В ту ночь мы разбили лагерь в небольшой лощине, свободной от зарослей, и приготовили великолепный ужин из одного из тех зверьков, похожих на поросенка, о которых я упоминал и которые, будучи довольно аппетитными, пришлись весьма по вкусу испанцам, поклоняющимся не только странным святым, наподобие Железной Девы, но зачастую и собственному желудку, хотя их чрезмерная любовь к чесноку всегда вызывала во мне отвращение.
Местная фауна была представлена значительно большим разнообразием живых существ, чем в Санто-Доминго: здесь обитали мелкие разновидности оленей, обезьяны, кабаны, а также дикие кошки, не крупные, но страшно свирепые, нападавшие даже на человека. Кроме того, здесь было множество птиц и немало змей, в том числе маленькая ярко-красная змейка, очень красивая на вид, но смертельно опасная. Хоть я и не упоминал об этом, но по пути мы набрели на индейскую деревню и нашли в ней мирных, гостеприимных и доброжелательных людей, очень любопытных, невысоких ростом, но прекрасно сложенных и великолепных охотников на оленей. К сожалению, они ничего не могли нам сообщить об одиноком большом дереве, и мы провели с ними всего один день и распрощались, весьма довольные друг другом, оставив им на память о себе несколько ярких цветных лоскутков и пару щитков от старого нагрудного панциря.
Итак, мы остались втроем посреди таинственного ночного леса, и что касается меня, то я ни за что на свете не пожелал бы себе лучшей компании. Фигура Саймона у костра представляла собой странную картину. Он сидел, подобрав под себя длинные ноги, склонившись, точно большая нахохлившаяся птица, над треснувшим древком своей излюбленной пики, которое он обматывал гибкими побегами лианы, и отблески огня играли на его умном волевом лице, выхватывая из темноты то изогнутый крючком орлиный нос, то косящий глаз, то крутой подбородок. На голове у него оставалось мало волос, и те, что остались, длинными седыми прядями свисали на его наморщенный лоб, так как стальной испанский шлем, который он обычно носил, лежал тут же, рядом с ним, на траве. Он тихонько насвистывал про себя мелодию старой военной песни, и ее веселые нотки, казалось, никак не гармонировали с его хмурым, озабоченным лицом и согбенной фигурой.
По правде сказать, это значительно лучше удавалось сэру Джасперу, который лежал на спине, мирно сложив руки на округлом животе, ибо, несмотря на жару и трудные переходы, наш маленький рыцарь стал заметно поправляться. Усы его, как и в прежние времена, были безукоризненно завиты и напомажены, а на узком, торчащем вперед подбородке начала отрастать тощая бороденка, чем он весьма гордился, хотя я не находил в ней ничего привлекательного. Он принарядился в парадное платье из гардероба Неда Солткомба, подогнав его под свою мерку, и выглядел достаточно комично в бархатном камзоле с кружевами на рукавах и воротнике, в пышном жабо и ярко-красных коротких штанах с разрезами, отвратительно сидящих на нем и перепачканных всем, чем только можно было испачкаться во время нашего нелегкого путешествия. Несмотря на все это, он был так же весел, как обычно, и болтал бы беспрерывно, если бы мы ему позволяли; как бы там ни было, он говорил два слова там, где мы оба успевали произнести лишь одно, и всё с единственной целью — помочь нам скоротать время и сохранить хорошее настроение.
Что касается меня, то я сидел, как обычно, на корточках, опершись спиной о древесный ствол, все такой же коротышка, как и перед уходом из Керктауна, лишь чуть, может быть, раздавшийся в плечах, зато годами выглядевший значительно старше сэра Джаспера, если судить по черной густой бороде, которую я отрастил, и по угрюмому характеру, отражавшемуся на всем моем поведении. Ничего удивительного в этом не было, ведь мало кто мог похвастать тем, что за такое короткое время сумел пережить столько, сколько пережил я после того, как отряхнул пыль Керктауна со своих сапог.
Той ночью я пребывал в довольно мрачном настроении, хоть и не знаю, почему, поскольку в желудке у меня переваривался отличный ужин, два добрых, испытанных друга находились при мне, равно как и моя верная шпага, а последствия лихорадки окончательно выветрились из моего тела. Тем не менее мысли мои блуждали далеко отсюда: тоска по дому становилась невыносимой, и я отлично понимал, не смея даже себе признаться в этом, что вовсе не отца мне страстно хочется увидеть, хоть я и не знал, находится ли он еще среди живых. Зато я не сомневался в том, что, невзирая на бесчисленные коварные ловушки, которые подстраивала мне судьба, я все еще тосковал по девице, одурачившей меня и заставившей расстаться с родимым кровом, и мечтал хоть разок поймать мимолетный взгляд ее черных глаз, полюбоваться ее стройной фигурой, грациозно плывущей через лужок в Крукнессе, услышать ее веселый смех и снова заметить маленькую прелестную ямочку на подбородке, прячущемся в складках ее пышного кружевного воротника. Так я лежал, погруженный в мечты и воспоминания о ней и о ее очаровательных манерах, пока сухая ветка, громко треснувшая в костре, не вернула меня к действительности. Некоторое время я молча глядел на сэра Джаспера, уснувшего с раскрытым ртом и беззаботно храпевшего на всю поляну, и завидовал его бодрости и оптимизму, но затем в моей памяти вновь всплыли дела и события минувшего; мне захотелось узнать, что стало с Ханиманом и Кроуфордом, я вспомнил о Бартлоу и о том, как он был наказан, и о многих людях, которых я знал и которые ушли в мир иной, но больше всего я сожалел о мастере Роджерсе, честном и отважном моряке, надежном и верном товарище. Вспомнив о нем и о его печальной судьбе, я непроизвольно вздохнул, и Саймон поднял на меня глаза, оторвавшись от своей работы над треснувшим древком пики.
— Скучаешь по дому, приятель?
— Верно, Саймон, ты угадал. Как бы мне хотелось очутиться сейчас снова в Шотландии!
— Ха-ха, эта девица Марджори все еще не дает тебе покоя, несмотря на свое коварство! — сказал Саймон. — Держись-ка подальше от нее, парень, когда вернешься домой: все они лживые и непостоянные — вспомни хотя бы историю несчастного индейца!
— Чума на тебя, старый брюзга! — вмешался неожиданно пробудившийся сэр Джаспер. — Что ты знаешь о женщинах? Твоя рожа до смерти перепугает любую девицу в городе Лондоне! Послушай, Джереми, женщины сделали меня тем, кто я есть, женщины создали нас, троих друзей, — и более того, именно благодаря женщине мы получили шанс отыскать бесценное сокровище! И если хочешь знать мое мнение о твоей девушке, Джереми, то я не сомневаюсь, что она просто пошутила, чтобы испытать тебя. Господи Боже мой! Да если бы я принимал всерьез половину тех шуток и розыгрышей, которые они проделывали со мной, то я сидел бы сейчас с такой же унылой миной, как наш друг Саймон! Лживые или верные, прелестные или дурнушки — Господь да благословит их, говорю я вам, и пусть Он даст мне возможность поскорее увидеть хоть несколько дюжин милых шалуний подходящего цвета!
— Слабая надежда, — возразил я, — поскольку мы торчим здесь, в дикой глуши, в четырех с лишним тысячах миль от Англии и без малейшей возможности выбраться отсюда!
— Да ты никак тоже стал брюзгой, Джереми? А мне кажется, мы были в худшем положении, когда испанская Милосердная Дева собиралась нами подзакусить, — и что же? Вот мы здесь, в целости и сохранности, если не считать нескольких сотен укусов насекомых и вконец испорченного платья, годного теперь разве только для огородного пугала! Клянусь головой, у этого поросенка, которого мы съели, был дурной характер, раз он навел на нас такую меланхолию! Однако пора спать. — И с этими словами маленький рыцарь, добродушно подмигнув мне, завернулся в свой плащ и тотчас же снова захрапел.
— Веселый парень, — сказал Саймон. — Если бы не он да не табак, нам бы туговато пришлось, приятель: здешние леса держат своих узников почище тюремных казематов! Ну а теперь, Джереми, я хотел бы услышать о твоих похождениях из твоих собственных уст, так как Бог знает, сколько правды было в истории, рассказанной мне сэром Джаспером. Она звучала как сказка!
