Машину трясло. Но это не помешало капитану воспользоваться случаем и попытаться хоть немного вздремнуть вот так, сидя на заднем сиденье. Прикрыл глаза, опустил голову, настроился на сон. Могло получиться, ведь фронтовик любую передышку старался использовать хотя бы для дремоты.
Удалось: то ли на несколько минут, то ли на несколько секунд.
А потом грянула длинная автоматная очередь, мгновенно вернув Гонту в реальность.
Открыв глаза, он машинально схватился за кобуру.
Тут же вспомнив – пустая.
– Оружие дай! – рявкнул он капитану.
Вдовин, будто забыв о существовании разведчика, тянул свой пистолет, как-то не очень ловко, где-то чем-то зацепившись.
Пока тащил, стрекотнуло второй раз.
Пригнувшись к спинке сиденья, Гонта все-таки успел отметить: били не прицельно, поверху, больше пугая, сбивая с толку. И видимо-таки добились своего.
Уходя с линии огня, Орешкин резко вывернул руль вправо, тоже пригнувшись, практически ложась всей грудью на баранку. Скорость он при этом не сбросил. Поворот получился резким, старшина чудом избежал столкновения с ближайшим к нему стволом. Однако в следующее дерево врезался левым боком – той стороной, с которой сидел Вдовин. Особист потерял равновесие, завалился на разведчика, при этом таки умудрился наконец выхватить свой пистолет.
Пальнул сразу же, перед собой, метя в белый свет как в копеечку. Бил на звук очереди, но откуда именно стреляли, ни он, ни тем более Гонта пока что понять не могли.
Удержался за рулем и Орешкин, успевший ударить по тормозам. Тут же сполз на пол. Подхватил автомат, выкатился из «виллиса» с правой стороны, двигаясь слишком уж неуклюже.
Оттолкнув от себя особиста, Гонта тоже выбрался из машины. Укрывшись за задними колесами, почувствовал себя беспомощным: оружия ведь как не было, так и нет.
– Пистолет! – вновь крикнул Вдовину.
Однако тот словно не слышал – опять выстрелил куда-то перед собой. Только после этого ужом выполз наружу, пристроившись возле капитана.
Оба тяжело дышали.
– Чего? – переспросил наконец особист.
– Оружие отдай.
– Арестованным не положено!
– Идиот! Не видишь, что делается?
– Не вижу! – огрызнулся Вдовин.
Это таки было правдой. Кто стрелял и с какой стороны противник, впрямь оставалось загадкой.
Однако в следующую секунду они услышали выкрик Орешкина:
– Немцы!
И тут же впереди, между деревьями, на которых только-только стали распускаться свежие весенние листья, мелькнули фигуры в касках и пятнистых маскхалатах.
Немецких.
Это разведчик определил сразу.
Тут же, словно для того, чтобы попавшие в засаду окончательно убедились, кто перед ними, до них донеслось несколько отрывистых немецких фраз.
– Откуда? – спросил Вдовин.
– Шут его знает, – процедил в ответ Гонта. – Может, десант… Или из окружения кто выбирается.
– Знать бы, сколько их…
– Верни ТТ – отобьемся.
Ничего не ответив, Вдовин сменил позицию. У Дмитрия мелькнула мысль попытаться отобрать у особиста свое оружие силой. Тут же отбросил ее. Начнется возня, и немцы, сколько бы их там ни было, успеют обойти их, зайти с тыла и расстрелять в упор.
Тем временем Орешкин, подхватив автомат, по-пластунски пополз под прикрытие густого кустарника.
Скользнув взглядом в том направлении, Гонта зацепился за неглубокий, но вполне пригодный для оборонной позиции овражек. Лихорадочно соображая, как же ему быть, разведчик снова вернулся к идее попытаться отнять у Вдовина свой пистолет. Но слева вдруг обозначилось движение.
Особист выстрелил на звук.
В ответ коротко огрызнулся автомат.
Все внимание офицеров, вооруженного и безоружного, на какое-то время переключилось на левую сторону. Когда ветки хрустнули справа и послышался громкий вскрик, Гонта понял, еще не успев развернуться обратно: опоздали.
Движение слева и выстрел оказались примитивным отвлекающим маневром. Противник успел зайти с другой стороны. И сейчас в овражке, куда скатился Орешкин, маячила фигура немецкого солдата в маскхалате.
До «виллиса» с той стороны было каких-то три десятка метров.
Гонта отчетливо понял: немцы, кем бы ни оказались, откуда бы ни взялись, легко и быстро сделали их.
Со своим пистолетом Вдовин не сможет ничего. Разве что в отчаянии попытается рвануть вперед, прорваться, запетлять между деревьями. Словно читая его мысли, особист приподнялся на все четыре, на миг принял спринтерскую стойку, рванул с места, будто выполнял спортивный норматив на беговой дорожке. И дал стрекача, помчавшись от машины вперед по кратчайшему расстоянию – к широкому стволу дуба.
На передовой Василий Вдовин не был никогда.
Это Гонта знал точно.
Не принимал особист боя с немцами – также не подлежащий сомнению факт.
Однако, спасая жизнь, капитан НКВД действовал, словно опытный воин. Двигался грамотно и вполне мог добежать до укрытия, уцелеть, прикрыть огнем отход разведчика.
Но противник не оставил ему шанса. В какой-то момент Гонте даже показалось – со Вдовиным играют, дают ему шанс до последнего. Но стоило ему добежать до дуба, как автоматные очереди, выпущенные одновременно с двух сторон, буквально срезали его на бегу, даже развернули.
Взмахнув руками, пошатнувшись и выронив пистолет, особист рухнул спиной на ствол. Сполз по нему. И замер в нелепой позе.
Когда человека убивают, совсем не к месту отметил Дмитрий, поза его обычно неуклюжа, позорна, даже унизительна. Люди не должны уходить из жизни вот так. Им предназначено природой жить до старости, встречать смерть в собственных постелях.
Теперь и его очередь умереть.
Гонте не хотелось, чтобы его тоже расстреляли лежачим.
Он поднялся, фиксируя движение противника с двух сторон.
Руки невольно поднялись на уровень плеч. Сдаваться разведчик не собирался. Инстинкты срабатывали сами по себе, врага просто нужно подпустить поближе, выиграть время.
Один из немцев выступил из-за дерева.
Со своего места капитан мог хорошо рассмотреть его.
Разглядел.
И все равно до конца не поверил – слишком уж невероятным оказалось происходящее.
Потому что Гонта узнал противника еще до того, как тот опустил «шмайсер» и свободной рукой снял каску, открыв бритую голову.
Тому же, кто вывел из строя старшину Орешкина, даже не надо было разоблачаться – достаточно оказалось выкрика:
– Как дважды два, командир!
В «немцах» командир разведроты узнал своих взводных: лейтенанта Павла Соболя, до войны – учителя математики, и старшего лейтенанта Ивана Борщевского, который при каждом удобном случае брил наголо идеально круглый череп. Что выделяло его среди прочих, не позволяя спутать ни с кем.
Но легче капитану от этого не стало.
Нереальность и явный ужас происходящего обрушились на Гонту моментально.
Нет такого человека, который хотел бы погибнуть на войне. Но в этот миг капитан подумал: лучше бы на них напали настоящие немцы. Диверсанты или солдаты, выбирающиеся из окружения. И лучше бы он сейчас принял смерть – нелепую, как любой насильственный уход из жизни в полном расцвете сил.
Двое офицеров Красной Армии, переодевшись немцами, устроили засаду на «виллис» начальника особого отдела полка. И на глазах своего комроты убили капитана НКВД Вдовина.
Смертный приговор для вчерашнего школьного учителя и выпускника Оренбургского военного училища уже звучал в ушах Гонты. Прямо здесь, в лесной тиши. Хотя, конечно же, никто вокруг ничего не слышал. Вокруг вообще стояла слишком уж спокойная, какая-то убаюкивающая тишина.
Место для операции выбрано со знанием дела, выстрелов никто не услышит, но…
Черт возьми!
– С ума сбрендили!
Ничего другого в голову не пришло. Да и «сбрендили» в данной ситуации – явно не совсем точное и верное объяснение происходящего.
– Ага, двинулись мозгами, – охотно подтвердил Соболь. – Ты правда хотел, командир, чтобы эта пакость тебя в особый отдел фронта доставила? Хотя… Если что – все вопросы вон к товарищу лейтенанту. Это он ум наморщил. Мое дело – поддержать инициативу. И спасти своего командира.