— Слушайте! — закричал он. — Тот, кто не преклонит колени перед Железной Девой, погибнет в ее чреве, но тот, кто признает владычество священного папского престола и вернется в лоно истинной Церкви, будет спасен!

С этими словами он вновь зазвонил в судовой колокол, и вместе с тарахтением чудовищного механизма Железной Девы до нас откуда-то со шканцев донеслось мрачное и унылое пение заупокойной молитвы, заморозившее кровь в наших жилах. Четверо солдат вывели вперед сэра Джаспера и приготовились толкнуть его на роковую железную пластину перед статуей, которая опять раскрыла свои объятия в ожидании первой жертвы. Однако маленький рыцарь не собирался отправляться на тот свет, не произнеся предсмертной речи. Он вежливо поклонился капитану Гамбоа и монаху, предупредил их о неотвратимом мщении со стороны королевы Бесс и затянул длинную тарабарщину на испанском языке, выражая свое восхищение красотой и достоинствами Железной Девы и даже высказав несколько остроумных шутливых замечаний относительно ее характера и вкусов; но в живых черных глазах его неизменно сохранялся лукавый блеск, заставивший меня заподозрить наличие какого-то хитрого плана, родившегося в его изобретательной голове. В конце концов он в весьма изысканной манере поблагодарил своих палачей за то, что те милостиво избавили его от ужасной смерти через повешение, чего он, по его словам, страшился более всего, заменив более легкой и необычной смертью в объятиях Железной Девы; затем, склонив голову и выдержав короткую паузу, он поднял на нас глаза и ободряюще кивнул нам.

— Джентльмены, — сказал он, — если кому-нибудь из вас удастся ускользнуть из лап этих злодеев, прошу вас передать мою глубокую преданность и почтение Ее Величеству, которая, несомненно, будет рада получить весточку от меня, ведь она частенько говорила… впрочем, об этом сейчас не время и не место распространяться. И еще прошу вас напомнить обо мне леди Кэмберден и ее друзьям, а также Сьюзен Роттерли из таверны под вывеской «Кабанья голова», что на полдороге между лондонским Сити и Темпл-Баром. И еще за мной осталось несколько неоплаченных долгов — так, пустяки, ничего особенного, — но если бы вы…

Как долго он разглагольствовал бы таким образом, я не знаю, так как по приказу капитана Гамбоа его отвели в сторону и предупредили, что смерть в объятиях Железной Девы ему заменена казнью через повешение, когда со всеми нами будет покончено. Сэр Джаспер выразил бурный протест и принял удрученный и озабоченный вид, а я не переставал удивляться хитрости и находчивости этого человека, поскольку еще накануне он сообщил мне, что казнь через повешение — самый быстрый и безболезненный способ лишить человека жизни, о чем он узнал от нескольких своих веселых собутыльников, занимавшихся разбоем на больших дорогах, которые на собственной шее испытали — правда, всего лишь наполовину, — воздействие пеньковой петли, обычного в те времена наказания для грабителей.

Следующим на очереди был мастер Роджерс; его поставили у начала платформы, там, где она соединялась с палубой, и предложили поклониться железному идолу. Он не обратил внимания на это требование, но, выпрямившись во весь свой рост и развернув широкие плечи, обратился к нам:

— Джентльмены и товарищи, прощайте! Ребята, берите пример с вашего капитана, но, если кто-нибудь из вас спасется, пусть он отыщет на Гаванской улице в Плимуте девицу Розу Трегартен из Корнуолла и расскажет ей, как я умер и о ком я думал перед своей кончиной…

Голос его перехватило спазмой, но тут опять раздалось тягучее заунывное пение, и солдаты с алебардами сомкнулись вокруг нашего славного капитана; я не видел его из-за своего невысокого роста, но знал, что его втолкнули на роковую железную пластину, игравшую роль спускового крючка всего этого дьявольского механизма, потому что снова послышался рокот вращающихся колес, шум рухнувшего в воду якоря, и все замолкло.

Я не слышал ни крика, ни стона, но когда я вновь взглянул на железного идола, то увидел, что створки его опять открываются; мгновение спустя до меня донесся плеск упавшего в воду тела, и меченый негодяй с родимым пятном на лице перегнулся вниз с платформы и громко сказал по-английски:

— Клянусь святым Антонием, трое из них уже здесь, а вон и четвертая приближается!

Я вздрогнул и закрыл глаза, ибо вспомнил испуг купальщиков с «Морской феи», когда они заметили острый треугольный плавник в заливе у побережья Санто-Доминго.

И вновь зазвучала заупокойная молитва, и, когда солдаты расступились, я снова увидел распахнутые створки железной статуи, но теперь все острые стальные шипы ее были окрашены в ярко-алый цвет и тонкие струйки крови стекали с них на выскобленные добела доски платформы. Это было жуткое зрелище, но страх почему-то полностью покинул меня, уступив место яростной злобе и ненависти. И тем не менее, взглянув на лицо монаха, я мог бы поклясться, что ему нравится вся эта кошмарная картина не более, чем мне; я подумал, что он просто фанатик, убежденный в необходимости творить зло во имя победы над ересью ради утверждения высших догматов своей веры; но что касается капитана Гамбоа и испанца с родимым пятном, то они просто упивались ею, о чем свидетельствовало выражение их лиц, а мне страстно захотелось хоть на мгновение стиснуть пальцы у них на горле.

Настал черед мастера Трелони, и бедняга поистине мужественно встретил свою судьбу.

Наконец никого больше не осталось, кроме каютного юнги и меня; к этому времени вся платформа вокруг подножия статуи была красной и скользкой от крови, а снизу доносились всплески могучих хвостов морских чудовищ, сражавшихся за свою добычу. Мальчик-юнга упал в обморок на палубе, и я подумал, что эти бесчеловечные изверги могли бы помиловать хоть его, так как он не в состоянии был поклониться Железной Деве, даже если бы и захотел. Призвав на помощь все мои знания латыни, я попытался заступиться за мальчика, но получил сильный удар древком алебарды по зубам; зазвучала погребальная молитва, тело мальчика было поднято и без всяких церемоний брошено за борт. Я возблагодарил Господа за то, что бедняга был без сознания, и приготовился к собственной кончине. Словно вспышка молнии, в моем сознании промелькнули воспоминания о де Кьюзаке, о госпоже Марджори, о коричневой шкатулке, об убийстве де Папильона. Я вновь увидел перед собой пиратскую галеру и Фила Бартлоу, постукивающего каблуками по ее палубе. Я почувствовал петлю, затягивающуюся у меня на шее, как тогда, на рыночной площади Портсмута, и вспомнил жаркую схватку на дороге в Плимут. Я подумал о моем добром друге Саймоне Гризейле и почувствовал радость оттого, что его нет здесь, среди нас, приговоренных к смерти; и тут зазвучало заунывное пение, и я понял, что час мой настал. Я поднял глаза и невольно вздрогнул от неожиданности: белое пятнышко на горизонте, которое я принял за крыло чайки, в конце концов и впрямь оказалось кораблем, приближавшимся к нам с каждой минутой. Надежда забрезжила во мне, потому что путы, стягивавшие за спиной мои локти, были непрочными, а ярость придавала мне силы безумца.

— Мужайтесь, мастер Клефан, и прощайте, — печально напутствовал меня сэр Джаспер, когда створки статуи раскрылись передо мной.

— Как бы не так! — твердо возразил я и, решительно шагнув вперед, опустился на колени на залитые кровью моих товарищей доски помоста. Позади послышались изумленные голоса, и до моего слуха донеслось глухое проклятие сэра Джаспера. Монах встал передо мной и благословляющим жестом высоко поднял массивный крест, возведя глаза к небу; я еще ниже опустил голову, сцепив зубы и моля Господа придать мне силы. До предела напружинив мышцы рук, я резко выгнул спину, чувствуя, что все мои сухожилия готовы вот-вот разорваться. От напряжения кровь прилила к моей голове и в глазах поплыли темные круги; тонкий линек врезался в тело, вызывая нестерпимую боль, но тут раздался легкий треск, веревка лопнула, не устояв перед натиском, и я был свободен С торжествующим возгласом я вскочил на ноги, угодив головой прямо в живот монаху: тот от неожиданности взмахнул руками, поскользнулся и, чтобы сохранить равновесие, сделал шаг назад. Послышался короткий вопль, заглушенный ворчанием механизма, приводившего в действие створки Железной Девы, доски помоста затряслись, но я уже не замечал ничего Я развернулся и молча прыгнул на ближайшего ко мне солдата, лицо несчастного буквально провалилось под ударом моего кулака, и я вы хватил пику из его ослабевших пальцев прежде, чем он растянулся во весь рост на палубе. Не мешкая я бросился на шеренгу опешивших алебардистов, но те прыснули от меня в разные стороны, точно кучка испуганных овец. Больше для забавы, чем по необходимости, я сшиб одного из них, пересек полуют и спрыгнул вниз, на палубу Двое матросов попытались остановить меня, но одного я свалил ударом кулака, а другого схватил за грудки и грохнул о мачту с такой силой, что услыхал, как треснул его череп, и он свалился на палубу безжизненной грудой.