а, — снова произнес Бернард, в очередной раз сосредотачиваясь на ее груди. — Я никогда не был популистом, вы понимаете, но я чрезвычайно симпатизирую его устремлениям.

— Так вы с ним познакомитесь?

— В свое время. А пока разрешите мне показать вам знаменитый лабиринт…

Он был известен во всем мире. Шведский дирижер одного из главных симфонических оркестров Америки. В ворота Виллы Глория он въехал на громадном белом жеребце, облаченный в белый домотканый костюм и черное сомбреро. Грудь его крест-накрест опоясывал патронташ, а за пояс были заткнуты два пистолета. За дирижером, точно так же наряженные, на виллу ввалились с десяток его приятелей. Перед собой они гнали несколько овец и двух коров, беспрестанно палили холостыми патронами из ружей и во все горло распевали «Ла Кукарача».

— Запата! — закричал один из них.

— Эмилиано Запата!

— Землю крестьянам!

— Мексика для мексиканцев!

— Вся власть пеонам! — заорал дирижер, разряжая свои пистолеты в воздух.

Шелли обнаружила Формана на террасе; он стоял и вглядывался в ночь. Она кинулась к нему, крича:

— Мой режиссер! — и остановилась, подбежав почти вплотную. — Я рада вас видеть, мой режиссер.

— Полагаю, Шелл, ты слегка поддала.

— Надеюсь, что да. Разве не здорово, что Саманта пригласила нас на свой прием, да еще бесплатно?

— Весьма выборочное приглашение. Только режиссер, продюсер, да две звезды. Интересно, Сойер уже успел исполнить свой стриптиз? Как он говорит, это для него совершенно естественно. Настоящий сексуальный террорист.

— Я видела, как он уходил с каким-то симпатичным юнцом.

— Прелестно.

Шелли хихикнула.

— Скажи, я произвожу впечатление, когда напьюсь? Потому что я думаю, что уже успела. Две порции, и я улетаю. А если три — слово «нет» исчезает из моего лексикона навсегда. — Она бросила на него быстрый взгляд. — А ты разве не хочешь?

— Хочешь что?

— Затащить меня в постель. Хочешь?

Он только улыбнулся.

— Ты не хочешь. Я это вижу. Это правильно. Я думаю, ты хороший человек, Пол Форман. Я, правда, не слишком проницательный судья — ведь мне встречалось совсем немного по-настоящему хороших мужчин.

— Хорошие парни приходят к финишу последними или что-то вроде этого, как сказал один известный философ. По-моему, его звали Лео.

— Этот философ был прав. — Шелли снова почувствовала необходимость обороняться, и это ощущение словно состарило ее и снаружи, и внутри. — Харри ищет тебя. Харри опять сердит, правда в этом уже нет ничего нового. Он почти все время такой. Тебе лучше пойти узнать, что он хочет от тебя.

— Куда спешить?

Она шагнула к нему, пристально вгляделась в его лицо.

— Человек, который не боится, — это прекрасно. Всякому Харри свой час! — Она снова хихикнула, потом резко оборвала смех. — Я всего боюсь. Хочешь скажу, что я собралась сделать? Я пойду на ночную службу в церковь, вот что. Ну чем не хохма? Я в церкви! Пойдем со мной, Пол.

— Я не могу этого сделать, Шелли.

— Конечно. — Она резко отстранилась от него. — Ну что же, может быть среди всех этих язычников мне удастся найти хоть одного верующего. Только одного…

Форман наблюдал, как она уходит, и, наблюдая, думал о Грейс Бионди: «Грейс тоже пойдет к полуночной, в ту маленькую церковь, что стоит за деревней Чинчауа. Она будет молиться за бедных индейцев, и за бедных негров, и за бедных… за всех».

Грейс Бионди была доброй. От нее просто воняет добродетелью.

— Доброта Грейс Бионди, что гвоздь в заднице! — произнес Форман вслух.

Никто не обратил на это никакого внимания.

— Только представьте себе! — воскликнула женщина, и глаза ее засверкали от воспоминаний. — Я шла со своим мужем рука об руку, когда все это случилось.

— На улице!

— При всех! Около открытого кафе, в городе. Это видела добрая сотня людей. Как будто мы в Риме. Этот маленький мексиканишка подошел ко мне и положил свою руку мне на зад, да еще лениво так стал гладить. Я едва могла поверить в это. А когда он решил, что достаточно, взял и преспокойно пошел дальше.

— И что вы сделали?

— Ничего, конечно. Если бы Сеймор только узнал об этом он на месте бы прибил нахала.

— Como México no hay dos[112]…

— Мужчины этой страны такие… просто фантастика!

— «Странное, нежное пламя отваги в черных мексиканских глазах…» Это сказал Лоренс[113].

— Это совершенно верно.

— Это все их страна, дикая страна.

— Такие мужественные… а юноши здесь такие, такие одаренные…

— Как церковный шпиль.

— Как торчащий прямо вверх ствол кактуса.

— Это такое все…

— Мексиканское?

— Macho[114], моя дорогая.

Саманта для маскарада выбрала костюм Императрицы Карлотты: длинное, до пола, черное бархатное платье с глубоким вырезом, белокурые волосы каскадами локонов струятся до самых плеч.

Первые несколько часов она провела приветствуя каждого прибывшего гостя и строго следя за тем, чтобы слуги исправно выполняли все требования приглашенных. Разрумянившаяся, оживленная, взбодренная звуками, смехом, всеми этими разговорами, красивыми людьми, с сияющими глазами, она провела Тео Гэвина по вилле и вывела его на патио, который примыкал к ее личным покоям. Они стояли и смотрели вниз, на Римский бассейн; звуки празднества докатывались до них приглушенными волнами. Она маленькими глотками пила шампанское и разглядывала отдельные сцены этой полной, насыщенной и богатой жизни.

— Это просто невероятный дом, — сказал Тео.

— Я люблю его. Этот вид, это место. Здесь стоит жить. Я никогда не могу уезжать отсюда надолго.

— Жить среди такой красоты, — вам очень повезло.

— Вы так хорошо умеете понимать, Тео.

— Я пытаюсь, Саманта.

Рядом с ней он чувствовал себя надутым и неуклюжим, не знающим, куда девать руки. Она странно действовала на него, волновала, как ни одна женщина раньше. Он сбоку быстро взглянул на нее: «Замкнутое, чужое создание, недостижимое и поэтому страстно желанное. Получить ее любой ценой! Что это будет за приз! Трофей, ценнее и больше которого нет!»

— Саманта… — Он вытер ладони о брюки. — Наша совместная работа так много для меня значит.

— Если я смогу дать то, что вам требуется.

— Вы можете, и вы обязательно дадите. Нам нужно будет проводить очень много времени вместе. Я надеюсь, вы не возражаете против этого.

— У вас, должно быть, есть более важные обязанности.

— Ничего более важного, чем быть рядом с вами.

— Предвкушать удовольствие…

— Личное внимание — тот элемент, который я вношу во все мои начинания. И новая парфюмерная серия не будет исключением из этого правила. Для того чтобы продукция имела успех, жизненно необходима хорошая реклама. Так что, даже в отсутствие других причин, вы неизбежно станете объектом моего самого пристального внимания.