Мотаясь из стороны в сторону, он двигался неверными шагами — тени вокруг прыгали, глумливо перекашивались, кружились диким хороводом, отдаваясь в голове толчками дурноты… Сил уже не хватало. И, когда отчаяние захлестнуло его, и ужас падения в бездну сотряс слабеющий разум, пришло спасение…

…Путеводная нить — тонкая золотая паутинка среди хаоса. Взявшаяся неизвестно откуда и неизвестно куда ведущая — она единственная сейчас удерживала на поверхности вдыблившийся «Титаник» разума, не давая ему уйти в холодную бездну. Она вела в реальность — неважно, куда.

…Антор очнулся — грохот боя ворвался в сознание, сразу пробудив благословенный инстинкт самосохранения. Он уже бежал — тело, повинуясь намертво впечатанным рефлексам, действовало само. Вспышка, рывок — огонь в лицо! Мимо… Время слилось в один непрерывный миг — успеть! Мыслей нет — в бешеном движении участвует совершенный живой механизм. Он уворачивался, отражал удары, наносил ответные, уходил от неуклюжих роботов, наводил на них… Несколько раз шкала отражателя вспыхивала рубиновым пламенем перегрузки — он истекал потом в стальной скорлупе, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Он держался. Пеленги обрывались один за другим, принося невыразимое облегчение — враг уходил, загоняемый вглубь «массивника». Но черные провалы в сознании учащались… Неизбежное настигало.

…Волна горячего воздуха отшвырнула тяжеленный робоскаф, как игрушку, шмякнув о палубу — полуоглохший, он поднялся, цепляясь за стену; звенящая пустота небытия наваливалась, вызывая бессильный ужас — оружие сломано… Шатаясь, он брел куда-то, отчаянно пытаясь удержать уходящее по капле сознание. Его влекло вперед — инстинктом, может быть… И, перед тем, как окончательно провалиться в беспамятство, Антор увидел лицо — нечеловеческое лицо. Пронзительно-желтые глаза глядели в упор, фиолетовые губы шевелились, произнося какое-то слово, твердя его, как заклинание… Пеленга не было — хонниец смог лишь тупо удивиться этому. В следующее мгновение море огня затопило отсек, бросив его в черную пропасть небытия.

…Приступ был необычно сильным и долгим — Антор понял это, увидев над собой потолок реанимационной камеры родного крейсера.

— Жив…

— Конечно! От этого не умирают.

Голос доктора. (Он забыл добавить — но в конце концов сходят с ума… Ну, это он пока погодит). Слабость делала движение невозможным; наконец, с третьей попытки ему удалось повернуть голову и рассмотреть ровно столько, чтобы понять, что делать этого не стоило — просто вместо белого потолка в поле зрения оказались белые стены…

— Ага, очнулся! — один из настенных экранов высветил доктора, заполнившего его целиком своей внушительной фигурой.

— Ну-с, как самочувствие?

— Ничего… — слабым голосом ответил Антор, — что со мной?

— Ничего! — с сарказмом передразнил доктор, — ничего, кроме двух пустяковых ожогов второй степени и множественного перелома правой кисти… Утюгом, что ли, по ней прошлись? Да, еще один совершеннейший пустяк — приступ черт знает чего и комбинированный шок. Уникальный случай в моей практике — посему пришлось дать тебе расслабляющего — не путай со слабительным…

Доктор продолжал оживленно болтать, производя по ходу какие-то действия — Антора обдало голубым светом, пронзило дрожью электростимулятора, воздух наполнился едким запахом лекарства, сразу прояснившего ум… В общем, лечение шло…

— …скажи спасибо своему напарнику, — продолжал врач, — это он вытащил тебя из трюма… Ну, не из трюма, какая разница! — он отмахнулся от кого-то, стоящего рядом, — главное, что вытащил. Кстати, что за гадость ты принимал перед выбросом — чудовищно путает мне все нервные реакции!

— Гадость? А-а… Какой-то наркотик… кажется.

— Наркотик?! Что за чушь! Он же провоцирует припадки…

— Они это знали.

Антор в изнеможении закрыл глаза. То, что он уцелел, представилось ему теперь счастливой случайностью. Удис действовал наверняка… Потом бы и улик не осталось.

Межу тем доктор с кем-то тихо, но энергично препирался. Наконец, с краешка экрана возникло смуглое лицо — хоннийцу даже почудилось, что сначала появилась улыбка, как у Чеширского Кота.

— Как вы?

«А все-таки — на вы…» Антор слабо усмехнулся:

— Как видишь. Там — закончили?

Улыбка юноши потускнела:

— Да, взяли несколько пленных…

Доктор с явным неудовольствием прислушивался к разговору и не замедлил вмешаться:

— Ну, хватит для начала — теперь спать, спать!

Вытеснив юношу с экрана, он с преувеличенной живостью принялся манипулировать какими-то ручками. Антор видел насквозь все эти нехитрые хитрости, не подозревая, однако, что неловкость эта намеренная — доктор слишком долго изучал психологию, чтобы делать ошибки. «Милый доктор, — думал Антор в полудрёме, — меня ты не проведешь… И какое мне дело до тех, кого не взяли в плен…» Но в глубине души он подозревал, что врет самому себе.

…Несколько часов усиленного нейроизлучателем сна довершили воскрешение — хонниец проснулся бодрым и полным сил. Но, когда он попытался сесть, головокружение заставило его вцепиться в койку.

— Ну-ну, голубчик, не так скоро! — вошедший в камеру доктор внес в дремотную тишь оживление и шум рабочего дня. С его помощью разведчик сделал несколько шагов, выйдя в кабинет со знакомой гробницей диагноста. К нему-то они и направлялись.

Процедура не затянулась — после пяти минут переваривания информации о многострадальном организме данной боевой единицы был выдан результат — пять суток выведения в резерв за счет Федерации. Когда хонниец уже перенес одну ногу наружу, в коридор, и подумывал сделать то же и другой, доктор, не поднимая глаз, буркнул:

— Да… Если у тебя осталось это средство… наркотик… принеси — у меня будет в сохранности.

Антор молчал. Врач поднял глаза и произнес с досадой, словно борясь с собой:

— Что смотришь? Разве непонятно…

Антор медленно раздвинул губы в улыбке:

— Теперь — понятно.

В самом деле — он только теперь понял, как это должно выглядеть со стороны. Накачавшийся наркотиками Т-разведчик отправляется в тартарары и чудом остается в живых… Но каков доктор!

— У меня нет наркотиков. И никогда не было, — твердо добавил он, глядя в глаза собеседнику.

— Да? — только и ответил тот. Бросил испытующий взгляд — Антора словно мгновенно взвесили, просветили рентгеном и заодно вывернули наизнанку — раньше он никогда не испытывал на себе профессиональной хватки психоэпидемиолога… Удовлетворившись осмотром, врач кивнул:

— Что ж… Иди. Да верю, верю! — и ободряюще припечатал ладонью по спине. Удар отдался болью, но наполнил душу чем-то гораздо более важным, ради чего можно было бы претерпеть и большее…

— …а потом увидели чей-то скаф, вплавленный в стену. Это оказались вы.

— А больше там никого не было?

— Я же говорю — там все оплавлено… Похоже, стреляли сразу несколько излучателей и с близкого расстояния. А что?

— Так… Может, померещилось… Скорее всего. Я уже и без всяких излучателей загибался.

Молчание. В темноте жилой ячейки слышен чей-то вздох. Затем задумчивый голос:

— Если бы стреляли в меня…

— Что?

Громче:

— Удивительно, что стрелявшие промахнулись. С такого расстояния…

— Повезло!

— Повезло? — пауза. — Нет, не верю я в такое везение. И бреда никакого, похоже, не было. Был лигиец… и не было пеленга.

— …?

— Это значит, что он не боялся и не испытывал ненависти. В бою ведь пеленг берется по ним…

— Почему?

— Это как камертон — что сам испытываешь, то и воспринимаешь.

На несколько секунд воцарилось молчание, словно для того, чтобы собраться с мыслями… или, может быть, поменять тему…

—У вас здорово получается. Мне, наверное, так не удастся — еще понятно управлять рефлексами, но чувствами…

— Профессиональная подготовка, не более. Я ведь эмоциотехник.

— Ну-у? Здорово! Значит, все эти чувства по визио…